Посторонние

Посторонние
Александр Мануйлов

И сегодня, устыдившись своей бездумности, безыдейности, своей эстетической беспомощности и этической отсталости, устыдившись своей наивности в месте своей искушенности, – мы делаем еще один шаг за пределы безголосого и немого безвременья. В. Хохряков

Посторонние

Александр Мануйлов

Редактор Ольга Новожилова

Иллюстратор Сергей Мануйлов

Дизайнер обложки Екатерина Финикова

Фотограф Антон Моисеев

© Александр Мануйлов, 2017

© Сергей Мануйлов, иллюстрации, 2017

© Екатерина Финикова, дизайн обложки, 2017

© Антон Моисеев, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4483-3486-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Жизнь – это комедия для тех, кто думает и трагедия для тех, кто чувствует…

    М. Ларни

Посвящается памяти Эмиля Шеделя

I

-

***

С чего начать? Что нужно?

Нужен вид из окна с корабельными соснами и протяжным скрипом их толстых вытянутых стволов, нужен шум реки у подножья крутого склона, нужны удобная ручка с прозрачным корпусом и плотная листовая бумага, быстрый компьютер и часы, желательно настенные.

Вместо этого в окне монотонное изобилие панелей – конструктор из новостроек, мрачные, придавленные серым небом лица, треснутая ручка, полпачки старой бледно-желтой бумаги и пыльный ноутбук.

***

Три важных события произошло в жизни дома на углу: он пережил революцию, блокаду и, наконец, подписанное разрешение на снос. Столько же событий можно было отметить и в жизни каждого из жильцов, скрытых за массивными железными дверями. Расколотое эхо разговоров, отголоски ночных ссор и монотонные голоса, обсуждавшие последние происшествия, громкий шепот, не слишком оберегаемые тайны – все это обрывалось на лестничной площадке – месте, где каждый становился частью общего пространства. Возможно, жильцам бы хотелось, чтобы все оставалось внутри, а следы их личной жизни – того немногого, что они готовы показать, проявлялись лишь в виде прогулки с собакой, семейного похода в магазин и выноса старой мебели. Насколько они были разными, настолько же они смахивали друг на друга – одновременно открыть кран, затем спустить воду, пойти в душ и выключить свет. Их действия повторялись из квартиры в квартиру. Темная лестница еще хранила кованые железные перила, пожелтевшую лепнину и кривую линию зеленой краски, нанесенной поверх толстого слоя штукатурки. Старый лифт почти никогда не работал, продавленные, истертые до основания кнопки давно размыли когда-то аккуратно выведенные цифры. Вот и сегодня он с самого утра стоял на третьем этаже, ожидая, что кто-то откроет его сильно скрипящие двери.

Дождь лупил по стеклу все утро. Случалось, он становился частью сна, его сопровождением, но чаще заставлял лежать с закрытыми глазами и слушать, как капли отлетают от железного подоконника и падают вниз. Сумбурные отрывки вчерашних разговоров и ночных воспоминаний ложились неровным слоем на мысли о новом дне. Стряхнуть дремоту помог звонок телефона. Разговор получился коротким, именно таким, каким и должен быть разговор между тобой и клиентом, который отказывается, но делает все возможное, чтобы ты сохранил чувство собственной значимости и не послал его в следующий раз. Все это вместилось в несколько минут, которые кажутся вечностью в один из таких дней: сильный дождь совпадает с отказом, жажда гонит к чайнику, но он пустой – как холодильник и все, что попадается под руку. Кажется, предметы нарочно пытаются играть с тобой в игру, и ты проигрываешь, но нарастающая злость заставляет идти дальше, убеждаться в том, что усилия всегда напрасны: результат остается где-то посередине между тем, что уже есть в руках, и тем, что навсегда останется в голове в виде мечты или легкой иронии.

Ты медленно опустишься на еще теплую кровать и задумаешься. Насыщенное время снова сменится вялым ощущением бессмысленности всего того, чем ты занимался вчера и будешь заниматься завтра. Только назойливый голод разрушает границу бездействия и необходимости действовать, вылезать наружу из уютного кокона наблюдателя, ленивого взгляда на вещи и людей, перестающих удивлять. Все же лучше, чем сдохнуть. Восторг от историй, в которые можешь попасть только ты, остается где-то позади, теряется в том возрасте, когда рушатся все законы: мосты разводят раньше времени, и ты не можешь попасть на другой берег, поезд едет в обратную сторону, маршрут на карте приводит в одно и то же место, но убежденность, что все будет хорошо, ничего ужасного не случится, сохраняется внутри вместе с ощущением свободы. Теперь ты сядешь и посмотришь на постепенно запотевающее окно, размывшее контуры дома напротив. Собравшись с мыслями, ты обдашь водой лицо, вытрешь его старым махровым полотенцем и почувствуешь голод. Из старых запасов ты сваришь макароны и выльешь из банки остатки соуса. Неожиданно быстро ты почувствуешь сытость, судорожно запьешь горячим чаем свой завтрак и откроешь пыльный ноутбук, лежащий у окна ровно на том же месте, на котором он был и вчера, и неделю назад. Электронная почта и лента новостей давно перестали тебя интересовать, ты проверишь только письма – за новостями ты следишь просто по привычке, изредка радуясь предстоящим концертам и фильмам, которые могут вызвать в тебе желание встретиться с друзьями. Ты подойдешь к окну и посмотришь на крышу дома напротив, из-за которой уже виднеется ясная граница тучи, пропускающей заметные лучи солнца.

