Через три недели он вернулся обратно в часть. Катя уже работала терапевтом в санчасти. Судя по ее хорошему настроению, он понял, что работа ей очень нравилась. Крылов смотрел на ее счастливое лицо и невольно радовался, что все так хорошо складывается в их семейной жизни.
* * *
Время текло, вскоре наступила осень. Листья кленов, растущих по дороге в часть, устлали всю дорогу золотистым ковром. Где-то звучала песня…
«Снова осень в дом стучится,
Вновь она пришла ко мне.
Ветер с листьями кружится
Он хотел остановиться,
Но не может и опять кружит во мгле.
Я хотел, чтоб этот ветер
Никогда не затихал,
Чтоб кружился он с девчонкой,
Этой маленькой девчонкой,
Чтобы так же ее нежно обнимал.»
Крылов сидел и смотрел в окно, за которым шел дождь. Капли дождя монотонно стучали в окно, словно хотели что-то рассказать ему. Какое-то нехорошее предчувствие беды поселилось в его душе. Это чувство то усиливалось, но никогда не покидало его.
Они вместе с женой уходили утром в часть и вместе возвращались с работы. Со стороны казалось, что в его жизни наступила настоящая семейная идиллия, но это был мираж.
– Слушай, Катя! Как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой обзавестись потомством? Да и квартиру в этом случае получить будет намного проще. Что ты молчишь?
Она вздрогнула от этих слов и посмотрела на него, как на ненормального.
– Крылов! Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь? Я ведь не Дева Мария, чтобы рожать ребенка в этом хлеву. Да и рано еще мне об этом думать. Ты сам посуди, женщина после родов может пополнеть, подурнеть, если хочешь. У нее меняется фигура в худшую сторону. Ты что, хочешь, чтобы я превратилась в какую-то квашню?
– Почему ты так решила, Катя, что роды испортят тебя. Многие женщины после родов, наоборот, расцветают.
– Я и так не плоха. Расцветать сейчас, когда у нас нет ни квартиры и никаких стимулов, я не хочу. Так что забудь об этом.
Крылов замолчал. Ему не хотелось с ней ни ругаться, ни спорить. Нет, так нет, решил он, в душе все еще надеясь, что она изменит свое решение.
Катя быстро обзавелась множеством подруг, и они практически каждое воскресенье ходили в гости друг к другу. Он не обращал никакого внимания на то, что его жена все чаще и чаще стала задерживаться на работе. Ничего удивительного, стояла осень, и многие солдаты обращались в санчасть с простудными заболеваниями.
Заканчивался октябрь. Как-то вечером Крылов зашел за женой в санчасть, чтобы вместе с ней идти домой. Втайне от нее, он купил два билета на вечерний сеанс в кинотеатр и сейчас, открывая дверь ее рабочего кабинета, он заранее предвидел ее радость по этому поводу. В кинотеатре шел известный американский фильм «Золото Маккены», который она очень хотела посмотреть. Перед тем, как открыть дверь ее кабинета, он постучал. Однако, за плотно закрытой дверью стояла тишина. Он был немного удивлен этим и с силой толкнул дверь рукой. Кабинет терапевта был закрыт на ключ, несмотря на время приема. Отсутствие жены на рабочем месте его просто обескуражило. С Катей он разговаривал в обеденный перерыв, и она даже словом не обмолвилась, что задержится на работе или уйдет с нее раньше времени.
– Валечка! – обратился он к дежурной медсестре. – Вы не подскажите, где Екатерина Владимировна?
– Не знаю, товарищ лейтенант. Два часа назад за ней зашел майор Грачев, и они вместе с ним куда-то ушли.
– Вы случайно не знаете, куда они пошли? – поинтересовался Крылов у нее. – Может, она вам сказала, куда пошла?
Валечка, не скрывая усмешки, посмотрела на него, словно перед ней стоял не офицер-десантник, а какой-то идиот.
– Вы уж извините меня, товарищ лейтенант, но она мне не докладывает об этом. Вы бы сами поинтересовались у нее, куда она так часто ходит с майором Грачевым.
