Волжское затмение. Роман

– Слушаюсь. Да, тут вот ещё что, господин полковник. Двое наших людей, Конаков и Саутин, оказывается, приятели с начальником нынешнего караула. Они вызвались разведать обстановку и наладить контакт, если получится…

– И что же? – с лёгким нетерпением спросил Перхуров. Это уже была чрезмерная самодеятельность, которой он не любил.

– Получилось, господин полковник. Их пустили на территорию. Разведчики слышали голоса, смех. Всё может сложиться лучше, чем мы предполагаем, Александр Петрович.

– Люди надёжные? – впился глазами Перхуров в широкое, лобастое лицо Петрова.

– Вполне, – поправил он очки.

– Хотелось бы разделить ваш оптимизм, Николай Иванович, но это очень рискованно, – с еле заметным раздражением выговорил Перхуров.

Томашевский с укором поглядел на Петрова. Тот еле видно пожал плечами. Оба козырнули и исчезли во тьме.

Девяносто два человека – три взвода – построены были в три шеренги на пустыре у края канавы под прикрытием деревьев и кустов. По стойке «смирно», в штатских пиджаках, сюртуках, тёмных косоворотках и толстовках стояли перед полковником эти люди. В большинстве фигур угадывалась многолетняя офицерская выправка. Было и с полтора десятка гражданских, но сейчас между ними не было никакой разницы. Все были строги, подтянуты, устремлены. Кончились нудные дни долгой, изматывающей подготовки – и вот оно, выступление. Эти люди знали, на что шли, и вовсе не нуждались в цветистых напутствиях и ободрениях. Перхуров негромко поблагодарил их за верность долгу, напомнил ближайшие задачи, прошёл вдоль строя, оглядывая своих соратников. Это, конечно, была чистейшая формальность, но пренебречь ею Перхуров не мог. Так надо. Так принято в армии. Особенно на войне.

Полковник отдал необходимые распоряжения, и разбитый уже на взводы отряд снова укрылся в канаве. Было строго приказано не разбредаться. Зудливый буравчик в душе, кажется, успокоился. Да и что тут колебаться, есть план – надо действовать.

– Задача первая, господа, – обратился он к собравшимся вокруг старшим офицерам и взводным. – Снять внешний караул. Выполняет взвод поручика Нахабцева. По выполнении взять внешний периметр объекта под свою охрану. И немедленно – вестовым – доложить. Задача ясна, поручик? Вам двадцать минут. Выполнять.

– Слушаюсь, – вполголоса отчеканил Нахабцев, резко повернулся, отпечатал три шага и прыжком скрылся в темноте.

Во тьме началось движение, колыхание, послышались отрывистые команды. И через пять минут двадцать человек гуськом, как по ниточке, сбежали со склона и ушли в сторону артскладов. До Перхурова донеслись лишь мягкие шаги по густой траве. Он вздохнул. Пока всё складывалось почти по плану. Где Супонин? Куда опять пропал этот чёртов бронекороль? Ему вчера дана была крепкая накачка от Перхурова, и внезапностей быть не должно. Без прикрытия броневиков и их пулемётов в случае большого боя будет очень туго. Но ждать некогда.

– Вторая задача – по прибытии вестового от Нахабцева двумя цепями атаковать и захватить артсклады. Капитан Скраббе! Поручик Толкачёв! Ваши взводы остаются в укрытии и ожидают команды к началу атаки, – чётко и жёстко проговорил Перхуров. – Получив команду, выдвигаетесь на пустырь, рассыпаетесь в две цепи и двигаетесь к воротам артскладов. Соблюдать полную тишину и скрытность. Стрелять только при крайней необходимости. Как поняли, господа офицеры?

– Так точно, приказ понятен, – с лёгким акцентом ответил латыш Скраббе и, будто эхо, повторил приказ Перхурова.

– Выполняйте, – махнул рукой полковник, не дожидаясь ответа Толкачёва.

Вот и всё. Теперь только ждать. Недолго вроде бы – чуть больше пятнадцати минут. Но эти-то минуты ожидания перед решающим броском и есть самые тягостные. Скорее бы уж в атаку! Но где, где же проклятый Супонин?!

Раздались торопливые шаги, и к Перхурову выскочил вспотевший, раскрасневшийся связной из штатских, в толстовке и пенсне.

– Господин полковник, – с одышкой стал докладывать он. – Ваш приказ выполнен. Караул снят.

Перхуров аж вздрогнул.

– Так… – недоверчиво качнул головой он. – Вы ничего не путаете? Так быстро? И без единого выстрела?

– Истинно так, господин полковник. Поручик разделил нас на группы, мы с разных сторон на них и выскочили. Они взъершились поначалу, думали – испугаемся, да не тут-то было. Поняли, что дело их – дрянь и сдали винтовки. Мы, говорят, только за паёк служим, а так – плевать хотели и на красных, и на их революцию, а драться за них – пусть дураков ищут. Так и сказали. Разрешите возвращаться, господин полковник? – поправив пальцем пенсне, спросил связной.

– Благодарю вас. Возвращайтесь. Скраббе! Толкачёв! Командуйте. Атакуем!

– Первый взвод! В направлении артскладов, к главным воротам, цепью в атаку! Вперёд! – приглушенно, но слышно крикнул капитан Скраббе.

– Я с ними, – сказал Перхуров штабным. – Вы – во второй цепи, со вторым взводом. До встречи! – и выскочил из канавы.

