– Привет! Мне только показалось, или одна из прекрасных кариатид с улицы Альберта вышла пройтись по городу, пока нет туристов, – произнёс я, стараясь не спугнуть свою неожиданную улыбку. Как ни странно, говорить я тоже не разучился, хотя подзабытый мною за долгое время собственный голос звучал хрипло.
– Не желаете познакомиться с ожившим атлантом вашей мечты? – продолжил я, удерживая улыбку на лице.
Соседка приязненно посмотрела на меня взглядом согласной на долгое знакомство женщины и ответила:
– Привет, оживший атлант! Давай познакомимся!
Её звали Илона. Удивительно, что до этого я совершенно не задумывался о её имени, хотя знал о ней многое. Мне это даже в голову не приходило. Я пригласил соседку в кафе. Пока мы разговаривали за столиком, я наблюдал, как шевелятся её полные губы, как двигаются кисти рук, поправляя цепочку на шее и вращая колечко на пальце. А её голос! Он был приятный, переливистый, с несколькими сиплыми нотками. Будто после перенесённой простуды. Сейчас я даже не могу вспомнить, о чём мы тогда говорили. Но неловких пауз между нами не возникало, и беседа лилась спокойно и плавно.
А ещё от Илоны пахло грехом. Я ловил этот запах, как дикий зверь ловит запах далёкой добычи. Он просачивался сквозь трещины в толстой наледи одичалости, которой я покрылся за зиму. Я не могу описать его, но дело, определённо, было не в парфюме. Скорее, наоборот – аромат её духов меня раздражал. Он был слишком громкий, кричащий, мешающий. Интересно, поняла ли она тогда, что я учуял этот первобытный запах женщины?
Закончив уже остывший кофе, мы обменялись номерами телефонов.
– До свидания, прекрасная кариатида! – сказал я на прощание и пожал Илоне руку. – Сегодня мой лучший день за всю зиму!
– До свидания, оживший атлант! – ответила она и ушла.
Я не стал возвращаться к себе, а пошёл гулять по вечернему городу один. Впервые за долгое время Рига заулыбалась мне яркими огнями жизни. Жёлтые окна многоквартирных домов были похожи на поле, заросшее мать-и-мачехой. А неоновые вывески магазинов рассыпались на февральском морозе разноцветными пятнами сирени. Уличные, белого света фонари почему-то пахли ландышами. Этот тончайший аромат отражался в замёрзших лужах и щекотал моё проснувшееся воображение. «Завтра надо сделать в квартире уборку», – решил я, вернувшись домой.
***
Долгое время Илона не появлялась. Каждый вечер я ждал её, но напрасно: тёмные окна её квартиры смотрели на меня пустыми глазницами. Мысли роились в голове: «Куда она пропала? Может, она заболела или куда-то уехала? Захочет ли она ответить мне на звонок или дала свой номер только потому, что не решилась отказать городскому сумасшедшему?»
Я чувствовал, что после знакомства с соседкой что-то изменилось в моём затхлом мире. Ледяная короста отрешённости, которой я покрылся за последние месяцы, пошла трещинами и начинала таять от искры, рождённой Илоной. Сериальный образ женщины из окна напротив стал осязаемым. Моя рука помнила её прикосновение! Я закрывал глаза и видел, как шевелятся её чувственные губы.
Во время долгих прогулок по городу я вглядывался в бесстрастные лица кариатид или рассматривал женские маскароны на домах, пытаясь найти среди них кого-нибудь похожего на Илону. И вдруг однажды нашёл! Одна кариатида на улице Альберта была похожа на неё как родная сестра. С тех пор каждый раз, проходя мимо кариатиды-Илоны, я приветствовал её лёгким поклоном головы. А потом долго стоял рядом и любовался, полунагой и усталой, придавленной грузом повседневных забот.
