Оценить:
 Рейтинг: 0

Кормильцев. Космос как воспоминание

Год написания книги
2017
Теги
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Кормильцев. Космос как воспоминание
Александр Исаакович Кушнир

Metamorphoses Music
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМИ АГЕНТАМИ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ: БОРИСА ГРЕБЕНЩИКОВА, АНДРЕЯ МАКАРЕВИЧА, АРТЕМИЯ ТРОИЦКОГО, «ГОЛОСА АМЕРИКИ», МИХАИЛА КОЗЫРЕВА, ИЛЬИ ПОНОМАРЕВА, АЛЕКСАНДРА ПЛЮЩЕВА.

В своей книге известный музыкальный журналист, продюсер и писатель Александр Кушнир исследует биографию Ильи Кормильцева – поэта, переводчика, издателя, общественного деятеля, автора многих хитов групп «Наутилус Помпилиус», «Настя» и «Урфин Джюс», составивших «золотой фонд» русского рока. Текстовая фактура книги построена на современном фольклоре – сотнях эксклюзивных интервью, взятых в течение пяти лет у музыкантов, друзей, родственников, поэтов, писателей, политиков и культурологов.

Александр Кушнир был лично знаком с Ильей Кормильцевым, неоднократно брал у него интервью и сотрудничал в рамках разных проектов. Данное издание входит в серию книг Кушнира, посвященных «жизни запрещенных людей». Повесть о Кормильцеве продолжает исследование судеб недооцененных гениев отечественного андеграунда, начатое в книге про Сергея Курёхина «Безумная механика русского рока», получившей премию «Степной волк» в номинации «Лучшая рок-книга 2014 года».

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Кушнир

Кормильцев. Космос как воспоминание

Настоящий материал произведен иностранными агентами либо касается деятельности иностранных агентов: Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича, Артемия Троицкого, «Голоса Америки», Михаила Козырева, Ильи Пономарева, Александра Плющева.

© Кушнир А. И., 2017

© Издание. Оформление. ООО «Издательство «Омега-Л», 2024

Я умылся из крана холодной водой,
Смыл с ресниц и бровей серый пепел камней.
Я не знаю и сам, отчего так устал,
Хотя, кажется, жил только несколько дней.

Пил вино жарким летом – очнулся в снегу,
Спать ложился брюнетом – проснулся седым.
Что случилось со мной – сам понять не могу,
А на сердце печаль и над городом дым.

Это наша дорога
сгорает у нас за спиной…
Сколько нужно ей дней,
чтоб совсем до конца догореть?
Золотой дирижабль
в ожиданье висит надо мной.
Я еще не хочу умирать,
Я уже не боюсь умереть.

Где-то в сердце Европы с дубовых столов
Важный кельнер сотрет нашу черную тень.
Докурив сигареты, мы выходим за дверь.
И сгущается дым, и кончается день.

Это наша дорога
сгорает у нас за спиной,
Сколько нужно ей дней,
чтоб совсем до конца догореть?
Золотой дирижабль
в ожидании висит надо мной.
Я еще не хочу умирать,
Я уже не боюсь умереть.

    И. В. Кормильцев
Станция серой ветки называлась «Нахимовский проспект». Хозяина съемной квартиры, расположенной рядом с метро, звали Илья Кормильцев. Я опаздывал на интервью с ним, но застал идеолога «Наутилуса» благостно витающим в мыслях где-то далеко. На залитой солнцем кухне «великий русский поэт», как ласково называли его друзья, приготовил завтрак по-итальянски и начал вещать неудержимым потоком, бушующим в русле между Дэвидом Линчем и Дэвидом Боуи.

Дело было осенью 1995 года. Мы познакомились всего пару недель назад, когда Кормильцев приехал ко мне на Шаболовку с предложением написать историю «Наутилуса» для интерактивного проекта «Погружение». Несмотря на то, что мы виделись впервые и порой общались на разных языках, ощущение от встречи было мощным.

