Севастопольский блиц

Тогда же и там же. Даша Севастопольская

Ох, ну и денек был! Я даже устала удивляться. А каково было Николаю Иванычу… Ему пришлось изрядно перенервничать. Но, слава Богу, день этот завершился, и завершился вполне благополучно. Многое прояснилось, многое встало на свои места. А главное, к нам пришла убежденность, что отныне на страже интересов Российской Империи стоит могучая сила, которая является порождением другого мира и по воле Всевышнего пришла к нам на помощь в трудный час. Так, значит, те, кто посетил нас сегодня, тоже происходят из России – но из другой России, шагнувшей на полторы сотни лет вперед… Чудны дела твои, Господи! Воистину не оставляешь ты милостью Своей державу нашу…

Я долго не могла заснуть, прокручивая в голове этот день. Помимо всего остального, у меня была и еще одна причина для размышлений… Сегодня, когда все увлеклись обсуждением планов по усовершенствованию работы гошпиталя, ко мне вдруг подошла Лилия. По правде говоря, я ее стала чуток побаиваться после того как выяснилось, что она никакая не девочка, а самая что ни на есть богиня. Я, в отличие от доктора, сразу в это поверила. Мне батя когда-то сказывал про богов про эллинских, вот и Лилия, выходит, как раз из них… Ну, то есть я, конечно, понимаю, что есть Всевышний, и он главный; но почему не может быть таких созданий, которые не такие могущественные как он, но все ж бессмертные и могут творить разные чудеса… Если бы не моя личная встреча с Лилией, я бы сочла такие мысли богохульными и долго бы молилась, чтобы Господь простил меня. Ну а так, пожалуй, никакого греха в моих рассуждениях не было; а тем более те, с которыми Лилия пришла сегодня, заявили, что они тут, в нашем мире, оказались по Божьей воле…

Ну так вот. Лилия подошла ко мне незаметно и тронула за руку, я аж вздрогнула.

– Идем-ка отойдем, поговорить надо… – прошептала она.

Я не решилась отказать ей, да и интересно мне стало. И вот мы вышли в коридор, и тут она мне тихо так, глядя в глаза, говорит:

– Дашка! Слышь, что скажу. Да внимательно слушай-то… это важно.

– Да, я очень внимательно слушаю… – пролепетала я, склоняясь к ней поближе.

– Значит так, подруга… – тихо заговорила она, и в голосе ее было нечто такое, что я поняла: это и вправду очень важно. – Скоро к тебе начнет подкатывать некий молодчик. Хорош он собою да пригож вполне – но ты не вздумай поддаться, если не хочешь остаться несчастной! Ты поняла меня?

– Да, я поняла… А почему…

– Я объясню почему, – сказала Лилия, продолжая смотреть на меня этим своим невозможным взглядом исподлобья, – несмотря на смазливую мордашку, человек этот страдает алкогольной зависимостью. Пьяница он, понимаешь? Свой порок он, правда, искусно скрывает. Но дело даже не в этом. А в том, что вовсе не любовь будет руководить им, когда он сделает тебе предложение руки и сердца. Он позарится на твои деньги – на ту тысячу, которую обещал тебе император в случае замужества. Да нет, – усмехнулась девочка-богиня, – конечно, твои сиськи ему тоже нравятся, но, поверь, это совсем не тот человек, который будет тебе надежной опорой. Наоборот, это он будет искать в тебе поддержку – и ты, добрая душа, не откажешь в этом своему супругу… Но скажи мне – разве ты не достойна настоящей мужской любви, заботы и трепетной нежности? Разве ты, такая молодая и красивая, обладающая всеми добродетелями, заслуживаешь того, чтобы тобой понукал пьяница? Ни детей ты с ним не родишь, ни дома не построишь, а тысячу свою быстро профукаешь… Нет, не заслуживаешь ты такой доли; никто из женщин этого не заслуживает. Просто есть дуры, а есть те, кого вовремя предупредили… Ясно тебе?