Ее слова, словно плеть, безжалостно хлестнули по его лицу. Крылов моментально почувствовал, как к голове прилила кровь. Теперь ему стали ясны все эти постоянные задержки на работе. Он был не просто подавлен этой новостью, а скорей раздавлен. Поблагодарив Валечку, он оставил ей два билета в кино и, повернувшись, медленно побрел к выходу из санчасти. Он шел по улице на «автомате», всё время, думая о своей жене.
«Дурак! Рогоносец! Скоморох! – ругал он себя. – Неужели любовь ослепила тебя, и ты снова перестал видеть то, что видели другие».
Он искал в себе те недостатки, которые могли бы толкнуть ее в объятия этого человека. По дороге домой он зашел в продуктовый магазин и купил бутылку водки. Дома он достал из шкафа граненый стакан и наполнил его до краев водкой. Он выпил одним залпом содержимое стакана, не почувствовав ни вкуса, ни запаха водки. Впервые в жизни ему захотелось смертельно напиться и умереть. Он снова подошел к столу и налил полный стакан водки, которую тут же выпил. Однако, ожидаемого облегчения он не получил. Хмель не брал его, словно он пил воду, а не водку.
«Вот и водка не берет, – с сожаленьем подумал он. – Как же унять эту боль в груди?»
Вылив остатки водки в стакан, он снова выпил. Не раздеваясь, он упал на диван и, закрыв глаза, стал ждать возвращения Кати домой.
Она пришла домой около десяти часов вечера. Катя была явно навеселе. Ее большие глаза сверкали от какого-то внутреннего счастья. Крылов встал с дивана и попытался обнять ее, но она скинула его руки с плеч.
– Извини, Саша. Я очень устала на работе и мне сейчас не до этого.
Обнимая ее, он случайно уловил запах дорогого мужского одеколона. Он моментально вспомнил этот запах. Этим одеколоном пахло в кабинете майора Грачева.
– Ты где была, Катя? Почему от тебя так пахнет мужским одеколоном? Я заходил к тебе после работы, но тебя на месте не застал.
Она взглянула на него и с нескрываемой злостью ответила.
– Ты что меня позоришь, Крылов? Ты что меня караулишь? Ты знаешь, Саша, я была на выезде. Заболела жена командира первого батальона и мне пришлось ехать к ней домой.
– И как она? Надеюсь, ничего страшного? – произнес Крылов и усмехнулся.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь? Раньше тебя это почему-то не интересовало. Ты что, не веришь мне? – произнесла она и гордо вскинула свою красивую голову.
Он снова усмехнулся.
– Просто раньше ты мне так нагло не врала. Тебе не кажется, Катя, что тебе пора со мной объясниться. Почему я узнаю от посторонних людей, что у тебя в кабинете постоянно торчит замполит? Он что, хронически болен?
Он пристально посмотрел на нее. Он хорошо видел, как запылало от негодования ее лицо, отчего стало еще красивее. Он не стал ее больше ни о чем расспрашивать и, сев на диван, включил телевизор. Разговор начала она.
– Саша! Тебе не кажется, что в таких условиях, как мы с тобой живем, жить просто невозможно? Когда мы будем жить так, как живут нормальные люди? Вот сейчас я вошла в наш дом и сразу почувствовала все его убожество. Я раньше и не представляла, что когда-нибудь буду коротать все вечера в каком-то фанерном домике, уставившись в старый черно-белый телевизор.
Она заплакала и укоризненно посмотрела на Крылова, словно от него лично зависело решение, где им жить.
– Катя! Мы тоже когда-нибудь будем жить так, как все нормальные люди. Я тебе это обещаю. Ты же понимаешь, что все это временные трудности. Насколько я знаю, на следующий год часть начнет строительство нового жилого дома. Я завтра пойду в штаб части и напишу рапорт на получение квартиры.
Она перестала плакать и внимательно посмотрела на него, словно сравнивая его с кем-то.
– Ничего ты не понимаешь, Саша, – тихо произнесла она. – Ты напишешь эту бумажку, и она годами будет пылиться на чьем-то столе. Ты понимаешь, я сейчас жить хочу, а не потом, когда стану старой и страшной. Неужели ты совсем не понимаешь меня?
То ли от выпитой водки, то ли от очередного приступа ревности и обиды, Крылов чуть ли не закричал на нее: