шесть наклонений
Изъявительное
Повелительное
Побудительное
Сослагательное
Предположительное
Предположительно-долженствовательное
Основное время – неопределенное (несовершенное и совершенное, совершающееся и только что совершившееся), прошедшее (контрастное неопределенному) и будущее как несовершившееся неопределенное. Если я правильно понял, неопределенное время соответствует нашему настоящему, но это ненастоящее настоящее, а будущее и прошлое лишь состояния этого ненастоящего настоящего и, таким образом, вся глагольная конструкция – зыбкое марево полусонных полудействий, результаты которых необязательны, неинтересны и ненеобходимы. С этой точки зрения ненецкий язык находится на таком же расстоянии онтологичности от русского и греческого, как эти оба – от английского. По-видимому, к востоку от Гринвича глаголизация существенно ниже, чем к западу не то по геологическим, не то по метеорологическим соображениям Господа Бога.
Очаровательная грусть покидания музея цинично прерывается обедом из просроченных продуктов. Прощай, местный флагман общепита «Уют» с тухлятинкой миниатюрными порциями (это чтоб дозы были несмертельны).
Вот пара заготовок на потом:
1) Тыко Вылка, художник и проводник экспедиций, бессменный лидер новоземельских ненцев с 1925 по 1956 год, увел свой народ на материк в канун ядерных взрывов. В тоске по покинутой и обезображенной родине, рассеянному народу и покорности он умер через 4 года в чуждом и огромном Архангельске. Сыновья его и братья, народ его растворился и ушел в небытие, оставив несчастного Вылку в горестном и одиноком, безмолвном и безлюдном бессмертии анти-Моисея.
Грабить и отнимать такую родину как Новая Земля – совсем уже последнее дело, начинает понимать Вылка, и еще он начинает понимать, что, останься они там, их бы беспощадно взорвали на правах камней и неживой природы.
2) Ненецкая ойкумена, уютная одинокому кочевнику: мирный Колгуев, в ядерных сполохах Новая Земля, между ними и севернее – река Океан, а еще дальше, другой ее берег – белая страна Счастья (легенда о Рае), которая приходят во сне тому, кто потом становится белым шаманом; дальше идет рудный Вайгач, страна Орудий, дальше – берег Амдермы, страна Ветров, к ней примыкает Речная страна, на другом (южном) берегу которой – страшная лесная страна Колючих Несчастий (смесь Дантова Ада с Мордором), которая приходит в сны черного шамана (а есть еще всеведущий черно-белый шаман, шаман-оборотень), на западе Канин Нос – страна Оленя. Весь сюжет – одиссея кочевника, поющего эту одиссею в несовершенном презенсе своего скитания по границам ойкумены и сознания, по кромке постигаемой действительности и сочиняемого мифа.
Морской порт расположен в 100 км от моря и принимает только суда «река-море». Нынешний руководитель – специалист по автотранспорту, местный коренной житель, производит впечатление дельного и трезвого человека, точно дозирующего отношения. Грузооборот порта с начала года – 115 тысяч тонн, принимает суда до 3 тыс. т (судооборот 50—60 судов) из-за глубин (3.8 метра, раньше – 5.9). Дноуглубительные работы давно уж не ведутся. Порт работает на перевалке из/на Архангельск с\на реку. Имеется 4 причала для навала и генгрузов (мощностей хватит до 1 млн. т), крытые механизированные склады, портофлот, включая плавкраны. Сейчас в порту работает 130 человек, раньше – почти полтысячи. Пассажирское сообщение – в обе стороны. Конечный пункт на Печоре расположен всего в 20 км от ж. д. Дотация местной администрации на пассажирские перевозки – 40%. Нефтяники в эту навигацию потеряли у Варандея пять барж с грузом при рейдовой разгрузке плавкраном (сильный ветер, волнение и течения). Считает перспективным участие порта не только в погрузочно-разгрузочных работах, но и в местном лихтерном развозе.
Бюро экологических экспертиз – на окраине города, примыкающей к аэропорту. Сюда, как и в любую точку города, таксист берет 30 рублей. Дяденька, с которым мы общались, – типичная фигура грустного ахинея, озадаченного собственным существованием и пребыванием на белом свете вообще и в этом кабинете в частности. О своем коллеге экологе он, керосиновый геолог, говорит как столяр о плотнике. Мы, в общем-то, ничего у него не узнали, кроме пикантной истории с водосвятием ниже до сих пор не пущенных в эксплуатацию очистных сооружений: после этого священнодейства несчастную паству в массовом порядке свезли в больницу с разными отравлениями.
Пошастав по лесотундровой окрестности, отправились в баню лесозавода, войдя под сень банной благодати через широкую двойную радугу. Банька (3 смехотворных рубля за вход) оказалась чистенькой, с крепким, но недолго держащимся паром. Публика – самая заводская, без снобизма, да и откуда ему тут взяться?
23 Сентября 2000 г.
С утра, под сумрачную грусть попластовались с Копыловым на кладбище. По оценкам гостиничного портье до него километров пять, по оценке прохожего – пара километров, реально – в 10 минутах ходьбы от гостиницы и в двух сотнях метров от центрального Ленина.
Темный ельник, могилы живописно разбросаны, образуя уютные тупички и непролазности. 50% покойников отдыхают под крестами, 10% – коммунисты, остальные – беспартийные. Посчитали по той же выборке из 100 случайных захоронений средний возраст покойников – 48 лет, самому старому – 84 года.
Остатки визита посвящены закупке экзотов из оленины и рыбы. Радуга (тут ее часто показывают) предвещает очередной бурный снегопад. Пора улетать, пока не замело по самую ручку.