– Ясно… – кивнула я, совершенно ошарашенная услышанным; впрочем, поверила я ей безоговорочно.

– Хорошо… – произнесла она. – Так, значит, ты поняла, что тебе нужно сделать, когда ты увидишь перед собой русый чуб и шальные голубые глаза?

– Да… поняла… – робко кивнула я, – я буду держаться от него подальше…

– Молодец! – сказала Лилия. – А я тебе в свою очередь могу пообещать, что устрою твою судьбу наилучшим образом. Ты хоть и вышла из нужного возраста, но наивна еще, будто дитя. А потому, так уж и быть, найду я тебе мужа – надежного как скала, который польстится не на твои большие сиськи, а на твою большую душу…

И она озорно подмигнула мне.

– Правда? И как ты это сделаешь? – недоверчиво спросила я.

– Секрет! – тихонько рассмеялась она. – Богиня я или нет?

И тут мне захотелось ее обнять. Она, наверное, прочла это желание в моих глазах – и обняла меня первая. И в этот момент ко мне пришла твердая и окончательная уверенность, что я непременно буду счастлива…

10 апреля (28 марта) 1855 год Р.Х., день второй, вечер. окрестности Севастополя, штаб французской армии в Крыму.

Присутствуют:

Командующий французской армией в Крыму – дивизионный генерал Франсуа Канробер;

Представитель императора Наполеона III – дивизионный генерал Адольф Ниель;

Начальник инженерных частей в Крыму – бригадный генерал Мишель Бизо;

Командующий левым флангом (I корпус) – дивизионный генерал Жан-Жак Пелисье;

Командующий правым флангом (II корпус) – дивизионный генерал Патрис де Мак-Магон.

Командующий французской экспедиционной армией был мрачен, как будто только что его приговорили к смертной казни через гильотинирование.

– Итак, месье генералы, – открыл совещание Франсуа Канробер, – должен вам сказать, что пришел ответ из Парижа на мою вчерашнюю телеграмму. Император не поддержал предложенную мною выжидательную тактику. Ему нужна победа и только победа, триумф от захвата Севастополя закроет все наши неудачи. И в то же время он совершенно не желает, чтобы мы влипли здесь в какое-нибудь невыполнимое дело и погибли вместе с армией. Риск неудачи должен быть полностью исключен. Требования, противоречащие друг другу, ибо риск на войне неизбежен, а в наших условиях особенно…

Немного помолчав, командующий армией добавил, обращаясь к Адольфу Ниелю:

– Месье Ниель, вы тут у нас как бы представитель Императора… но Его Величество сейчас в Париже, в Тюильри, где все хорошо и цветут каштаны, а вы вместе с нами здесь, под Севастополем. И, в отличие от Императора, вы прекрасно знаете, что в ответ на каждый выстрел нашей пушки по Севастополю с вершины Сапун-горы прилетает с десяток вражеских бомб, которые разносят вдребезги всю батарею. Заметьте, только в ответ. Тот, кто засел на вершине этой горы, явно не горит желанием убивать всех французов до последнего, он всего лишь принуждает нас к миру с русскими…

– Месье Канробер… – Генерал Ниель нервно прошелся туда-сюда по шатру, – а почему вы решили, что на вершине горы засели не русские, а кто-то еще? Мне кажется, не стоит множить сущности и считать, что у нас два разных противника, в то время когда он только один…

– Месье Ниель, – вздохнул командующий армией, – если бы там находились русские, то они посыпали бы нас своими бомбами до исчерпания возимого боезапаса, а потом попытались бы прорваться обратно в Севастополь. Наши артиллеристы уже несколько раз воспринимали молчание батарей на горе как признак исчерпания запаса снарядов, но всякий раз попытки возобновления бомбардировки Севастополя приводили только к уничтожающим все огневым налетам. Примерно так же в средние века вели себя командиры наемных армий, которые совершали только те действия, на которые подписали контракт, и ничего более.

