Сопки Маньчжурии

Сопки Маньчжурии
Александр Борисович Михайловский

Юлия Викторовна Маркова

В закоулках Мироздания #11
Русско-японская война, декабрь 1904 года. Порт-Артур еще не пал, но это трагическое событие не за горами. И даже в окружении русского императора не все желают победы Российской Империи. Буржуазия рвется к власти, и некоторые из денежных мешков мнят, что военный разгром приблизит долгожданные реформы по европейскому образцу: царь должен царствовать, а править будут они, владельцы заводов, газет, пароходов. За них – банкирские дома Лондона и Парижа и отечественные мастера крупных гешефтов, за них – всесильное масонство. И против такой силы бесполезен отчаянный героизм и жертвы со стороны русских солдат, матросов и офицеров. Кому-то горе и смерть, а владеющим капиталами – неограниченная власть.

И в этот критический момент в войну вступает загадочная третья сторона. Свой меч на чашу весов мировой политики бросает самовластный Великий князь Артанский, любитель стремительных сокрушительных ударов и окончательных побед. Он держит ответ за свои деяния исключительно перед Всевышним. Пройдет немного времени – и мир поймет, что этот человек принес с собой необратимые перемены.

В оформлении обложки использован фрагмент картины художника Н.С. Самокиш «На сопке после штурма», написанной в качестве иллюстрации к книге «Война 1904-1905. Из дневника художника», вышедшей в печать в 1908 году.

Александр Михайловский, Юлия Маркова

Сопки Маньчжурии

05 декабря (22 ноября) 1904 год Р.Х., день первый, 05:35. окрестности Порт-Артура, гора Высокая (она же по-японски «высота 203»).

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Стоя на вершине «высоты 203» в полной темноте[1 - Ночь 4-5 декабря 1904 года по Григорианскому календарю приходилась на новолуние и, соответственно, вся боевая деятельность от заката до рассвета полностью замирала, если не считать беспокоящего обстрела из тяжелых орудий в соответствии с заранее разведанными установками.], я магическим зрением обозревал окрестности и мысленно матерился как последний извозчик. При нормальном подходе к делу эту ключевую, господствующую над местностью высоту можно было превратить в укрепленный район повышенной недоступности, у подножия которого грудами трупов легла бы вся японская армия при минимальных потерях обороняющихся. Если все делать «самым настоящим образом», то на этой высоте должны иметь место изломанные линии траншей и ходов сообщения, заглубленные в землю доты и дзоты, вооруженные пулеметами, простреливающими склоны фланкирующим огнем, сплошная путаница проволочных заграждений. При этом на самой вершине необходимо устроить надежные бункера с толстыми бетонными перекрытиями, вмещающие в себя командный пункт, лазарет и казарму, где гарнизон мог бы отсиживаться во время тяжелых артиллерийских обстрелов.

А что мы видим? Вместо траншей – стенку из камней, высотой едва ли не по пояс. Никакой защиты при артиллерийском или даже ружейно-пулеметном обстреле она не дает. Вместо дотов – вообще ничего. Вместо колючей проволоки (изобретенной, кстати, за четверть века до сего момента) – частокол и эскарп как во времена Батыева нашествия, а вместо бункера на вершине – открытый всем шрапнелям форт, с такой же открыто расположенной артиллерией, сейчас уже приведенной вражескими обстрелами в полную негодность. Собственные батареи противник прячет в складках местности, корректируя огонь с наблюдательных пунктов, и смеется над глупыми длинноносыми варварами, выставившими свои пушки на прямую наводку.