Окруженный свободным временем и готовый заново взглянуть на себя, ты решишь выйти на улицу навстречу отступающему дождю. Тебе хорошо от этой мысли, как будто ты ставишь точку в споре без взаимных оскорблений и раздражения. – Хочешь не хочешь, – думаешь ты, – все время надо что-то делать, действие везде, повсюду. Любой поступок означает, что несколько секунд назад еще ничего не было, а в эту секунду появляется нечто, совершено действие, которое может быть абсолютно незаметным, но оно исключает другие действия, которые не были реализованы, остались противоположностью. Отказаться от действий – вот настоящий вызов – протест против вечной нехватки, отсутствия того, что вот-вот материализуется. И так от действия к действию протекает жизнь, – заключишь ты, нахмурившись. Подойдя к двери, ты вдруг усмехнешься, зная, что хоть это и нерешительное, но все же действие.

***

От «Рога изобилия» до дома меня отделяли пятнадцать минут ходьбы умеренным шагом, несколько затихавших к полуночи улиц и шумный проспект, не отдыхающий и ночью. Похмельное напряжение незаметно рассеивалось в густом дыме сигарет. За это время я успевал задуматься о том, чего не было и что могло бы случиться со мной и со всеми, кого я знал. Прошлое не выглядело мрачным, а под утро оно превращалось в тень. Пустой кошелек и просроченная карта лежали на дне кармана, заставляя меня проходит мимо ярких вывесок еще открытых баров. Перед тем как толкнуть дверь в парадной, я останавливался, слушал тишину, затем бесшумно поднимался по крутой лестнице. И снова я оказывался в своей комнате, где, добравшись до кровати, боролся с тяжелой головой, стараясь отыскать в сегодняшнем вечере что-то полезное, что могло бы меня заставить отличить его от всех предыдущих вечеров. Спал я обычно пять-шесть часов, но иногда в полусне проводил сутки напролет, делая очередные заказы. День незаметно сменялся другим днем, я переставлял число на календаре, но каждый раз обнаруживал, что отстаю.

В этой комнате я жил с самого рождения, все вещи принадлежали мне, а я принадлежал им. Здесь проходила большая часть жизни, даже если я приходил поспать на пару часов. В ней оставалось что-то, что я никогда не смог бы взять с собой, чем не смог бы поделиться ни с кем, кто встретится на моем пути. Но теперь приближалось время прощания с прошлым. Ясно, что как умелый ювелир, мастер, знающий тончайшие детали часового механизма, я готов был сидеть за столиком перед стеной, разглядывая выцветшие обои моей спальни, каждый сантиметр которых я помнил с того времени, как на письменном столе валялись учебники и ручки, а из колонок неслась музыка.

Выйдя на лестницу, я услышал, как захрустели замки этажом выше. Лифт принял чье-то тяжелое тело и поехал вниз. Поколебавшись, я нажал на кнопку. Вскоре мы поравнялись, на мгновение погасла лампа, и я потянул на себя железную дверь. Крупный мужчина, похожий на дореволюционного профессора, стоял у самой стены, прижимая к себе толстую книгу. Он вполне мог быть тем малознакомым соседом, которого вы видели сегодня, – один и тот же плащ, один и тот же взгляд. Лицо его было знакомым, но имя никак не вспоминалось. Он нажал на кнопку, и лифт плавно поехал, но вдруг все заскрежетало, лифт задрожал и остановился.

– Приехали, – недовольно прошептал профессор.

– Телефон замазан, – сказал я, указывая на надпись «Помощь».

– Что за лифт, что за страна? – буркнул он.

– Зачем было ехать на лифте? – разозлился я. – Еще и книгу взял, – мысли забродили, и я вспомнил о дурной привычке мгновенно браться за любую проблему, лишь бы не молчать. Я приподнял глаза и прочитал название книги, которую держал в руках сосед. «Бритва Оккама». Он опустил очки на кончик носа и начал нервно нажимать на кнопки. Прищуренные глаза, скрытые за толстым стеклом очков, бегали в надежде вернуть к жизни этот кусок железа. Но вскоре он успокоился, поняв, что смысла в этом нет. Его широкое породистое лицо сразу же стало выглядеть задумчивым, огромные белые руки закрыли собой обложку книги. – Такая сосредоточенность всегда отвлекает от чего-то важного, – подумал я и громко проглотил слюну.

Профессор неожиданно повернулся ко мне лицом. Его крупные ладони сложили книгу в портфель, неприметно висевший на плече, он расправил широкие плечи и осмотрелся. Я несколько растерялся, покрутил книгу в руке, будто задумался и случайно вспомнил о ней.

– Как думаете, надолго? – грудным голосом спросил он.

– Не знаю, – ответил я как ни в чем не бывало.

– Давно не был здесь, квартиру сдаю, но кое-какие вещи остались. Надо бы их собрать. Ведь скоро нас всех выселят.

– Никогда не верил, что такой день может наступить.

– Я заметил, с каким интересом вы рассматривали мою книгу.

Оставалось только смутиться и промолчать.

– Это редкая книга на русском языке, хороших переводов мало. Вы читали?

– Нет, только слышал название. Наверное, вы увлекаетесь религией? – поинтересовался я.

– Не то чтобы я был увлечен религией. Теодор, – он протянул руку, пристально посмотрел на меня и вложил свою массивную кисть в мою ладонь.

Я представился в ответ.

– Помню вас еще совсем маленьким.

Он помолчал немного и продолжил:

– Эта книга привлекает меня больше с научной точки зрения.