– Наемники, говорите… – хмыкнул генерал Ниель, – вы себе представляете, месье Канробер, в какую кругленькую сумму должно было обойтись формирование и экипировка такого отряда, численностью не меньше, чем несколько тысяч пехотинцев, и около сотни артиллерийских орудий?

– Орудий такой дальнобойности и бомб такой мощности, – зло бросил генерал Пелисье, – между прочим, нет больше ни в одной армии мира! Мы не в состоянии бороться с этой напастью, поскольку для того, чтобы обстреливать цели на вершине горы, наши пушки потребуется подтянуть к вражеским батареям примерно на километр или даже ближе. Пока мы будем пытаться решить эту задачу, наших артиллеристов будут расстреливать как на полигоне. Да и потом. Наша артиллерия с легкостью разрушает возвышающиеся над землей укрепления русских: бастионы, куртины, редуты и люнеты; но как, простите, прикажете справляться с противником, который полностью зарылся в траншеи, выставив на поверхность только стволы орудий и винтовок? Вот еще одно доказательство, что на вершине горы сидят не русская армия, а кто-то другой. Совсем другая тактика ведения боевых действий, другая военная форма и другое оружие. При отражении вчерашних атак британской пехоты в подзорную трубу достоверно было видно, что обороняющиеся заряжают свои винтовки с казенной части, чем и добиваются невиданной скорострельности.

– Винтовки Дрейзе, – тяжело вздохнул генерал Ниель. – Проклятые пруссаки, только у них есть на вооружении такая дрянь. Эти казнозарядные винтовки ненадежные, капризные, требующие тщательного ухода, их спусковые механизмы игольчатого типа часто ломаются, но при этом их скорострельность примерно в два раза выше нашего штуцера Тувинена. И пушки тоже наверняка прусские – какое-нибудь новшество, придуманное на нашу голову месье Круппом и отправленное в Россию для войсковых испытаний.

– В таком случае, – веско сказал генерал Пелисье, – проще предположить, что пруссаки послали на эту войну не только оружие, но и своих солдат, или как минимум офицеров. Им не привыкать наемничать, кроме того, и прежде они посылали своих офицеров для стажировки в составе русской кавказской армии. К тому же таким офицерам очень легко маскироваться. Кто отличит немца из Пруссии, служащего в русской армии по найму, от почти такого же немца из Прибалтики, который является подданным русского царя? Тем и объясняется другая тактика: что именно таким образом собираются воевать пруссаки в новых условиях, когда артиллерия становится способной разрушать любые надземные укрепления, а скорострельные винтовки косят атакующих, не позволяя им сойтись врукопашную.

Немного помолчав, Пелисье посмотрел на генерала Ниеля и добавил:

– Адольф, я сказал все это для того, чтобы развить вашу мысль о русском происхождении людей, занявших вершину Сапун-горы. Но на самом деле это не имеет отношения к реальности. Пруссаки они, русские или кто-нибудь еще – эти люди не приходили на вершину этой горы так, как это делают обычные смертные. Дело в том, что как только стало понятно, что гору занял неприятель, мы послали отряды с целью блокировать врагу все возможные пути подвоза пороха и продовольствия. Так вот: наши солдаты, обследуя склоны горы, так и не сумели найти там ни одного места, где наверх могли бы подняться несколько тысяч солдат и до сотни пушек со своими упряжками. На том месте непременно должна была остаться настоящая дорога с колеями, разбитыми колесами орудий… но мы не обнаружили ровным счетом ничего. Эти солдаты, кто бы они ни были, просто появились ниоткуда на вершине Сапун-горы вместе со своими пушками… или перелетели по воздуху. – Он обвел присутствующих хмурым взглядом. – Да-да, именно так, как бы абсурдно это ни звучало. И в связи с этим я думаю, что нашему императору Наполеону тоже следует поберечься… Ведь в следующий раз несколько тысяч грубых незнакомцев могут появиться не здесь, на окраине цивилизованного мира, а где-нибудь в саду Тюильри, в ста шагах от места пребывания императора и императрицы…

На несколько мгновений повисла напряженная тишина.