Едва я об этом подумал, как энергооболочка бога войны шепнула мне на ухо: «Автор проекта сухопутной крепости Порт-Артур – генерал-майор корпуса военных инженеров Константин Иванович Величко… Шо маемо, то маемо…»

Что касается вражеской пехоты, то она, в отличие от русских солдат, открытых всем обстрелам, сидит в глубоких траншеях полного профиля, буквально выдолбленных киркомотыгами в каменистом грунте. Поэтому и соотношение потерь при штурмах столь неприличное: японцы потеряли семь с половиной тысяч человек, а русские – целых четыре с половиной тысячи солдат. Причина японских потерь – крутые открытые склоны, вверх по которым надо упорно карабкаться под огнем противника, зачастую вставая на четвереньки. У русских же фактически отсутствуют реальные укрытия, из-за чего вражеский артиллерийский обстрел и ружейный огонь наносит защитникам высоты столь большой урон. Русские своих убитых уже вынесли и похоронили, из-за чего вершина горы кажется «чистенькой». То тут, то там лежат только отдельные японские солдаты, сумевшие вскарабкаться на эскарп к линии обороны и убитые уже здесь. Поначалу таких сбрасывали вниз, на бесполезные колья, и только потом, когда русских осталось мало, их стали оставлять там, где их и застала смерть. Остальные японцы погибли внизу: крутые склоны устилал сплошной ковер мертвых тел. Если бы не температура воздуха, которая на два-пять градусов скачет вокруг нуля, все вокруг уже давно благоухало бы отборным скотомогильником. Но Отец Небесный миловал. Вся японская мертвечина сохраняется в ожидании похорон как в холодильнике морга.

Но так жить нельзя; на всей высоте разведчики капитана Коломийцева нашли не более сотни русских солдат: две трети из них были ранены, многие тяжело. Так и лежали, кое-как перевязанные, на земле, сжимая в руках винтовки, в ожидании момента, когда рассветет и япошка пойдет в свою последнюю атаку. Тогда эти герои выпустят в наступающие цепи последние оставшиеся патроны и умрут с чувством исполненного перед страной долга.

Я же от таких зрелищ местной русской действительности начинаю сатанеть… Наверное, в эти минуты Фок, Стессель и другие деятели местного артурского бомонда беспокойно заворочались в своих мягких постелях, чувствуя сквозь сон, как к заднице на толщину трусов приближается осиновый кол. Но этот гнев – дело вторичное, никуда эта публика от меня не уйдет; сейчас надо исправлять положение и готовиться с рассветом отбивать японскую атаку. Для начала необходимо собрать всех русских раненых, кто еще жив, и отправить их в наш госпиталь в Тридесятом царстве. Я ощущаю этих людей как «своих» – а значит, они должны жить. После необходимо ввести на эту гору уже побывавший в похожем деле 1-й пехотный легион милейшего Велизария. Но прежде необходимо правильно оборудовать позиции, а не то мои люди начнут гибнуть с той же дурацкой скоростью, как и подчиненные генерала Фока. А это не есть хорошо.

Но для того чтобы отрыть в скалистом грунте траншеи и построить блиндажи обычным способом, потребуется месяц работы механизированного саперного батальона. Этого месяца у нас нет, как и саперных частей соответствующей численности и оснащенности. Остается Магия Земли, которую мы уже применяли, укрепляясь на вершине Сапун-горы в мире Крымской войны. И как раз на этот случай в составе передового отряда, помимо меня самого, присутствует вся наша магическая пятерка. Сейчас, безлунной ночью, это совсем безопасно, даже для женщин и детей. В полной тьме в это время никто не воюет, только откуда-то с северо-восточного направления глухо бухают беспокоящим огнем осадные одиннадцатидюймовые «осакские» гаубицы. Но этими «малышками» с весом качающейся части в двадцать пять тонн мы займемся позже – сюда, на «высоту 203» их снаряды все равно не долетают.