Тогда я работал над книгой «100 магнитоальбомов советского рока», и Кормильцев был одним из ее героев. Приехав с ответным визитом на Нахимовский проспект, я держал паузу до тех пор, пока Илья не вспомнил о теме встречи – поговорить про «Урфин Джюс», «Наутилус», Настю Полеву и магнитофонную субкультуру восьмидесятых. Хозяин в нелепом полосатом халатике не спеша поднялся с дивана и достал со шкафа архив. Запахло добычей, и я включил диктофон.

Следующие несколько часов Илья Валерьевич обстоятельно отвечал на мои вопросы, а в конце беседы подарил самодельную книжку-раскладушку – с черно-белыми фотографиями, сделанными во время записи «Урфин Джюсом» легендарного альбома «Пятнашка». «У меня при очередном переезде она точно затеряется, а ты ее сохрани», – сказал поэт на прощание.

Что скрывать, я не на шутку впечатлился. И прозвучавшими историями, и подарком, и масштабом личности самого Кормильцева. Так случилось, что голубенькая кассета с этим интервью сохранилась. Она и стала импульсом для написания этой книги.

Теряя невинность / Вместо предисловия

Страстная идея всегда ищет выразительные формы.

    Константин Леонтьев

Весной 1984 года молодой поэт Илья Кормильцев впервые выбрался на фестиваль Ленинградского рок-клуба, где наблюдал чудо. Оглушенный концертами «Аквариума», «Зоопарка» и «Кино», он понял, что жить по-прежнему нельзя. И начать решительные перемены лучше всего с информационно-технической революции.

В то лето события разворачивались стремительно. Где-то в Москве Илья запеленговал двух дипломатов, которые привезли из Китая невиданное чудо техники – четырехканальную портастудию фирмы Sony. Называть ее профессиональной можно было лишь условно, поскольку студия предназначалась для японских балбесов, которые могли в домашних условиях петь караоке или записывать всякие роки-шмоки. Но Кормильцев четко понял, что именно это приспособление может перевернуть ситуацию в родном Свердловске.

На пути к совершенному счастью у 25-летнего Ильи стояла всего одна проблема. Портастудия, которую невозможно было приобрести в советских комиссионных магазинах, стоила пять тысяч рублей, как новый автомобиль «жигули». Естественно, таких денег у Кормильцева отродясь не водилось. Но этот упрямый дипломированный химик в поношенных очках с репутацией неврастеника чувствовал кожей, как портастудия позарез нужна его друзьям из «Урфин Джюса» и «Змей Горыныч бэнда». Кроме того, на уральском горизонте замаячили свежие «Наутилус», Володя Шахрин и скрывавшийся от башкирских властей Юрий Шевчук.

И тогда Кормильцев, абсолютно не думая о последствиях, решил любой ценой осуществить свою мечту. Но где взять деньги на мечту? Вариантов было немного. Поэт-самородок пал в ноги жене Марине, моля ее найти деньги на звукозаписывающую аппаратуру. Но в ответ, словно с небес, раздался нежный голос: «Илья, стыдно у женщины просить деньги! Я ведь врачом работаю! Откуда у меня могут быть пять тысяч рублей? Ну, подумай!» Глаза Кормильцева сверкнули опасным огнем. Он поднялся с колен, отряхнул брюки и вкрадчиво спросил: «А я правильно помню, что у моей тещи дома припрятано золото?» Тещу Илья пронзительно недолюбливал, что придавало его аргументам особую страсть: «Марина! Мы с „Урфин Джюсом“ запишем новый альбом „Жизнь в стиле heavy metal“ и будем распространять его по всей стране. Это принесет много-много денег, и мы обязательно выкупим золото обратно! Мы его быстро возьмем, быстро заложим и быстро выкупим! Никто из родителей ничего и не заметит».

