Дневники Чарльза Одиннела. Сериал

«Для тебя я добрый, а вот его, – кивнул он в сторону меня, – я хочу узнать получше».

– Кто ты? – спросил он серьезно, смотря на меня сверху вниз.

– Я это я, – ответил я ему, и указал вниз. – Мне двадцать семь тысяч лет. А тебе сколько, Флис?

– Двадцать восемь…. – откинул он лапы и вытянул хвост. – только миллионов!

И я отошел в недоумении.

– Это что, тебе было? – странно улыбнувшись сказал наивный Флис, которому было только двадцать семь миллиардов месяцев. Он молодился и только. Но зачем? Не было такого флиса, который бы молодился и все. Они еще и старились и не только. И не умели врать, только выдумывали. И зачем?

«Есть такое понятие, как молодость». Подумал я стал думать ему в ответ. «ты меня слышишь?»

– Конечно нет, – сказал он мне в ответ. – Я тебя думаю, и не только. А ты меня думаешь?

– Конечно же нет. Думайте сами, – вежливо и спесиво (на всякий случай) поправился я.

Мышь заплакала. «Я мальчик!» завопила она. А она была моя бывшая подружка, с которой я играла в песочек. Знаешь, какой он веселый! Он сыпется, и забивается он тебе в уши или нет, тебе все равно хорошо.

– Тогда ты девочка! – сказал я ей, и улыбнулся. – ты девочка! Причем да, песчанка. Как тебя зовут, например?

– На вашем языке его не так сложно произнести, но я все равно не знаю как..

– И зря. Теперь слушайте. Что произошло на планете такого, что вы вечно ссоритесь слюдьми, или что то не так в экологии планеты?

– Почему нет? – сладко улыбнулся Флис и показал свои оранжевые острые зубы. И он потянулся во второй раз. Как во Льюисе Кэрроле честное слово. Только там был Чеширский Кот.

– Не матерись, – сказал он, и заткнулся основательно.

Я даже немного обиделся. Зря он так сказал. «Это наш писатель»

– КТО? – удивленно прошепелявил тот.

– Я. И точка. Ты Флис. Теперь рассказывай истории.

– Флисы так всегда делают, – ответил он молчаливо прищурив глаза, и стал рассказывать одну сказку за другой. А я стоял сзади за мышонком и думал о том, что нет ничего святого под солнцем. А тот думал за меня, и рассказывал истории, по сути, мне, а не мыше. И я сидел под деревом напротив него и делал заметки. Он понимал зачем, и не сопротивлялся. Но одно слово, «Докторская диссертация» его полностью вывела из себя. И он засмеялся.

– Ты слышал, – сказал он мыше. – Он пишет докторскую! А ты, – спросил он у мыши. Ты можешь написать докторскую?

– Скоро да… – прошелестела мышка и усомнилась в содеянном. – Разве так?

– Стремись к этому, – сказал Флис и тщательно замаскировал свои мысли под размышления о вечном.

– И зачем? – отреагировала она спокойно.

– Чтобы быть умной на вид. – он обычный студент, вечно слушается меня и делает то, что я ему скажу. И зачем? Чтобы написать докторскую… хоть смысл есть рассказывать. Я стану известным? – спросил он вдруг меня.

– Конечно нет, мы оба станем известными.

– Ты и так известен. Тебя Флис знает. – Отмахнулся он лапой и задумался о предстоящем сражении с поселенцами.

«И зачем?» – подумал я.

«Тебе ли не знать?», – ответил он так же мысленно, как и я его спросил. «Мышей ловят, своими котятами. Потом… вылавливают всю рыбу сетями, и мне попросту нечего есть. Поэтому я их кусаю и убегаю. Чтобы они меня не словили. Поэтому они старые, а я старее».

«Неплохо», подумала мышь, и замолчала. «И зачем», подумала она в ответ. «И зачем», подумал я ответ ей, и мы оба рассмеялись. А Флис насупился и посерьезнел.

– Ты не такой, – прошепелявил он. – ты добрый. Собираешь защищать кандидатскую. А теперь скажи, сколько нам лет?

– Сколько и зим.

И он рассмеялся счастливо своим полубеззубым ртом. У складок не было зубов. Это особенность млекопитающих, подумал я, и все.

– А та была малышкой. Ей было всего восемь месяцев.

– Он врет! – возопила мышь. – Она совсем молоденькая была, когда ее сожрали. Всего…

– Восемь месяцев. – продолжил он и хрипло захохотал.

Она устроилась поудобнее. И стала рассказывать сказки сама, что нас вполне устраивало. Мы хохотали так два дня подряд, пока она не выдохлась, и стала сама слушать сказки.

– Сделай ее женщиной, наконец, – возопил Флис от горя. – Ты же знаешь, что иначе она умер, как обычная мышь! Теперь знай. Я умный доктор медицины, и знаю, как спасать твою жизнь от того, что ты с нами вообще якшаешься. Ей всего двести лет будет, а тебе пятнадцать миллионов, когда Бог тебя покарает, если ты не спасешь ее жизнь маленькую.

Та хлюпнула.

– Я вечная.

– Почти, – прошелестел тот.

И мы засмеялись все втроем. Было странновато и немного не по себе, когда я понял, что аппаратура на корабле нас внимательно слушает. Датчики. Компьютер скоординировался и нашел, впервые за всю экспедицию, все точки координат. Теперь он был загружен на всю катушку.

– Кто это такой? – съязвил Флис, внимательно посмотрев на меня своими умными и проницательными глазами.

– Мой друг. – отрезал я, и тот расхохотался утробным басов, когда понял, что это такое.

– Друг?

– Друг.

– Ты уматов, – сказал и засипел предательским тембром.

– А ну себя веди неправильно! – сказал он мыше, и та подбежала, куснула меня слегка за щиколотку и совсем убежала в сторону.

– И это неправильно? – усомнился я. – Это вообще неправильно.

– У тебя жена есть, а она молоденькая.

– Нет у меня жены.