Коллегам по магической пятерке мне не надо ничего объяснять. И Кобра, и Анастасия, и Колдун, и даже Птица – все чувствуют то же, что и я. Вот капитан Коломийцев сообщает, что все раненые вынесены через портал в Тридесятое Царство, а немногочисленные здоровые отправлены на территории редута на вершине высоты, где я ничего не планирую менять. Пусть в ходе боя японская артиллерия лупит в него по старой привычке, тратит снаряды и думает, что делает важное дело. Собравшиеся там два десятка русских солдат ничего не понимают, но люди, что хозяйничают на вершине высоты, разговаривают по-русски, а у самого старшего из них на плечах погоны штабс-капитана. Для рядового солдата местной русской армии, по службе обычно общающегося исключительно с унтерами и фельдфебелями, это большое начальство.

Наша «пятерка» мысленно берется за руки, после чего цепь замыкается. Моя энергооболочка бога войны чертит зигзагообразные линии траншей и ходов сообщения, намечает места для пулеметных гнезд и дотов литого камня. Новый УР «высоты 203» не совпадает с тем, что тут напланировал небезызвестный капитан Лиллье. На обратном скате главного гребня «высоты 203» намечены орудийные дворики для шести 120-мм минометов, и углом к ним на внутреннем склоне юго-западного отрога запланированы глубокие капониры для шести самоходных гаубиц и машины управления одной артиллерийской батареи, которая должна работать в основном в северо-восточном направлении. Еще две батареи дивизиона пока в резерве. И самое главное – сравнять этот дурацкий эскарп. Ни к чему нам мертвые зоны при ружейно-пулеметном обстреле. И заодно необходимо защемить, сделать непроходимыми японские зигзагообразные осадные траншеи, ведущие наверх, прямо к русским укреплениям. Надо заставить вражеских солдат как можно дольше бежать под нашим огнем вверх по склону по открытой местности. К тому же вражеские стрелки, укрепившиеся в двухстах метрах от наших траншей, будут представлять серьезную угрозу для наших пехотинцев, которые отнюдь не бессмертны. Чем ближе расположены наблюдатели противника, тем хуже работает заклинание маскировки.

И вот все готово. Сейчас линии разметки неосязаемы и видны только магическим зрением, но это пока только проект. Тем временем Дмитрий Колдун в соответствии намеченной мною схемой плетет паутину заклинания. Кобра готовится работать магическим аккумулятором, чтобы подать по энергоканалам на исполняющие контуры необходимое количество энергии. Анастасия следит за тем, чтобы при исполнении не было нежелательных световых и звуковых эффектов, а Птица наблюдает за нашим психическим состоянием. Тоже немаловажная задача, ибо работа предстоит не из легких. Колдун мысленно сообщает, что ткань заклинания готова, и я также мысленно поворачиваю ключ. Земля дрожит и медленно-медленно начинает двигаться. Это все равно что лепить из пластилина, – только это очень тугой пластилин, и действовать надо не торопясь. Миллиметр за миллиметром с утробным скрипом скалистый грунт ползет в стороны и вдавливается вглубь.

Наконец все готово. Не глянув на часы, мне сложно сказать, сколько прошло времени: час или два. С субъективной точки зрения так и вообще целая вечность. На Сапун-горе было гораздо проще. Тамошние укрепления не должны были противостоять огню современной артиллерии, да и до позиций противника было четыре-пять километров, а отнюдь не шестьсот-семьсот метров. Но в первом приближении дело все-таки сделано, поэтому я разрываю связи и распускаю «пятерку». Теперь сюда можно вводить Велизария с его башибузуками, пусть занимают оборону. К рассвету все должны уже сидеть на позициях и не отсвечивать. Применение Магии Земли для создания оборонительных рубежей хорошо еще тем, что работа идет без нарушения поверхностного слоя почвы, травяного, покрова и прочих мелких деталей, так что все созданное нами выглядит как естественные складки местности – разумеется, ровно до той поры, пока эти бугорки и ямки не плюнут в приближающегося врага ружейно-пулеметным огнем.