– Так вы считаете, – наконец сказал генерал Мак-Магон, – что наши мероприятия по блокированию вершины горы можно считать бесполезными?

– Да, Патрис, – веско ответил генерал Пелисье, – я так считаю. Ни к чему, кроме распыления резервов, эта тактика не приводит, а припасы и все необходимое на вершину горы неизвестный нам противник доставляет все тем же путем, каким туда уже попали войска и пушки. Они могут сидеть там вечно, полностью сорвав нам кампанию в Крыму, а могут уже завтра убрать оттуда своих головорезов; но это решать не нам. Все зависит от их взаимоотношений с русскими, а точнее, от того, какие условия неизвестный нам хозяин этой частной армии выставил молодому русскому императору: только финансовые или же еще и политические…

– Дорогой Жан-Жак, – проворчал генерал Канробер, – так вы все-таки настаиваете на версии о наемниках?

– Я, черт возьми, дорогой Франсуа, ни на чем не настаиваю, – проворчал в ответ генерал Пелисье, – это лишь одна из версий, которая может иметь отношение к реальности, а может и не иметь. Мы не знаем о нашем новом противнике ничего, кроме того, что он способен наказать нас жестокой бомбардировкой в случае нарушения нами необъявленного перемирия, на котором он настаивает таким оригинальным образом. Еще нам известно, что на свои позиции на Сапун-горе эти войска не пришли по суше и не приплыли по морю. Они там просто ПОЯВИЛИСЬ – каким-то образом, который лежит за пределами наших представлений о возможном и невозможном. Мы даже не знаем, все чудеса нам были явлены или же самые крупные козыри пока остаются в колоде у неведомого игрока.

После этих слов в шатре вновь воцарилась тягостная тишина. Французские генералы просто не понимали, как можно бороться с противником, который абсолютно непредсказуем и превосходит господ коалиционеров на две головы с технической точки зрения. Им неизвестны ни национальная принадлежность армии, занявшей Сапун-гору, ни поставленные перед ней задачи, ни даже ее пределы возможного в совершении военных операций.

– В первую очередь, – проскрипел генерал Ниель, – необходимо укрепить тыловые позиции нашего лагеря, ведь мы совершенно открыты в сторону склонов Сапун-горы. Мишель (генерал Бизо), отложите в сторону все остальные дела и немедленно займитесь этой задачей.

– Укрепить лагерь с тыла, конечно же, надо, – сказал генерал Пелисье, – но только в том случае, если это вообще имеет смысл. Если наш новый враг способен внезапно появляться в любой точке местности, то наши укрепления для него ничего не значат. Ибо если он захочет атаковать, то всегда сумеет напасть на нас изнутри.

Генерал Ниель замысловато выругался.

– Вы намекаете, – сказал он, – что наш неизвестный враг еще и знается с нечистой силой?

Генерал Пелисье пожал плечами.

– Сказать честно, – сказал он, – я не верю в нечистую силу. Совсем. Этот господин истреблял наших солдат бомбами и пулями, а не заклинаниями и легионами демонов. Мы тут с вами не сражаемся за веру, как некогда рыцари-крестоносцы, не сражаемся за милую Францию с ордами захватчиков, а занимаемся политикой в интересах нашего императора Наполеона Третьего, а это, черт побери, довольно грязное дело. Ну почему тысячи французских солдат должны гибнуть в войне, которая не принесет Франции никакой добычи, только потому, что прошлый русский император, сейчас уже покойный, назвал нашего Наполеона дорогим другом, а не дорогим братом? Это я к тому, что ровно с тем же успехом наш неожиданный противник может быть связан не с Князем Тьмы, а с Творцом всего сущего, или вообще с каким-нибудь безумным изобретателем, который придумал, как перемещаться по земле, не оставляя следов…