– Перестань, Дашка. Никуда ты одна не поедешь. И не нагоняй страху, с меня и так хватит. Вот что, – чуть поколебавшись, взглянул на Дашу Антон. – Сейчас мы пойдём ко мне. Передохнём, обмозгуем. Ты всё мне расскажешь. Всё как есть. А там, может, и решим чего… Вдвоём-то всё легче. Главное, Дашка, ты не одна теперь. Об этом помни. Идём.
Но тревога и маленький холодный страшок стояли комком у горла. И отступили только дома, когда Антон накрепко запер калитку и входную дверь.
– Давай, Дашка, проходи, не тушуйся, – подбадривал он девушку, помогая ей разуться. – Вот так, снимай свои кандалы. Вон ноги-то натёрла, того гляди волдыри пойдут… Голодная небось?
– Нет-нет, Антоша, не хлопочи. Я только… Попить бы мне… Пересохла вся, жарко, – ужасно стесняясь, пролепетала Даша. Антон провёл её в маленькую тесную заднюю комнатку с окном во двор, усадил за стол, бросился на кухню, налил в кружку воды из холодного самовара, напился сам и принёс Даше. Она жадно вцепилась в кружку и припала к ней губами. Пила беспорядочными глотками, и слышно было, как зубы судорожно прикусывают жестяной край.
– Бедная ты моя, бедная… – горестно вырвалось у Антона. Он смутился.
– Нет, – отдышавшись, с лёгкой улыбкой ответила девушка. – Раньше была бедная, а теперь – нет. Теперь мы вдвоём. Теперь не так страшно… Ой, Антон, ещё принеси, а?
И целый час в доме звенел негромкий, взволнованный Дашин голосок. Она сбивалась, останавливалась на мелочах, которые казались Антону ненужными, стойко боролась с подступающими слезами, часто пила воду из кружки и стеснительно прятала под стул босые ноги. Антон, глядя на неё во все глаза, кивал, поддакивал, ласково подбадривал и поглаживал по руке, которую бережно держал в своих ладонях.
Вы умрёте. Только и всего…
Занятия в Тверицком начальном училище проходили позавчера в первой половине дня, и около трёх часов пополудни Даша была уже на перевозе. Разморённая жарой, она села на трамвай у пристаней, и через двадцать минут неторопливой и тряской езды вышла из вагона на Сенной площади. День был не базарный, будний, и народу на площади почти не было. Да и в базарные-то дни здесь теперь было малолюдно – денег у людей нет, всё по карточкам, торговли никакой, только обмен, да и опасно: запросто могут счесть спекулянтом и арестовать. Сенная – ярмарочная – площадь, судя по всему, доживала последние времена.
С площади Даша свернула на большую, широкую, но такую же пустынную Пошехонскую улицу. Вела она в сторону Которосли, чуть под уклон. Пройти надо было два перекрёстка до глухого тупичка, в конце которого и был Дашин дом. Неспешно шагая, Даша искоса взглядывала на своё отражение в полузаколоченных витринах бывших магазинов и лавок. В летней лёгкой выгоревшей шляпке, в затрапезной рабочей кофточке, в плотной пыльной юбке до пят она очень не нравилась себе и тяжко вздыхала.
А впереди, словно прогуливаясь, помахивая свёрнутой в трубочку газетой, неторопливо шёл неуклюжий, длиннорукий и как будто выпивший молодой человек в студенческой фуражке и серой толстовке под ремешком. Он неловко ставил ноги и чуть пришаркивал мягкими матерчатыми туфлями. Даша остереглась обгонять его: от таких можно ждать чего угодно. И нарочно остановилась, сделав вид, что прихорашивается у какого-то тёмного окна.
