СОЛНЕЧНЫЙ ВЕТЕР. Книга стихов

посреди весенней беготни,
ведь не остановится конвейер,
на котором собирают дни.

Даже если посрывало гайки
или погорели провода,
не примчится, весело ругаясь,
служба аварийная сюда.

Даже если в копоти и стружках
сам копался честно там и тут,
всё равно никто тебе по дружбе
не уступит запасных минут.

Так бери ключи свои скорее,
мчи за лентой, движущейся вдаль,
где тобой упущенное время
ждёт недостающую деталь.

«В этом городе я появился на свет…»

В этом городе я появился на свет.
Волей случая вновь занесённый сюда
после долгих, где только ни прожитых лет,
что я жду – вспышки памяти или стыда?

Ни следа, ни зацепки, ни прошлых примет —
бесполезно сличать с тем, что было тогда.
Нету нашего дома, и улицы нет,
и река уже, кажется, тоже не та.

Может мельче она? иль вода холодней?
Может, был я с другими знаком тополями?
Сердце скажет? —
нет, даже ему не видней,
что оставило времени жадное пламя.

Серебриста ограда. Аллея за ней.
Вижу: роют для саженцев свежие ямы.
Но везде под лопатой – обрывки корней
и такая
сухая земля меж корнями.

«Ветхий домик средь панельных громад…»

Ветхий домик средь панельных громад
по оконницы в снегах утонул,
и теперь его снесут, говорят,
срежут начисто под корень, под нуль.

Не горюй хозяин… Разве не прав
наступающий на пятки нам век?
Ставь напиток из кореньев и трав,
от которого светлей в голове.

Что сказать? – пришла пора, выпал срок
заносить хибарку в список старья.
Расторопнее прораб, чем пророк,
в разрешении проблем жития.

Но и ЖЭК не сможет выдать душе
на отказ от этих стен ордера,
ведь она вросла, как женьшень,
глубоко и прочно в толщу Вчера.

Эх, тяжёлая землица легла!
Что ж за сила в этом корне души,
коль её ни годы лжи, ни ГУЛАГ
не сумели отравить-иссушить?

Он живёт, сходить не хочет на нет,
значит, время его не истекло,
если истины накопленный свет
продолжает превращаться в тепло.

ПТИЦЫ НАД ГОРОДОМ

Ночью бессонною
и среди дня, —
вестом гонимы,
влекомы ли нордом, —
снова и снова
тревожат меня
птицы над городом,
птицы над городом.
Тянется путь их
в тумане, в дыму,
где-то
почти что в ином измеренье.
И почему они —
сам не пойму —
так приковали
и слух мой, и зренье?
Может быть, время,
уже перешло ты
срок предназначенный
или границу,
если нужнее мне,
чем самолёты,
стали сейчас