Кто на дереве сидит?

– И что, они это едят?

– Голод – не тётка, ведь готовить на плите в лесу некому.

– А если я приготовлю? Вот макароны, я же уже умею варить!

– Умеешь-умеешь! – мама с любовью потрепала Димкины волосы на голове, – Лесной заступник.

– Ну пап, ведь есть же люди, которые животным в лесу помогают?

– Есть, такая профессия называется – егерь. Он весь лес знает, животных, птиц, растения. И, самое интересное, дикие животные, ну там волки, рыси, медведи, практически не нападают на него.

– Хм, это почему? – спросила мама.

– Наверное, доброту чуят.

«Вот бы стать егерем», – подумал Димка. «Это так здорово дружить с животными! Э-эх, так хочется мишку погладить или, например, волка. Но страшновато!»

Мимо потянулось двухэтажное заснеженное здание заброшенного леспромхоза. Теперь уже настала очередь папы загрустить.

– Вот, где-то здесь и погибли мои родители, – грустно произнёс он.

Мама положила на его плечи свои руки и погладила по голове, стараясь утешить.

– Если б они были живы, это были бы мои дедушка и бабушка? Как бабушка Поля и дедушка Юра? – спросил Димка, упоминая маминых родителей.

– Да сынок, это было бы так! – утвердительно ответил папа.

Дальше их УАЗ-таракан пробирался ещё сорок минут, то вздымаясь на крутом уклоне, то падая в ухаб, отчаянно крутил всеми четырьмя колёсами, стараясь преодолеть препятствие. На дороге и рядом с ней были видны ребристые следы снегокатов. Кое-де попадалась и широкая лыжня, уходящяя в лес между деревьями. Наконец вдалеке показались какие-то сугробы, подъехав чуть ближе путешественники увидели, что это десять домов, обильно усыпанных снегом. Как шапки они были одеты на избушки. Только трубы торчала из этих головных уборов. Перед деревней возвышался столб с табличкой. На белом фоне Димка прочитал название в слух.

– Из-бы. Папа, это «Избы»! Мы приехали, да? – радостно спросил он.

– Да, так точно, семья, мы прибыли. Только вот который дом тёти Маши. Я помню, там у неё окна были, с резным обрамлением вокруг. Очень красивые. Это делал её муж, ещё перед войной, в качестве свадебного подарка. Он же к ней в примаки пришёл!

– А что это значит, «в примаки»? – удивлённо спросил сын.

Мама рассмеялась.

– Да это, как папа ко мне, то есть в мою квартиру, в мой дом, где я жила, понятно?

– А-а-а, то есть как в гости что ль? – начал рассуждать Димка.

– За гостями ты что делаешь? Ухаживаешь, правильно? Ну там, подаёшь на стол, готовишь, убираешь посуду и потом, гости приезжают на короткое время, – мама старалась, чтобы сын сам понял слово «примак»

– Ну папа дома тоже редко бывает. И ты за ним убираешься, тоже моешь посуду, ухаживаешь. Он что, гость? – парировал сын

Папа засмеялся, мама тоже, называя его «почётным гостем». Димка не понимал их веселья, стучал по креслу кулачками, стараясь доказать, что он прав.

– Ладно-ладно, Дим, успокойся, сейчас я тебе всё объясню. «Примак» – это мужчина, который женится на женщине и приходит жить в её дом, навсегда. То есть я его приняла, понимаешь?

– А почему не ты к нему идёшь? – Димка был настойчив, чтобы добиться истины.

– Да разное бывает. Ну, к примеру, у него негде жить, или есть где жить, но в доме очень много братьев-сестёр и поместиться новой семье там негде. Ещё бывает, жена не хочет переезжать к мужу в дом, далеко и ей надо за родителями своими ухаживать. Ну, понял?

– Теперь, кажется, понял! – сын утвердительно кивнул головой.

– Вот, вот, точно он! – папа указал на дом впереди, с затейливым орнаментом по периметру окна.

– Действительно, красиво. Вот руки у её мужа были – золотые! – восхищённо произнесла Ольга.

В окошке горела слабенькая лампочка, которая помогала, даже при свете дня хозяйке лучше видеть. Из трубы струился слабенький сизый дымок. Дом выглядел хоть и старым, но достаточно крепким.

– Так, ладно, вещи выгрузим потом. А сейчас пойдём к тёте Маше. Признает ли? Столько лет меня не видела! – размышлял вслух папа. Откинув снег от завьюженной калитки, они друг за другом, торя тропинку, направились к двери в дом.

Коля постучал, Димка тоже кулачком в варежке стукнул в дверь. Никто не ответил. Потом папа потянул деревянную ручку на себя. Дверь свободно открылась, и они шагнули в сени. Поднялись по ступенькам к двери, ведущей в комнату.

Папа выдохнул, постучал, дёрнул кованую ручку двери, и не заходя вовнутрь спросил:

– Тётя Маша, ты дома?

– Дома, – ответил слабый голос где-то из угла.

– Это я, ваш Колюшка-горюшко, можно зайти?

– Коленька, – из угла послышались всхлипы, – заходи, заходи скорее, родной!

Краськовы зашли в комнату. Дурманно пахло валерианой и ещё какой-то травой. Было чисто и тихо, только гулко тикали ходики с дверцей для кукушки. На деревянном полу комнаты лежали тканые половички, пара комодов да шкаф возвышались у стен. Справа у окна с белоснежными кружевными занавесками, на кровати с железными спинками, прикрывшись одеялом, лежала бабулечка. Голова покоилась на двух подушках, одна на одной. По её бледному, симпатичному лицу текли слёзы. Она вытирала их краем цветастого платка, повязанного на голове. Другую руку протягивала в сторону Николая.

– Иди, иди сюда, сынок. Дай я тебя обниму!

Папа подошёл к тёте Маше, наклонился, поцеловал и его плечи затряслись.

Оля с сыном стояли посередине комнаты, не решаясь подойти в столь трогательный момент и пожалеть его.

Коля вытер глаза и сел, на стул, пододвинув его ближе к кровати.

– Тёть Маш, ну как же ты так, почему раньше не написала, если адрес знала?

– Да всё как-то справлялась. А теперь вот, видишь, слегла. Спасибо, Михал Кузьмичу, председателю, не забывает старую, то дочь свою пришлёт прибраться, то сам заедет навестит. Но, чувствую, тяжело им со мной. Вот и решилась тебе написать. Кроме тебя у меня ведь никого не осталось!

– Это да. А я ведь тёть Маш, не один. Вот, с семьёй приехал. Знакомься!

Он знаком пригласил родных подойти. Те, осторожно ступая на коврики, подошли и встали рядом с кроватью.

– Мой сын, Дима, – сказал папа, положив руку на его плечо. А это вот, жена – Олюшка.

– Ну здравствуй, красавица, а я тётя Маша, – протянула она ей свою руку.

Ольга чуть пожала её. Это была рука, сильного человека, жёсткая от деревенского труда и одновременно тёплая, от доброты, которая она дарила людям.