А странный молодой человек неспешной своей походкой нагнал-таки другого прохожего – плотного, с широким бритым затылком мужчину в сером кургузом пиджаке. Собираясь, видимо, его обогнать, он зашёл слева и вдруг резко, с небольшого замаха, ударил его свёрнутой газетой под затылок. Раздался глухой хрусткий удар и тихий стон. Мужчина пошатнулся и осел, подхваченный сзади под мышки молодым человеком. Тут же из-за ближайшего поворота вывернулась извозчичья пролётка с поднятым верхом. Из неё стремительно выскочил маленький вертлявый крепыш в белом картузе и полосатой рубашке навыпуск. Вдвоём они подхватили обмякшего мужчину и затолкнули в пролётку. Безвольно моталась его бритая голова с белым лицом. Из носа и ушей струилась вишнёво-красная кровь. И через минуту пролётка и седоки скрылись за поворотом. Даша, пронизанная и пришпиленная ужасом, который бывает в кошмарных снах, ни жива ни мертва стояла посреди тротуара, моргая вытаращенными глазами. Двинуться с места не было сил. И вдруг её правую руку стиснул цепкий, как тиски, хват. И неведомая сила втащила девушку в подворотню, а потом в заброшенный чёрный ход полуразрушенного дома во дворе. Здесь был полумрак и глухая пустая тишина.
– Не пытайтесь кричать, будет хуже, – предупредил негромкий голос над ухом.
А она и не могла кричать. Из её судорожно разинутого, ловящего воздух рта вырывались лишь тихие, беспомощные хрипы. Незнакомец, чуть помедлив, отпустил свой железный хват и вышел из-за её спины. Это был сухощавый, чуть выше среднего роста мужчина в приличном, но пропылённом костюме серого цвета, бархатной жилетке и узкополой шляпе.
– Ну-ка, успокоиться! – резко прикрикнул он. – Тотчас же! – и его губы под изящно закрученными усиками изогнулись в презрительной ухмылке. Но у Даши окончательно ушло сердце в пятки. Её затрясло.
Ни слова не говоря, незнакомец вдруг несильно, но резко дважды хлестнул Дашу по щекам. Лицо ожгло, в глазах всё на миг вспыхнуло и потемнело. Но дрожь прошла. Задышалось ровнее. И никакой боли.
– Ну вот и прекрасно, – опять улыбнулся незнакомец и сдвинул шляпу к затылку. – Говорить можете? – и пристально взглянул на девушку. Глаза его были печальны и страшны. Внешние углы были трагично опущены книзу, а хищные, желтовато-серые зрачки холодно светились мрачной безжалостностью. Видимо, пожалев свою пленницу, незнакомец отвёл взгляд и подвинул шляпу на лоб.
– Ну? Можете говорить? – требовательно и резко спросил он.
– А? Д-да… – еле выдавила Даша нетвёрдым шёпотом.
– Спасибо. Наконец-то, – снова усмехнулся он. – А теперь скажите-ка мне, барышня, что вы видели сейчас на улице?
– Что… Ну… Какие-то люди… Я их не знаю! – завсхлипывала девушка, и из глаз помимо воли выбрызнулись слёзы. – Я домой иду… Я ничего вам не сделала!
– Ничего, – отрывисто выговорил незнакомец. – Только и всего, что увидели сцену, которую вам видеть не следовало. И попали в серьёзную беду. Книжки читаете? Как поступают с ненужными свидетелями? Ну! Отвечайте! – и вперил в Дашу свой скорбно-змеиный взгляд. Даша почувствовала, как в груди что-то оборвалось и гулко упало.
– Вы… меня… – тихо пролепетала она, отступая к стене.
– Только в обморок не падайте. Иначе вам конец. У меня нет ни минуты возиться с вами. И, если я до сих пор это делаю, значит, не собираюсь убивать вас. Пока.
– Но кто… Кто вы? Что вам нужно? – у Даши вдруг появился голос. Дрожащий, плачущий. Но голос.
– Ага. Это уже разговор. Кто я – вам всё равно. А нужно мне от вас много. Очень много. Вы напрочь забудете о том, что видели на улице. Вы вообще по ней не шли и ничего не знаете. Ясно вам?
– Да… И всё? – заморгала Даша.
– Нет, барышня. Не думайте, легко не отделаетесь. И не дрожите. Поедете сейчас в центр, на Пробойную…
– Но…
– Молчать. Там, напротив угла Варваринской, есть гостиница. Так, меблирашки. В тринадцатом номере там живёт Погодин Александр Алексеевич. Повторите.
– По… годин А… лександр Алек… сеевич… – послушно, заикаясь и цепенея под взглядом незнакомца повторила Даша.