Не дождавшись соседки очередным вечером, я отправил ей сообщение: «Привет! Давай увидимся завтра?!» Она сразу отозвалась: «Давай!» и прислала сердечко вдогонку. Мой завтрашний день начался с бессонницы. Не помогла даже конская порция виски. Поворочавшись немного и сделав безуспешную попытку почитать, я встал и подошёл к окну. Лампа ночного освещения на улице тоже не спала, нервно моргая своим электрическим глазом. В тишине бессонной ночи я вслух разговаривал с воображаемой Илоной, и мой голос уже не казался мне чужим и забытым. Я заснул только под утро, когда её образ перед глазами стал уже не таким ярким, а лишь слабо мерцал в моём сознании.
Мы встретились в кафе недалеко от Домского собора. Я пришёл немного раньше и заказал имбирный чай со своим любимым десертом «Старая Рига». В моём детстве он был для меня олицетворением королевского деликатеса, символом несоветской роскоши. Мне нравилось смотреть, как десерт дрожит на ложке, белый и упругий, когда с вожделением медленно подносишь его ко рту. Я ловил вибрацию каждого кусочка, положенного на язык перед тем, как растереть его языком по нёбу, смакуя желейный творожный вкус и наслаждаясь протяжным послевкусием. Глядя на заказ, принесённый официантом, я поймал себя на мысли, что «Старая Рига» напоминает мне грудь Илоны: белую и нежную, вздрагивающую в танце. Когда официант отошёл, я украдкой наклонился к тарелке и потрогал десерт языком. В этот момент за спиной послышался знакомый, немного осипший голос:
– Привет! Угостишь даму лавандовым кофе с чизкейком?
– Конечно, – приветливо буркнул я в ответ. Мне стало неуютно от мысли, что соседка точно так же сейчас наблюдала за мной, как и я за ней из своей квартиры.
Илона сняла куртку и села за столик. Всё помещение кафе вмиг наполнилось запахом греха и парфюма. Может, это именно он лишил меня покоя и не давал заснуть по ночам? У соседки был хороший аппетит. Часто женщины едят медленно, отвлекаясь на долгие разговоры. Илона ела по-мужски уверенно, без болтовни. Лишь поведала, что очень проголодалась. Быстро закончив, она достала телефон, внимательно осмотрела себя на экране, смахнула невидимую крошку с губы и бодро спросила:
– Ну, какие у нас планы?
– Пойдём гулять по городу! Сегодня особый день.
– Какой? – Илона посмотрела на меня недоумённо.
– День почитания облаков. Прекрасный повод трепетать мурашками своих тайных желаний и ловить ртом падающие снежинки. И вместе с ними мы ритуально доедим последние дни зимы. Даже если ты ещё не наелась, то через час прогулки появится приятное чувство сытости. – Моё ожившее красноречие уверенно побеждало накопившееся во мне за зиму человеконелюбие.
Илона улыбнулась и сказала: «Я с удовольствием доем с тобой эту зиму!» Я подал ей куртку, и мы вышли из кафе. Какое-то время запах греха просачивался через одежду, но вскоре на морозе он пропал. Лишь шлейф её духов плыл за нами по стылой улице.
***
Мы, не спеша, шли под руку по Старому городу. Иногда через просветы в плотных облаках пробивалось солнце. Знакомые разноцветные дома по пути приветствовали нас поднятыми вверх руками своих труб. Я развлекал Илону историями о любимом городе.
– У меня есть заветные места, куда я обязательно прихожу, гуляя по Риге. Одно из них – памятник первой в мире рождественской ёлке на Ратушной площади. Главная идея европейского гуманизма – банальность добра. А украшенная игрушками ель – её воплощение. Облепиховые ягоды гирлянд и огоньков яркими гроздьями висят на пушистых ветвях. Новогодняя бижутерия украшает здания, пряный запах глинтвейна окутывает рождественские рынки, а шумное многоголосие наступающего праздника эхом отражается от старинных зданий. Всё это рождает волшебство! – я говорил это и не верил, что в этом году праздник прошёл так бездарно.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: