Значит, порнография – как гостайна? О ней нельзя говорить вообще? Или говорить можно, но нельзя пропагандировать? А где заканчивается разговор и начинается пропаганда? А кто решает – пропаганда или разговор? А может, порнография – это все-таки зло, подобное оружию и наркотикам? Тогда почему она, как наркотики, не запрещена?
Короче, вопросов много… Не меньше, чем порнофильмов.
Но не будем оправдываться. Скажем только одно: эту тему эту мы использовали аллегорично, как способ поговорить о чем-то другом – о кино, о современном зрителе, о политике и даже о российском менталитете…
Разумеется, мы контролировали процесс и не читали «грязных» эсэмэсок в эфир. А перед началом программы так и вообще предупредили: мол, увидите детей от приемников.
Но все это уже не спасло.
Через месяц на имя генерального директора радиостанции, Людмилы Александровны Резниковой, приходит письмо. Самое неприятное из тех, что может получить руководитель медиа: «предупреждение».
Текст этой хмурой бумажки гласил: «Такого-то числа, в программе „Крем Хруст“ содержалась пропаганда порнографии…»
Вот так вот мы и узнали, что означает это страшное злодеяние. Пропагандировать порнографию, в нашем случае – значит просто быть самими собой…
Ну что тут сказать: началась настоящая паника!
Умерено мнительные говорили, что это «заказ на „Рекорд“». Параноики рангом выше углядели во этом «давление на владельцев радиостанции». Самые опытные конспирологи полагали, что это атака на нас лично.
Так что же это все-таки было? Атака? Заказ? Давление?
Ответь трудно. Никто не знает и до сих пор.
Скорее всего, мы просто стали жертвой кампании. Попали под зачистку «нравственного топора».
В те дни на дворе трещали морозы проверок. Роскомнадзор заявлял о себе (с топором). Телевидение уже давно было под зорким приглядом. А разгулявшееся радио для острастки стоило шугануть. (В нашей программе, например, было достаточно «неправильного» политического юмора. Да и вообще чёрт-те еще чего.)
А Роскомнадзор – эта такая тайная жандармерия. Гаишники на дорогах морали. Или полиция нравов в области СМИ.
И палочная система (система в полиции, которая устанавливает план по раскрываемости преступлений) ей тоже не чужда совершенно. Вот они и кинули пару палок… Одна из которых попала в нас.
В общем, прослушивали и окружали всех по периметру…
При этом надо заметить: жертвами «надзора» стали не только мы. Параллельно с нами предупреждения получили сразу несколько средств массовой информации.
Правда, оказались мы в довольно необычной компании.
Первым из этих СМИ было «Эхо Москвы». Радиостанция получила предупреждение за «оправдание практики военных преступлений». Вторым – «Новая газета». Это оппозиционное издание наказали за «экстремистское высказывание» ее колумнистки – Юлии Латыниной. Третьим было информационное радио «Говорит Москва». Его «предупредили» за «программу о свингерах».
Пожалуй, только последние походили на роль наших коллег. Да и то лишь с учетом обсуждаемой ими общественно важной темы.
И началось: суды, разбирательства, тяжбы…
Проблема была в том, что никто совершенно не понимал: «пропаганда порнографии» – это собственно что?
За долгие годы наведения «нравственной чистоты» наша страна вымучила определение порнографии.
Это несколько истерическая дефиниция выглядит так:
Под порнографией понимается натуралистичное, циничное изображение полового акта и детализированная демонстрация обнаженных гениталий человека в процессе сексуального контакта, имеющие целью возбуждение сексуальных инстинктов у неопределенного круга лиц вне какой-либо художественной или просветительской цели…
Вопросов и к определению, конечно, немало. Ну, например, что такое «циничное изображение»? Или как с лету отличить цель художественную от не таковой.
Но так или иначе определение порнографии у нас есть.
А вот что такое ее пропаганда? Да еще, извините, в случае с радио?
Этого толком не понимал никто.
А посему в желании установить истину нашу «крамольную передачу» слушали лучшие эксперты страны – филологи, юристы, психолингвисты…
С этой же целью ими был подробно изучен отборнейший ХХХХ материал.
После месяцев нелегкой работы эксперты вышли из своих кабинетов взъерошенные. Теперь юристы-психолингвисты знали о порнографии все!
Нам неведома дальнейшая судьба всех этих филологов. Поменялись ли их ценности, продолжают ли они работать на тех же местах? Но в одном мы уверенны твердо: прежними они уже не остались. Ведь битва филологического с порнографическим предрешена.
В итоге мнения экспертов разделились поровну.
Одни считали, что таки да: пропаганда порнографии в нашей программе была. Другие категорически с этим не соглашались. Из чего ясно: тема в нашей стране горячая. Интеллектуалам еще предстоит над ней поломать головы и руки.
И это неудивительно: ведь для того чтобы разобраться – был ли факт пропаганды порнографии, нужно для начала это понятие четко выверить. А поскольку такого определения нет, то и вынести однозначный вердикт практически не суждено.
Дело в том, что сама статья «пропаганда порнографии» унаследована российским законом у СССР.
Но в советской России ее наличие было вполне оправданным. Ведь порно, как элемент «сладкой жизни» капиталистических стран, в условиях «развитого социализма» было запрещено. Следовательно, запрещено и его распространение. Что же это статья означает сегодня – известно одному богу и тому, кто перенес ее в новое российское законодательство.
Короче, год судебных процессов был насыщенным и продуктивным. Юристы больше не путали групповуху с BDSM. Психолингвисты на раз отличали фейсситинг от фистинга. Судьи определяли сходу: Рокко Сифреди или Пьер Вудман. (Говорят, даже не глядя на лица этих порноактеров…)
Невыясненным оставался только один вопрос: была ли в нашей программе пропаганда порнографии?
А вот этого-то мы как раз и не поняли.
Зато мы уяснили другое: сменилась эпоха, сдвинулся тектанический пласт. Больше на радио с порнушкой не побалуешься.
Но если закон о пропаганде порнографии у нас был всегда, то основной «цензурный устав» появился совсем недавно.
«Пропаганда гомосексуализма», «Закон о защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» – все эти законы были приняты в недалеком прошлом (1 сентября 2012 г.).
Коварны они не только своей внезапностью. Их достаточная неопределенность тоже довольно хитра.
Вы точно знаете как случайно не распропагандировать гомосексуализм? Вы на сто процентов уверены, что ваша информация не причиняет вред детям?
Именно этот закон ввел классификацию информации по возрастным категориям. Ну это когда начальник медиа должен думать не только о том, кто его будет слушать или смотреть. Но и о том, кто его смотреть и слушать не должен. Второе даже теперь важнее. Поскольку, «не попав в аудиторию» он в худшем случае теряет лишь рейтинг. А вот облажавшись с возрастной маркировкой можно и лицензию потерять.
«Возрастная классификация» – это те самые «6», «12», «16», «18 плюс». Этими цифрами обозначается возраст «детей», которым не рекомендуют просмотр или прослушивание. Теперь они везде, где есть рекламное изображение или звук.
«6 плюс» – означает, что слушать программу можно только начиная с шести годиков. «12 плюс» – с двенадцати лет…