Вторая поездка
12 октября
Три дня полета в Нарьян-Мар
В Нарьян-Маре туман. К вечеру он немного слабеет, но огни ВПП так тусклы, что ночью посадка невозможна. Наш отлет откладывается каждые полтора часа. В пол-шестого, когда полет становится технически невозможным, объявляют отбой до утра. В аэропортовской гостинице люди спят на полу за 200 рублей, мы едем в приличную гостиницу, полночи проводим в заботах об отдыхе и разговорах, утром мчим в аэропорт, чтобы маячить в такой же волынке. Ближе к полудню разведка доносит отбой до утра, мы едем досыпать в гостиницу, устраиваемся с боями, получаем шифровку об отлете, летим в аэропорт, садимся в самолет, долетаем до Нарьян-Мара, кружим над ним, возвращаемся в Архангельск, ждем до половины шестого, едем в другую гостиницу, еле устраиваемся, утром едем в аэропорт, ждем до обеда погоды, получаем разведданные от Юстаса, что вылет отложен до утра, едем в гостиницу, устраиваемся. Получаем сигнал от Алекса об отлете, спешим на регистрацию последними и после всех сроков вылетаем и даже прилетаем. На часовой полет уходит трое суток – и никакой возможности с кем-то встретиться, поговорить в Архангельске…
Поселок Искателей: в поисках несчастий
По обшарпанности, зачуханности, развалюшности пос. Искателей (приключений на свою задницу) значительно опережает аналогичные образцы отечественной романтики освоения: Уренгой, Сургут, Нижневартовск, другие нефте-газовые дыры Западной Сибири, поселки БАМа, уже вошедшие в печальную историю и доказавшие собой, что, как бы ни были велики и сказочны запасы недр, вод, лесов и прочего, а Кувейт у нас не получается и даже Лас Вегас не выходит. Ничто так не свидетельствует об угрюмости постсоветского декаданса освоения, как плакаты, призывающие к перестройке и гласности да побитые на уикэнд рожи местной пьяни. Одно-двухэтажные унылости утопают в разъезженном песке и невесть откуда берущейся при освоении глубинных недр грязи. В этих хибарах невозможно ни счастье, ни надежда на него – только смурная борьба за существование, какое-нибудь бессмысленное выживание и ничем необеспеченное сохранение человеческого достоинства вопреки беспробудным побоям и потоку пьянства. В грязи и мерзости построить счастье немыслимо и бесполезно. И уж тем более рваться сюда можно только от одних несчастий к другим, как это и было всегда, во все времена и во всех странах. Калифорнийские фотинайнеры эпохи Золотой Лихорадки также не обрели счастья, как и геофизики и бурильщики Ненецкого округа, но те хоть вошли в благодарную историю и легенды – эти останутся навсегда презираемыми жертвами.
Легенда о больших деньгах Севера
А люди прут и прут на севера? за синей птицей из длинных рублей. Вот некий Николай, врач местной больницы, рентгенолог, мечтает сколотить здесь за пять лет деньгу на свою нелепую зарплату. Он, как и большинство ломонувшихся сюда, ждет чуда и богатства, которые придут сами собой. Сами собой приходят только старость и смерть, да и то изредка, всего лишь раз в жизни.
Ныне заработки на Севере – гарантированная нищета плюс не менее гарантированные болезни: от туберкулеза (он вырос за два года здесь в полтора раза) до СПИДа.
Нефтяная лихорадка – это не приток денег, а их отток (к тем, кто немного вложил их сюда). Вкладывающие в Север себя получат только себя, но потерянных в пропорции с собой вновь прибывшим, равной притоку-оттоку денег. Мало кто догадывается, что делаемые здесь деньги берутся не из недр, а из труда человеческого. То, что лежит в пластах – вовсе не нефть, а некая природность, не стоящая ни черта. Нефтью эта природность становится только после добычи, транспорта и продажи.
Мы размещаемся в общежитии Геолого-разведки, таком же затрапезном, как и тридцать пять лет назад в Тарко-Сале. Ничего не поменялось!
Компьютерный бизнес
В низеньком шалмане два продмага и компьютерный клуб, переполненный детворой, шмаляющей в дум-дум по паре долларов в час. Какой-то пацан замещает собой хозяина. Вечером возникает и хозяин.
– У Вас Интернет есть?
– Конечно, есть.
– А какой у Вас модем?
– Слушай, а что это?
– А какая версия Виндоуз?
– У нас все есть, только я в этом не разбираюсь, подожди, я Резо сейчас вызову сюда.
Пока едет Резо, мы и сами выясняем, что на всех компьютерах инсталлированы лишь игры, а на штабном есть только намек на возможность установки Интернет-связи.
Потом мы много раз сталкивались с местным Интернетом на веревочках: то ждешь по сорок минут, пока проползет твой файл (а в самом конце – «обрыв связи»), то «Архангельск не соединяет», то еще какая заморочка. Россия построена матрешечным образом: на каждую Москву найдется свой Нарьян-Мар и в каждом Нарьян-Маре зарыта-зашита своя глубочайшая периферия. Интернет устроен прямо противоположным образом и потому несовместим с российской действительностью. Интернету нужен мир монотонной доступности.
Криминальная тишина
В Нарьян-Маре стоит непривычная криминальная тишина – нет ни организованной (кому охота лезть в эти тундровые дебри и глухоту натурального хозяйства?), ни неорганизованной преступности. Многие дома и машины не запираются. Основное правонарушение – пьяная драка или грабеж, опять же спьяну. Ни тебе проституток, ни рэкета, ни наркомании, ни всего прочего.