И вот из темного зева портала (там у нас тоже ночь), манипула за манипулой на вершину высоты вступает легион Велизария. Рослые тени в полной темноте движутся почти бесшумно, лишь тихо позвякивает амуниция, да негромко переговариваются многоязыкие голоса. Бойцовые лилитки, древние славяне-артанцы, куда менее древние рязанские вои, освобожденные мною в Крыму мира Смуты польские паны и германские наемники, понимающие языки друг друга благодаря транслирующим амулетам. А ведь это все Профессор, который, будучи глухим к магии как медведь к оперному пению, тем не менее сумел подсказать способ дублирования одного заклинания на множество фабрично изготовленных материальных носителей. Иметь амулет – это намного проще и практичнее, чем вешать такое же заклинание на ауру. Помимо трансляторов, каждый боец снабжен амулетами Истинного Взгляда, позволяющими им не спотыкаться в темноте и амулетами регенерации, способными самостоятельно заживить легкую рану и сохранить солдату жизнь при тяжелом ранении.

А вот и сам Велизарий…

– Задание для твоих людей, как обычно, господин мой Велизарий, – говорю я ему, – вцепиться в эту высоту как в свое и держаться до тех пор, пока противнику не надоест складывать штабеля из трупов своих солдат у подножия этой горы. Только учти, что здесь тебе придется иметь дело уже не с такими технически отсталыми дикарями, как в предыдущем мире. Оружие врага будет таким же дальнобойным и почти таким же скорострельным, как и у твоих солдат. Но, несмотря на свое отличное вооружение, они не более чем варвары-федераты, дикие и необузданные, которых одна заморская империя решила поставить себе на службу. Эти люди больше полагаются на ярость и отвагу, чем на хитрую тактику. Так что не удивляйся, если твою позицию попробуют просто завалить трупами.

– Я понял тебя, господин мой Сергий, – мрачно сказал Велизарий, обозрев окрестности Истинным Взглядом, – и можешь быть уверен, что я и мои люди тебя не подведем. Мы уже били множество разных варваров, и эти тоже не будут исключением.

– Таких варваров ты еще не видел, – сказал я, – технически развитые – так что они не уступают самым продвинутым народам этого мира, – в душе эти люди настолько дики, что даже не гнушаются людоедством. А еще у них в чести абсолютно бессмысленные убийства безоружных; впрочем, я не думаю, что ты сменишь стезю, отложишь оружие и пойдешь проповедовать дикарям мир.

– Да, господин мой Сергий, – покачал головой Велизарий, – мое искусство – это война, а мир и веру в Христа пусть проповедует известный плут Прокопий Кесарийский. С твоего позволения я пойду, мне еще нужно осмотреть позиции и выработать в уме план боя.

Едва Велизарий, ловко спрыгнув в ход сообщения, удалился, ко мне подошел капитан Коломийцев.

– Сергей Сергеевич, – сказал он, – тут к тебе на аудиенцию просится единственный офицер среди местных и временный комендант этого укрепления. Он ранен осколком в ногу, но со всем пылом своей юной души отказался покидать позицию, пока не переговорит с тобой. Сдается, что в данном случае мы имеем классический вариант самопроизвольно сработавшего Призыва. Я подумал, что было бы крайне неудобно уносить отсюда раненого предка под аккомпанемент его протестующих криков…

– Правильно сделал, Виктор Александрович, – ответил я. – А я-то думаю – кто это тут скребется под дверью и просит его впустить? Манкировать такими вещами ни в коем случае нельзя. Идем, покажешь мне этого героя…

Тогда же и там же. Младший инженер-механик Михаил Николаевич Лосев.

