Хочу на радио «или почему на радио работать не стоит»

Несмотря на уже наметившуюся жесткость плейлиста я мог поставить в эфир все что угодно. (В рамках существующей в компьютере базы песен, конечно. Сейчас этого «чуланчика» уже давно нет. Но тогда я мог выдернуть из него любой трек – хоть песню Вертинского 1939 года.)

А говорил я в микрофон…

Впрочем, это история отдельная.

Тому, что я тогда выдавал в эфир, в современном радиобизнесе определения нет. Сегодня такое ставят в пример как причину немедленного увольнения. На одних радиостанциях за это штрафуют. На других – непоправимо наказывают в темной радиокладовой…

Что же я говорил в эфир?

Программный директор «Рекорда» придумал этому явлению специальный термин. Не слишком, может, академический, но точно отражающий суть. Термин такой: «обсирать артистов».

Что это значит?

Ну вот представьте себе: эфир. Играет, ну, скажем, «Руки вверх!». Ну предположим, песня: «Ну где же вы, девчонки?».

А в конце этого тепленького, еще не допетого до конца трека странный дяденька хриплым голосом вдруг рычит:

«Зачем эти сладкоголосо-безголосые зайчики пытаются всех убедить, что им нужны девчонки? Ведь такими нежными голосами поют только те, кто любит мальчишек… – причем любит, по нескольку раз на дню…» – хрипел я в микрофон во время обычного дневного эфира.

Программный директор восторгов по поводу таких «выходов» не испытывал. Все это нравиться ему, как сами понимаете, не могло.

Особенно, если учесть, что «Руки вверх!» были участниками мероприятий, которые периодически проводил «Рекорд»… (Как, впрочем, и другие обосраные мною артисты.)

Программным директором на тот момент был Андрей Резников. Он же был и одним из хозяев «Рекорда». Кем он благополучно и является по сей день. Ну в смысле, хозяином, а не программным директором. Хозяин Резников программного директора Резникова давно уволил.

Но тогда он был и владельцем и программным директором. Поэтому к моим «обсёрам» он относился с двойной «любовью»…

Как человек неглупый Резников понимал: говорить в эфире такое – это все равно как продавцу кваса мочиться, ну скажем, в квас. К тому же прямо на глазах покупателей.

Но как человек деликатный – а также учитывая наши приятельские с ним отношения, мою «хриплую харизму» (а возможно, эти «разоблачения» бессознательно удовлетворяли его альтер эго!) – всей этой прелести он мне строго не запрещал.

Однако тактично пытался изменить мою «творческую установку».

«Хруст, ты пойми: человек, слушая песню на радио, думает, что в эфир ее поставил именно ты! А как же ему думать? Ведь ты же в его представлении – диджей! А ты берешь и сам рубишь сук, на котором сидишь: говоришь, что исполнитель – мудак, а песня – говно. И слушатель вообще ничего не понимает!»

Поспорить было непросто…

Но изменить себе было тоже никак нельзя. Как отказаться от образа неподражаемого отморозка! Нажитого при этом непосильным трудом. Как же быть? Выход был найден!

Чтоб не идти против совести, с одной стороны, и не расстраивать любимого программного директора, с другой, была придумана схема. Настоящий «План Б»!

Так вот, я знал, что Резников во время моего эфира может слушать «Рекорд» только в двух местах: либо в машине, либо у себя в кабинете. Следовательно, для начала нужно было произвести ориентировку на местности. А именно – выяснить, где он находится в данный момент.

Если его нет на работе – весьма вероятно, что он за рулем. А это значит, что приемник он, наверняка, слушает.

В этом случае мои выходы в эфир – ничего не попишешь! – подлежали корректировке. Певцы становились чуть меньшими мудаками, а песни – не самым страшным говном.

Но такой компромисс был нестерпим правдолюбу!

Поэтому особым вниманием пользовалась стратегия «Кабинет». Кабинет программного директора. Тогда он находился через одну дверь от эфирной студии.

Ситуация была в следующем. Когда Резников сидел у себя в кабинете, приемник, настроенный на волну «Рекорда», как правило, был включен. Это плохо.

Но сидел он там не один – в те времена в помещении находилось еще несколько сотрудников станции. Это хорошо. Знание сей дислокации давало мне шанс на победу! И тут начиналась разведка боем.

Как бы невзначай я заходил в кабинет. Типа пошутить, поздороваться, спросить: «Ну как тут ваще сами?…»

Истинная же цель этой хитрой диверсии была иной: мне нужно было выяснить состояние приемника! Если радио выключено – тогда проблем нет: Резников эфир, очевидно, не слушает. А значит можно спокойно идти работать (ну, то есть обсирать артистов).

А вот если оно включено…

Вот тут-то и вступал в силу план!

Приемник стоял на шкафчике неподалеку от входа – протяни руку, и звука нет.

Но как это сделать? Ведь начальник-то в кабинете! А ты у него как на ладони! И сам сгоришь, и артистов не обосрешь!

Оставалось одно – усыпить его бдительность.

Но каким образом? Ведь сонного газа у меня нет!

Ничего не попишешь: внимание нужно было отвлечь собою! Запудрить мозги при помощи личного обаяния…

План был таким: посредством своей яркой индивидуальности в помещение нужно было внести сумятицу. Использовать как прикрытие всех сотрудников, находящихся там. Это требовало недюжинных сил. Физических и, конечно же, интеллектуальных. И трижды перекрестившись, я начинал осуществлять этот план. Я заходил в кабинет – и представление начиналось.

Громко кашляя, шутя и смеясь – временами делая все это одновременно – я незаметно пробирался к приемнику. Анекдоты, приколы, байки – все оружие было пущено в ход.

Сотрудники в кабинете, ухватившись за повод отвлечься от дел, сами начинали смеяться и балагурить. Еще минута – и в помещении полное разложение. Еще секунда – и деморализованы были все!

И вот я почти у цели.

Здесь напряжение нарастало. Кашель становился раскатистей. Смех – более сатанинским. Шутки – немного тупей. Говорить я начинал громче, чем это уместно среди хорошо слышащих. Кашлять – немного туберкулезней, чем полагается тому, кто здоров…

Все смешивалось: кашель плавно переходил в смех, шутки трансформировались в чахоточный кашель. Ресурсы организма были задействованы полностью.

Весь этот титанический труд был хитрым маневром, чтобы отвлечь внимание.

И вот когда оно было отвлеченно. Когда сотрудники и начальник были развращенны окончательно. Когда орали и галдели уже абсолютно все – в этот момент и случалось самое главное! Вот тут-то и осуществлялся план! Тихонько, под шумок этого адского балагана, я тянул дрожащую руку к кнопке. Неслышный щелчок – и приемник стихал!

Опа – и музыка испарилась! Упс – и звуков в динамиках нет.

И главное – никто не заметил! Беснующимся в экстазе людям, как понимаете, не до приемника.

Ну а дальше – стремглав в эфир! И обсирать, обсирать, обсирать артистов…

Такой была граница эпох.

Так же проходила и остальная работа.