– Скажете ему, что Виктор Иванович велел кланяться. Он излечился от лёгкой простуды, которая так его беспокоила. Теперь его здоровье вне опасности. Нужно сказать именно эти слова именно в таком порядке. Повторите.
Запинаясь, Даша повторила и это. Но незнакомец нахмурился.
– Не «просил передать», а «велел кланяться». Никакой отсебятины. Ничего не добавлять и не пояснять. Вы больше ничего не знаете. И не вздумайте фантазировать. Всё поняли? – сухо и хлёстко спросил он.
– Да, да… – торопливо пролепетала Даша. – Только… Только не смотрите на меня, мне страшно. А если… Если я откажусь?
Незнакомец хмыкнул и вздохнул.
– Это будет глупо, барышня. Ничего особенного не случится. Мир не рухнет. Вы умрёте. Только и всего. Прямо здесь. Прямо сейчас. Вы не оставите мне иного выхода, – простенько, с улыбочкой ответил незнакомец, и у Даши почернело в глазах. – И, барышня, если, не дай Бог, вам взбредёт в голову обратиться к властям, знайте, что они вас выдадут.
– К-кому?! – отшатнулась Даша и закашлялась.
– Мне. Я наблюдаю с этой минуты за каждым вашим шагом. Я вижу и слышу всё. Вам ясно? – и две холодящие металлические искорки снова в упор уставились на неё.
Даша кивнула и зажмурилась.
– Прощайте, – услышала она и, когда открыла глаза, поняла, что стоит в заброшенном подъезде одна. И тут хлынули слёзы. Обильные, крупные, неудержимые. Не в силах справиться с ними, Даша уткнулась лицом в ладони, прислонилась к стене, сползла на корточки, сотрясаясь всхлипами. Она одна, одна, совсем одна лицом к лицу с какими-то страшными людьми, подстерегающими её на каждом шагу. Ну почему, почему именно её угораздило влипнуть в эту жуткую и непонятную историю? Впрочем… Пусть лучше она. С Антоном бы, например, этот кошмарный тип не стал церемониться ни минуты. Пырнул бы ножом – и поминай, как звали. Или по голове. Как того, на улице… Странно, но эти мрачные мысли чуть успокоили её. Было страшно. Было очень жалко себя. Но от судьбы, видно, и вправду не уйдёшь. Надо уезжать. Как можно скорее.
Слёзы унялись. Даша наскоро утёрлась рукавом кофты, надвинула поглубже шляпку и выбежала через двор на Пошехонскую. Усталости и панической слабости как не бывало. Только бы скорей отделаться от этого гадкого поручения страшного незнакомца. Даша успела вскочить в уже отходящий трамвай на Сенной и через четверть часа уже шагала по Пробойной улице.
– К господину Погодину, в тринадцатый… – слабым, совсем детским голосом пролепетала она у стойки дежурной. Та подняла глаза от вязания, безразлично оглядела девушку и кивнула.
Тринадцатый номер был на первом этаже, в середине длинного темного коридора. Даша робко постучала.
– Открыто, – раздался громкий гулкий голос из глубины комнаты. – Входите!
Даша несмело толкнула дверь и переступила порожек. Перед ней стоял высокий сутуловатый человек лет сорока пяти с густой, каштановой, зачёсанной назад шевелюрой, давно не стриженой бородкой и такими же неухоженными, взъерошенными усами. Он, видимо, только что умылся, ворот белой рубашки был расстёгнут, лицо мокро блестело, на плече висело полотенце, а из крана умывальника жестяно капала вода.
– Здравствуйте. Слушаю вас, – миролюбиво проговорил постоялец, чуть склонив голову набок.
– Здравствуйте… Вы – господин Погодин Александр Алексеевич? – волнуясь, спросила Даша.
– Да. Чем могу служить? – на миг выпрямился он и тут же снова ссутулился. – Проходите. Присаживайтесь, – и придвинул ей скрипучий венский стул.
– Я к вам от Виктора Ивановича, – торопливо начала Даша, но запнулась, увидев, как нахмурились густые брови над выпуклыми карими глазами Погодина.