Еще совсем недавно я был уверен, что не переживу следующего дня. Вчера после последней атаки в живых на укреплениях горы Высокой оставалось не более сотни нижних чинов (в большинстве своем сильно израненных), да единственный офицер в моем лице. Иногда задумываюсь: а что делаю тут я, младший инженер-механик[2 - Младший инженер-механик – первичное обер-офицерское звание в Корпусе инженер-механиков флота (X класс Табели о рангах) с титулованием «ваше благородие».] с броненосца «Ретвизан»? Но позвало сердце – и одним из первых я сошел с корабля, чтобы воевать с японцами на сухопутном фронте, отметившись множеством разных дел. Сначала меня назначили субалтерн-офицером[3 - Субалтерн-офицер – обер-офицер, помощник командира роты, которого тот мог оставить за себя в случае отсутствия, или отправить вместе с частью солдат нести службу отдельно от места общей дислокации, ибо должности взводных командиров занимали фельдфебели и старшие унтер-офицеры.] в стрелковой роте, а потом я командовал охотничьей командой, производящей диверсии у форта № 3, за что и был награжден Анной Третьей степени.

А пять дней назад, возглавив десантную роту с «Севастополя», я контратакой отбивал у неприятеля эту самую гору Высокая. Выполнив задачу, севастопольцы ушли в тыл, а я остался со сменившими их стрелками. Мы насмерть дрались за эту гору, совершенно не приспособленную к обороне, отражая одну атаку противника за другой. Вражеский огонь косил нас, не имеющих никакого прикрытия, пули и осколки не разбирали между офицерами и нижними чинами, а подход резервов делался все скуднее. А вчера стало ясно, что более не придет никто. Резервов в крепости не осталось. Но если падет Высокая, то японцы поставят на ее вершине своих артиллерийских корректировщиков – и тогда вся крепость окажется у них как на ладони. Такие вещи я, хоть и не являюсь артиллерийским офицером, понимаю прекрасно. Так что когда настала ночь, я страдал не столько от раны в ноге, сколько от острого осознания невозможности предотвратить неизбежное падение Порт-Артура. Я мечтал о чуде. Я молился Господу, чтобы он помог нам… Но при этом я с тоской осознавал, что это конец, что мы проиграли. Я не боялся умирать, но мне не хотелось уходить из жизни, видя наше поражение.

А потом… потом послышались тихие крадущиеся шаги… и я даже подумал, что это у меня начинается бред. Но нет… все это происходило наяву. Сознание мое оставалось ясным – и я отчетливо слышал тихие голоса, вроде как говорящие на русском языке… однако при этом не было видно ни малейшего огонька. Как странно… Ведь сейчас, в новолуние, в полночь, под плотными осенними облаками, темень такая, что, вытянув руку, не увидишь кончиков собственных пальцев. В полуразрушенном редуте, где мы укрылись от пронизывающего ветра, горела лампа «летучая мышь» в корпусе из красной меди, но за пределом светового круга, который она отбрасывает, не было видно ни зги.

Набравшись храбрости, я расстегнул кобуру и крикнул:

– Эй, кто там ходит? А ну-ка покажись!

Голос мой, вероятно, звучал не так грозно, как мне бы хотелось, но в этой наполненной мраком тишине он показался мне самому достаточно громким и уверенным.

– Мы тут ходим, – на чистом русском языке довольно нагло отозвалась темнота, – бойцы разведбатальона армии Великого князя Артанского…

Конечно же, ничего подобного я не ожидал и даже на мгновение замешкался. Я не знал что и думать. Едва я собрался спросить, что это за такой Великий князь Артанский, откуда он взялся и насколько велика его армия, как из темноты в наш круг света вышли три фигуры, больше похожие на ожившие копны сена.

– Ну что, господин прапорщик, – спросила средняя фигура, – посмотрел?

Мне показалось, что зрачки глаз этого человека на мгновение сверкнули бело-голубым огнем[4 - Такой побочный эффект в темноте может дать применение заклинания Истинного Взгляда.]… Кроме того, все лицо этого человека – свят-свят-свят! – было размалевано устрашающими черными диагональными полосами, да так, что нельзя было разглядеть его черт; а в руках он с привычной небрежностью сжимал короткий ладный карабин, чем-то смахивающий на уменьшенную копию винтовки Мадсена, перевернутую вверх ногами. Еще я обратил внимание на хорошие кожаные перчатки с обрезанными пальцами и чистое литературное произношение собеседника, свойственное образованному человеку. Даже если мой собеседник не офицер, он как минимум унтер из вольноопределяющихся, поскольку для обычного нижнего чина он больно дерзок.

– Господин незнакомец, – стараясь скрыть замешательство и сдержать возмущение, сказал я, – потрудитесь представиться по всей форме и сообщить, с какой целью вы тут находитесь!

Видимо, разговаривал я достаточно громко, потому что после этих слов их темноты вынырнула еще одна подобная фигура, а трое солдат, отступив назад, растаяли во мраке.

– Капитан Коломийцев Виктор Александрович, – сказал новый визитер, – командир разведывательного батальона армии Великого князя Артанского Сергея Сергеевича Серегина. По приказу нашего Командующего мы прибыли на помощь гарнизону Порт-Артура…

– Михаил Николаевич Лосев, – сказал я, внимательно вглядываясь в фигуру говорившего, – младший инженер-механик с броненосца «Ретвизан», в настоящий момент, как последний оставшийся в живых офицер, исправляю обязанности начальника гарнизона горы Высокой.

– Ну вот и ладушки, Михаил Николаевич, – бодро сказал этот самый капитан Коломийцев, – мы вас сменяем. Ваших раненых наш командующий приказал отправить в госпиталь, а здоровые могут отойти к вашим основным позициям либо же остаться здесь и составить наш резерв. Утро обещает быть жарким.

– Но я ничего не понимаю, Виктор Александрович! – чуть не плача сказал я, теряясь в мучительных догадках. – Что это за такая Великая Артания? Никогда не слышал о таком государстве… И почему вы приходите к нам на помощь? В конце концов, куда будут отправлены на излечение мои люди, и кто вы такие вообще?

– Мы – русские люди, – сказал капитан Коломийцев, встав на одно колено и склонившись ко мне, – и Великий князь Артанский – русский человек в первую очередь. А настоящие русские люди не будут валяться лежнем на печи, пока других русских людей обижают всяческие злодеи. Поэтому мы и пришли к вам. Сказать честно, если бы японский микадо сейчас узнал, что его существование замечено моим командиром, то лучше бы он пошел и вскрыл себе живот ножом-кусунгобу, совершив обряд сеппуку. Так бы у него было меньше хлопот… – на этом слове мой собеседник замолчал, словно к чему-то прислушиваясь, а потом произнес: – О, Михаил Николаевич, слышишь? Началось…

– Что началось, Виктор Александрович? – машинально переспросил я, и вдруг услышал, точнее, почувствовал, как земля подо мной мелко затряслась, а потом застонала от давящей на нее невыносимой тяжести.

В этот момент я подумал, что, скорее всего, Артанское войско в полной темноте незамеченным сумело высадиться с кораблей в Голубиной бухте и проникнуть к нам на Высокую. Как такое было возможно осуществить, я не понимал, но это было единственное рациональное объяснение, которое приходило мне в голову. И вдруг, под эти ритмичные содрогания земли, меня неожиданно охватило чувство надежды на то, что теперь кончатся наши страдания. Неужели Господь услышал мои молитвы? Неужели он Он и вправду явил чудо? Вот – пришел настоящий командующий, который воодушевит робких, поддержит храбрых и разгромит осаждающую Порт-Артур армию генерала Ноги. А то в последнее время слишком много стало ходить разговоров о том, что любая осажденная крепость в истории была обречена на капитуляцию. Если этот Артанский князь такое могущественное лицо, раз уж его должен опасаться сам микадо, к тому ж самовластный монарх, который пришел на помощь погибающему Порт-Артуру – то, быть может, он сумеет объяснить государю Николаю Александровичу, что у нас здесь творится самая неприкрытая измена… Крепость готовят к сдаче, и только командующий сухопутной обороной Роман Исидорович Кондратенко является препятствием для этих замыслов. Пока он жив, Порт-Артур будет сражаться, но если его убьют, катастрофа неминуема.