выложено плиткой в душе гостиницы
мойся нашею водою,
а шампунь вези с собою
написано пером, вырублено топором
здесь будет город заложён,
и мы уж триста лет всё ждём
запись в зачётке
ты дурак и я дурак,
нам не встретиться никак
бегущая строка на крыше дома
в этом доме, хоть убей,
не бывает новостей
sms-сообщение
друзья, прекрасен наш союз,
и это – главный нам эксьюз
напечатано на туалетной бумаге
всё тлен, и суета, и на хрена,
за исключеньем твоего говна
найдено на подоконнике
из этой жизни не уйти,
хотя открыты все пути
на мемориальной доске у входа в хостел
Бухенвальд и Соловки
для тебя здесь – лишь цветки
в столовском меню
ты, конечно, не буржуй —
что подали, то и жуй
табличка на ресепшн
зато мы извели клопов
и всем желаем крепких снов
в книге жалоб и предложений
чем лекции с утра читать,
давали лучше бы поспать
на трансформаторном распределителе
не влезай, а то убьёт
подпись: местный идиот
случайно найденное на полу
смотри под ноги, дуралей,
при дефицитности рублей
приклеено к кофе-машине
брось тридцатку по рублю,
а я цикорий нарублю
на зеркале
не смотри в меня так строго:
видишь то, что впрямь убого
выложено цветами на газоне
рано-рано поутру
«слава миру и труду»
написано вилами по воде
всё разумно, добро, вечно,
даже если скоротечно
стикер на бампере
красуйся, град Петров,
гони без тормозов
Rialto
вздохни: горбатый мост,
клоака для доносов,
ненужных сувениров
пустая мишура,
на Рыбном рынке
гомон распродажи,
а в Poste Vecie
прохладно и пьяно…
я не был здесь
всего четыре года:
всё тот же мир,
всё та же гниль воды,
всё недоступное
всё также недоступно,
и ставни заперты,
и входы – на замке…
угрюмые коты
глядят на нас с презреньем:
ну, что им до меня? —
их покровитель Марко
не забывает каждого кота…
от голых стен
– жара и испаренья,
пустые небеса
от зноя чуть дрожат,