СОЛНЕЧНЫЙ ВЕТЕР. Книга стихов

эти вольные птицы?
Может быть, в сердце
какая-то нить
с возрастом
не обращается кордом, —
только заденешь,
и вдруг зазвенит:
– Птицы над городом,
птицы над городом!
Может, она, эта нитка,
и есть
тайная связь,
что пока не уловим,
тысячелетьями
скрытая весть:
братья по крови мы,
братья по крови!
Происхождения нашего
знак
в облике Сирина
или Стратима
скажет когда-нибудь,
что за вина
крыльев лишила нас
необратимо.
Не потому ль
мы летаем во сне,
вечно кочуем
по аэропортам,
но не поймём,
что кричат в вышине
птицы над городом,
птицы над городом…
Что же вложили мы
в эти слова:
«мысли высокий полёт»,
«окрылённость»?
Если на них
мы имеем права,
значит,
основа их где-то живёт в нас.
Значит…
Но эти бугры с лебедой,
этот колодец
с рассохшимся воротом,
и, может быть,
перед близкой бедой —
птицы над городом,
птицы над городом…

СТАРОЕ СУДНО

Это старый сухогруз, видавший виды.
В продырявленный и ржавчиной покрытый
мёртвый борт лениво плещется волна…
Говорят – недавно подняли со дна.
Из солёной мглы, из гибельного плена
путь один ему – под пламя автогена.
Но пока он над косою нависает,
мокрой галькой ребятня в него бросает,
и развалина, что застит южный вид,
гулким колоколом сдержанно гудит.
Звук дробится в сонном трюме,
в переборках,
входит в поршни и разбитые приборы,
тишины глубокий обморок прервав,
катит эхом сквозь машинный телеграф.
Что он будит в металлической гортани?
Те мгновенья – до прямого попаданья?
Те слова – последней, прерванной
команды?..
Дышит рядом с покорёженной громадой
Безмятежно-голубой приморский полдень,
что совсем другими звуками наполнен.
…Опустеет пляж, останется немного —
снимок сепия,
на дне души тревога.

ДУМА О КНИГАХ

За прилавком книжным продавец
Мне торговца птицами напомнил, —
Было время, с летнею толпою
Приходил я под его навес.

Неспроста мне вспомнились теперь
Те щеглы, малиновки и славки —
Я увидел в книгах на прилавке
Этот же порыв: лететь и петь!

Как же раньше я не мог понять
И в своей догадке убедиться:
Книги – заколдованные птицы,
Те, что пели летом для меня.

Те, что пели много лет назад
В клетках падишаха для Саади
И для Блока – в соловьином саде.
Память книг – и клетки те, и сад.