Это был сеанс супружеского гипноза. Злодей Кормильцев пер напролом, словно танк, и поэтому сопротивление длилось недолго. Отказать ворожащему супругу оказалось просто невозможно. Как признавалась позже Марина, «Илья настолько умел обращать людей в свою веру, что я открыла мамины тайники и выгребла оттуда все золото. Там было немного золота, но я взяла все». Кроме того, молодая жена одолжила у подружек несколько сережек и колец с драгоценными камушками.

Уф, вроде должно хватить!

В то волшебное утро Кормильцев проснулся с ощущением праздника. Надел белую рубашку, единственный, свадебный костюм и галстук. Начистил серые туфли и тщательно побрился. Обвел рассеянным взглядом жилое пространство, рассовал сокровища по карманам и решительно направился в центр города.

Илья звучно чеканил шаг вразрез одноцветному потоку людей. Он смотрел в эти лица и не мог им простить, что в своей унылой жизни они плывут исключительно по течению. Народ пугливо рассыпался по сторонам и жался к обочине мостовой, потому что путь Кормильцева озаряло сияние. В августовский день поэт шел по центру Свердловска, а от него во все стороны струился свет. Это не я придумал – с тех пор прошло более тридцати лет, но до сих пор живы люди, которые это свечение видели.

Как гласит история, поэт направился в сторону «нехорошего» дома № 42 по улице Малышева, во дворе которого располагался единственный в городе ломбард. У Ильи уже был опыт подобных приключений, и Америку он не открывал. Пару лет назад Кормильцев незаметно вынес из дома все золото своих родственников. Его намерения были благородны, а помыслы чисты – приобрести для группы «Урфин Джюс» новую ударную установку. И ему удалось все сделать красиво – и барабаны купить, и в долгу не остаться.

На этот раз Кормильцев играл по-крупному и поставил на карту все: деньги, репутацию, будущее нескольких рок-групп. Он дождался очереди, которую его приятели во главе с Юрой Шевчуком заняли с шести часов утра, зашел в ломбард и вытащил паспорт. Затем снял с пальца обручальное кольцо, а из карманов с грациозностью бывалого фокусника начал извлекать семейные драгоценности. Хмурая приемщица взяла товар, выписала квитанцию, а пожилой бухгалтер достал из сейфа хрустящие советские рубли. Поэт дважды пересчитал купюры с портретами Ленина и хватко перетянул их резинкой для волос. Кривая улыбка раскроила его лицо от уха до уха.

В этот же вечер Кормильцев направил в Москву своего друга звукооператора Диму Тарика, который сутки трясся в общем вагоне, припрятав в трусах и носках заветные пять тысяч рублей. Приехав в столицу, он купил у дипломатов вожделенную портастудию, а на сдачу приобрел «металлическую» кассету фирмы Maxell, на которую впоследствии и был записан наутилусовский суперхит «Гудбай, Америка».

По возвращении в Свердловск Дима Тарик был немедленно уволен с работы за прогулы, но это уже не имело никакого значения. Лес рубят – щепки летят…

Илья трясущимися руками распаковал картонную коробку и вручил этот фантастический агрегат музыкантам «Урфин Джюса» и «Наутилуса». Слава Бутусов позднее не без улыбки вспоминал: «У нас при виде этого чуда техники просто варежки открылись, до такой степени мы были потрясены этим космическим явлением. Это был огромный технологический шаг вперед, и именно Кормильцев в немалой степени повлиял на то, что мы занялись этим с таким интересом».

В эйфории никто не обратил внимания, что портастудия Sony оказалась примитивным сооружением с четырехканальным пультом и ревербератором. Как показала жизнь, включать ревербератор категорически не рекомендовалось, поскольку своим жутким звучанием он напоминал не достижения мировой цивилизации, а синюшкин колодец из сказок Бажова. Но с помощью этой аппаратуры можно было создавать реальные рок-н-ролльные альбомы, причем сидя не в центре Токио, а в обыкновенной свердловской хрущевке.

1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4