Белый Волк

Спасибо тебе, дорогой! Кабы не ты – конец был бы славному хускарлу и бонду Ульфу Черноголовому. А заодно и Коле Переляку. То есть – мне.

А так я успел вовремя среагировать и податься влево.

Бенц! – Предназначенный мне удар меча достался коленопреклоненному пареньку. Аккурат по шлему. Шлем-то выдержал, только малость помялся, а вот моя прикрытая лишь черными кудрями голова наверняка оказалась бы безнадежно испорчена. Удачно получилось.

А кто это у нас такой шустрый? А-а-а, это же наш женишок!

Вид у Хегина Брунисовича – вполне боевой. Правая рука висит плетью, вся грудь – в кровище, однако в мускулистой шуйце – боевой меч, а в глазах – горячее желание пошалить.

Ну, дяденька! Это уже несерьезно. Убивать тебя я пока воздержусь, не то деньги платить придется, да и родня у тебя может быть… неприятная. А вот хулиганить не дам.

Элегантный отбив – и клинок господина Хегина вонзается в бревно в дециметре от входного полога… Который как раз сдвинулся, чтобы пропустить немножко холода и еще одного незваного гостя: совсем молоденького парнишку с топором на изготовку.

В современном моему рождению городе Осло есть замечательный парк с разными человеческими скульптурами. Так вот: если бы тому скульптору понадобилось ваять «Изумление», лучшего натурщика, чем паренек с топором, ему нигде не найти.

– Скиди, беги!!! – отчаянно завопил Хегин Брунисович, раскидывая руки (вернее, одну левую, правая – не послушалась) и бросаясь мне наперерез – собственной тушкой прикрыть обалдевшего вьюноша от страшного убийцы.

Храбро, ничего не скажешь. Голой жо… Простите, голой бородищей – на стальное лезвие. Ну что ты, право, так разволновался, женишок! Если я тебя, такого брутального, не убил, так, наверное, и тинейджера этого помилую.

Бросок получился не очень удачный – правая рука у меня занята, потому подстраховать было нечем. Хегин упал как раз на больное плечо, вскрикнул, аки раненый конь, и отрубился. А тинейджер… Ай да тинейджер! Нетрусливых пареньков делают в датском королевстве! Лезть на человека, вооруженного полноценным клинком, с невеликой секиркой – весьма отважный поступок. Даже если забыть о том, что этот клинок только что вывел из строя трех больших дядек.

Лично я бы не полез. Метнул бы топорик в страшного ворога, а сам выдернул бы из стены Хегинов меч.

Паренек недопетрил. Или боевого опыта не хватило. Но махал он топором недолго. Раза два только и успел. Потом я вошел в клинч, притиснул его к столбу (в кои веки я оказался крупнее и тяжелее противника!), легонько, не увеча, приложил бойкого тинейджера коленом в пах, отобрал топорик и отпустил. Вернее, передал обмякшее тельце в крепкие руки старины Пэра. Великая битва закончилась. Пора паковать трофеи.

Глава шестая,

в которой выясняются некоторые подробности из биографии Хегина Брунисона

Заиндевевшие лошадки, почуяв дымок, а значит, приближение теплой конюшни и полных яслей, затопали веселее, а по этому признаку и я, не обладавший звериным нюхом, сразу сообразил: недальняя дорога близится к финишу.

Хотя мог бы и Льота спросить: он на местности ориентировался в любое время года: вырос здесь как-никак.

Точно, впереди показался солидный забор, а из открытых ворот нам навстречу мячиками выкатились две пушистые псины и завертелись вокруг, исходя тревожным лаем. Однако близко не совались: соображали, что древком копья по морде – это неприятно.

Я спрыгнул с саней и, обгоняя лошадок, по утоптанному снежку вбежал во двор.

– Знала, что ты пожалуешь! – Рунгерд стояла на крылечке и улыбалась. В белой меховой шубке, с румянцем во всю щеку, она была просто неотразима. Я с трудом удержался от того, чтобы с ходу подхватить ее на руки.

Удержался. Не поймут. Средневековье.

Собачки тут же, без окрика, унялись и запрыгали вокруг нас уже вполне дружелюбно. Хорошие такие собачки, зубастенькие. Свартхёвди Медвежонок с ними на кабана ходил. Без проблем.

Из дома высыпали трэли. Засуетились вокруг лошадок.

Льот бросил вожжи, соскочил с саней, поклонился хозяйке. С достоинством. Свободный человек как-никак.

– Пожалуйте в дом! – гостеприимно предложила Рунгерд.

– Погоди, ясноглазая. У меня для тебя подарочек.

– О? – Все женщины, даже колдуньи, весьма любопытны. А уж если речь идет о подарке…

– Не знаю уж, понравится тебе иль нет… – проговорил я, подходя к саням. – Жениха тебе привез.

И не дожидаясь ответной реплики, скинул с саней медвежью шкуру.

На дне саней, качественно упакованные, рядком (если не сказать – кучкой), жмурясь от солнышка, возлежали трое агрессоров. Четвертого, раненного в ногу, я брать с собой не стал. Еще помрет по пути.

Удивил я свою подружку-волшебницу. Изрядно удивил. Но она умеет владеть собой.

– И кого из них ты прочишь мне в женихи?

– Я – никого. Но вот этот, – я легонько тронул древком копья скрежетнувшего зубами от злости Хегина, – козлик бородатенький назвался твоим будущим мужем.

Рунгерд наклонилась над Хегином Брунисовичем. Глаза ее сузились, губки изогнулись в иронической улыбке:

– Что-то я не припомню, чтобы принимала от тебя свадебные дары, Брунисон.

«Женишок» не ответил, только щурился и сопел в две дырочки. Неудивительно. Ротик-то я ему еще перед отъездом заткнул.

– Ишь ты как! – Я удивленно поцокал языком. – Соврал, значит, соседушка. Вот уж не думал, что такой уважаемый человек – и соврет. Представь, госпожа, ворвался ко мне в дом, с людьми оружными, мечом меня рубить взялся. И всё – от пылкой к тебе любви. Я, вообще-то, разбойников не милую, но, поскольку влюблен человек – пожалел, не убил. Уж я-то его понимаю! – Я одарил мою красавицу многозначительным взглядом. – Хотя, с другой стороны – умереть из-за любимой женщины… Это достойно висы.

А красавица выпятила губку и процедила презрительно:

– Не в меня он влюблен, Ульф Вогенсон[6 - Для тех, кто не читал первой книги. Папу главного героя зовут Григорием, то бишь «бодрствующим», – всегда начеку, настороже, или в другом контексте – «осторожным». По-датски – Вогеном.], а в мой одаль, – и трэлям: – Развяжите их, дайте им лыжи, и пусть убираются.

– Не так быстро, – возразил я. – Всё-таки их было четверо, прекрасная дочь Ормульфа. Третий у меня в усадьбе остался. Да и напали внезапно. Пришлось попортить им кожу. Не уверен, что все они смогут…

– Ха! Ну и зверя ты добыл, братишка!

Вот приятная неожиданность! Откинув дверной полог, во двор выбрался Свартхёвди Медвежонок.

– Никак сам Хегин Полбочки! А не нацедить ли нам из него ведерко-другое ворвани? – И заржал, как конь.

Уже развязанный Хегин глянул на него, как помоечный кот – на волкодава, и кое-как, с помощью мальчишки-тинейджера, уселся на край саней. Вид у «жениха» был небодрый. Крови потерял изрядно. Да и рану я ему нанес весьма болезненную. Третий нападавший, хоть и поднялся сам, но тоже выглядел неважно. Судя по косящим глазкам и тому, что он мне перед отъездом весь двор заблевал, – сотрясение мозга средней тяжести. Нехило ему начальник по башке приложил.

– Ведите их в дом, – распорядилась Рунгерд. – И дайте горячего молока. Позже я займусь ими, а пока хочу выслушать историю с самого начала.

– Правильно говоришь, матушка! – одобрил Свартхёвди. – Хэй, Скиди! – и подмигнул тинейджеру. – Им – молока, а нам – пива. Хорошая история под хорошее пиво звучит намного приятнее.

Право изложить события я уступил Льоту. Язык у него подвешен недурно. Кроме того, он, как коренной местный житель, уж точно не скажет ничего лишнего. Тут ведь – как в суде. Всё, что вы скажете, может быть использовано…

Угадал я лишь частично. Лишнего Льот наговорил много. Но – исключительно о моих подвигах.

Ей-богу, если бы я сам там не присутствовал, ни за что не поверил бы, что это – обо мне. По сути – всё верно, по фактам – тоже. А вот по сравнениям и эпитетам.

Я не возражал. В доме присутствовали две женщины, к мнению коих о себе я весьма неравнодушен. А им описание моих геройств, похоже, понравилось.