Вслед уже неслась команда Толкачёва второму взводу, а вокруг топотали сапоги и ботинки, слышалось возбуждённое дыхание. С револьверами и пистолетами наизготовку люди на бегу перестраивались в цепь.

– Интервал – десять шагов! – командовал Скраббе. – Молча – вперёд!

Цепь растянулась через весь пустырь и приближалась к высокому складскому забору. До него оставалось метров сто. Перхуров бежал рядом со Скраббе, сжимая револьвер. «Только б огонь не открыли… Только б не огонь! Если пулемёт, то крышка…», – билось в голове вместе с пульсом.

Следом, метрах в пятидесяти, двигалась уже цепь второго взвода. Расстояние до забора и ворот стремительно сокращалось. И вот они, ворота.

– Взвод, стой! Ложись! – скомандовал Скраббе, и бойцы бросились на траву. Тут же залегла и вторая цепь.

Перхуров проверил револьвер, нащупал в карманах гранаты.

– Опасно, господин полковник, – сквозь зубы, пробормотал Скраббе. – Разрешите мне?

– Не разрешаю. Ещё успеете. Сейчас – только я, – и Перхуров весело подмигнул капитану. Тот усмехнулся и критически покачал головой. Уже вслед.

Всего-то шагов десять по ровной земле, а показалось, как по канату. У самых ворот – массивных, металлических, с недавно намалёванной красной звездой, он чуть перевёл дух и, собравшись с силами, громко постучал в них рукояткой револьвера.

– Эй, хозяева! – зычно крикнул Перхуров, заблаговременно прокашлявшись. Голос мог подвести, это было бы сейчас некстати. – Открывай!

После веской паузы за воротами послышалась возня и хриплый, как спросонья, голос:

– Чего надо? Кто такой?

– К начальнику караула. Спецдонесение! – металлическим, командным голосом выговорил полковник.

– Пароль? Порядка не знаешь?

– Начальника караула сюда! Быстро! И пошевеливайся там. Мне приказано говорить только с ним.

Забормотали недовольные голоса. «Ну! Выйдите же, черти! Только выйдите…» – просительно прошептал полковник. Загремел засов, в воротах наружу распахнулась калитка, и двое молодых парней с винтовками за плечами показались в ней. Один вышел, другой только высунулся. Перхуров успел спрятать револьвер.

– Здорово, ребята, – улыбнулся он. – Что ж вы своих не узнаёте? Только с вами-то мне не с руки беседовать. Мне начальника, – и, широко размахнув руками, схватился за край калитки.

Скраббе поднял цепь. С десяток крепких мужчин в штатском подскочили, сбили с ног ошалелых охранников, зажали рты, разоружили. Ворвались в ворота, опрокинули без единого выстрела ещё двоих. Сопротивлялись они только для вида. В маленьком окошке похожего на курятник караульного помещения горел свет. Перхуров и Скраббе рванулись туда. Распахнулась и хрястнула об стену вышибленная пинком дверь.

– Руки вверх, не двигаться! – рявкнул Скраббе.

Четыре человека за столом вздрогнули, переглянулись и, глядя на наставленные стволы револьверов, медленно подняли руки. Это были начальник караула, полный, мордастый дядька лет пятидесяти, в неуклюже сидящей гимнастёрке, его помощник в мешковатой полевой форме и два перхуровца, Саутин и Конаков. Они не сдерживали улыбок.

– Что… Что такое? Кто вы такие? – взволнованно выдавил начальник.

– Да мы ж вам битый час толкуем, Михал Михалыч, – рассмеялся Конаков. – Свои!

– Во как… – всхрапнул Михал Михалыч, с усилием расстегнул воротник и откинулся на спинку стула. – Быстрые, черти… Быстрые…

– Полковник Перхуров. Северная Добровольческая армия, – с полупоклоном представился Перхуров. – Плохо несёте службу, Михал Михалыч. Значит так. Времени мало. Внешний караул снят, склады оцеплены. У меня сто человек под ружьём и два броневика с пулемётами. Будем воевать?

Через полчаса караулы были сняты. Врезались с лязгом ключи в замки, разбирались из пирамид винтовки, выносились ящики с патронами и пулемётными лентами. Выкатывались по дощатым сходням ухоженные, промасленные, блестящие пулемёты. У бойцов вспыхивали и горели глаза, как у кладоискателей, дорвавшихся наконец до вожделенных сокровищ. И эти сокровища, казалось, рады были умелым рукам новых владельцев. Обрадовали и четыре исправных, свежеотремонтированных уайтовских грузовика с достаточным запасом бензина. Чуть поартачившись, они завелись и бодро затарахтели, постреливая ядовитым дымком. Пулемёты и винтовки кучей грузились на них – всё после, некогда сейчас разбираться. Перхуров и Скраббе в этой суете держались начеку, следили за порядком и то и дело выходили за ворота проверять караулы. Всё было спокойно. Вот только проклятый Супонин с бронедивизионом как сквозь землю провалился. Перхуров начинал всерьёз злиться.

А под навесами стояли стройные ряды полевых трёхдюймовок. Уже на передках – запрягай и вези. Но не было лошадей. Капитан Ширин со своими артиллеристами ушёл на поиски, но на многое рассчитывать было нельзя. Жаль. Очень жаль. Артиллерия не нужна сейчас, при захвате города, но если придётся обороняться? Выдерживать осаду? Тут мало будет винтовок и пулемётов.