Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть

– Странно, – удивилась она, хотя и без тени разочарования.

В этот момент к ним подошел тамада Лёня со своей соседкой по столу.

– А мы к вам знакомиться! – весело выпалил Лёня, протягивая руку Федору.

– Федор. Климов Федор.

– А меня вы таки уже знаете – Лёня! Леонид Леонидович. Если нужна фамилия – Трофимов. Будем друзьями.

– А это моя подруга Люся, – пояснила Валя.

– Очень приятно, – искренне ответил Климов. Ему действительно было приятно, что этот веселый усатый богатырь, пожимающий его мелкую ладонь огромной ручищей, абсолютно не теряющийся в чужой компании, явно обладающий здоровым чувством юмора и интеллектом, так просто решил подружиться. Хотя, конечно, это, скорее всего, Люся предложила своему новому знакомому подойти к подруге.

– Здорово вы все организовали, – сказал Лёня, – давно так круто милицейские праздники не отмечал. А День уголовного розыска я и вовсе впервые, у нас ведь свой – День ОБНОНа.

– Да мы тоже, можно сказать, впервые с таким размахом… До этого скромно как-то… Нужно будет на будущее взять на вооружение.

Трофимов рассказал, что работает в ОБНОНе не так давно, а до этого трудился в специальном подразделении, что-то вроде милицейской разведки. Оперативники этой службы были полностью законспирированы, поэтому в лицо их легальные сотрудники почти не знали, хотя работали частенько в тесном взаимодействии. Это знакомство двух таких разных внешне и в большей степени внутренне людей получилось знаковым, ибо с этого момента они в дальнейшем не только тесно взаимодействовали, работали в паре, но и стали близкими друзьями. Ведь в оперативных подразделениях напарниками просто так не становятся – работа требует как тесного и слаженного взаимодействия, понимания друг друга с полуслова, так и максимального доверия. А с Трофимовым Федор в разведку бы пошел. Впрочем, об этом позже.

Вдоволь наевшись и изрядно выпив, присутствующие на вечере постепенно разбрелись по базе, занимая помещения. Многие, правда, не рассчитали своих сил, отчего более трезвые товарищи бережно уложили их спать. Позже Данет Обиджанович упрекал оперов в том, что более стойкие на этот счет дамы в одиночестве сидели у его очага или бесцельно бродили по базе, вынужденные общаться между собой. Самому чудо-повару поэтому пришлось взять на себя роль еще и массовика-затейника, с которой он, как человек восточный, успешно справился.

Утром Климов встал несколько раньше, чтобы успеть приехать вовремя на работу, но сразу же обнаружил, что никто на нее и не торопится. Проснувшийся народ медленно собирался в столовой, где было можно умыться и выпить чаю или кофе.

То, что сторож вновь был навеселе, Климова ничуть не удивило, но опера… Многие из присутствующих уже успели опохмелиться и с аппетитом доедали вчерашний плов. Компания наших друзей так же вчетвером заняла место за столом.

– А где Иваныч? – машинально спросил Климов, зная, что тот бы этого не одобрил.

– Уехали с Велиевым в отдел на разведку, – доложил пьяный и веселый Лопотко. – Позвонят оттуда, как обстановка. Должны же мы хоть раз в году расслабиться!

Климов понимал, что это нарушение традиций – хоть умри от водки, но на работе будь как стекло, однако не мог противиться расслабляющей обстановке.

– Да ладно, выпьем по маленькой! – подлил масла в огонь Лёня.

«Наверное, областные опера приходят на работу, когда им вздумается, – подумал Федор, – а у нас могут быть проблемы… В то же время Иваныч почему-то не стал никого будить, а поехал в райотдел с Велиевым, значит, считает, что ничего страшного в этом нет…»

Противиться коллективу, конечно, Федор не стал. Опера выпили и закусили, почувствовав снова прилив нездоровой энергии. Многие даже перестарались. Впрочем, телефонный звонок Лепесткова на базу быстро отрезвил личный состав уголовного розыска:

– Быстро собирайтесь и в отдел, – ругался Иваныч, – шеф очень злой и собирает всех на планерку. Прослышал, наверное, про наши похождения… Хочет проверить на трезвость. Машины выехали.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – в сердцах воскликнул Воронов.

– А что, начальник сильно у вас строгий? – спросил расстроенный Лёня. – А то у меня созрел один небольшой планчик в отношении нас с тобой… Не нужно идти в райотдел с перегаром…

– А что делать?

– Да срубим пару «палок», пока суть да дело, а потом скажешь, что преступления раскрывал с утра пораньше, вот и не пришел. Логично?

– Логично, но еще пару «палок» срубить ведь надо как-то?

– Это уже моя забота. Главное – в суточную сводку[25 - Суточная сводка – краткая отчетная справка о совершенных за сутки происшествиях.] попасть, чтобы никто не подкопался. Пойдем по территории, посетим пару притонов, а может, и одного хватит – уж двух наркоманов с поличным как-нибудь надыбаем! Будет ли твой шеф после этого принюхиваться, пил ты или нет?

– Думаю, что нет, – согласился Климов.

На притоне

Характеризуя Корзуна, следует заметить, что Анатолия Васильевича назначили начальником строящегося нового отдела милиции, беря во внимание прежде всего его способности в хозяйственной деятельности, в чем он в очередной раз преуспел – в короткий срок отдел был выстроен, облагорожен и начал функционировать всего через полгода. Будучи до этого участковым, Корзун достаточно неплохо разбирался в милицейской работе, но в основном старался не вмешиваться в дела уголовного розыска, переложив все на плечи зама. Сам же он продолжал решать чисто хозяйственные вопросы и только по крайней необходимости или из спортивного интереса мог иногда в чем-то лично и поучаствовать, как, например, в раскрытии убийства на улице 5 Августа.

В отделе его любили за простоту, доступность, человечность – нужно было совершить что-то сверхъестественно – порочащее, чтобы Анатолий Васильевич наказал или уволил своего сотрудника. В этом отношении показателен один случай с участковым Зайцевым, которого разбирали однажды на суде офицерской чести за то, что он «…будучи в нетрезвом состоянии, вышел во двор девятиэтажного дома по улице Мокроусова и, громко крича, начал вызывать свою любовницу М. Вместо нее из подъезда вышел гражданин К., являющийся ее мужем. В результате внезапно возникших неприязненных взаимоотношений между ними произошла ссора…».

– Короче, – оторвался от текста Корзун, – Зайцев начистил морду невиновному человеку, и спасибо, что тот написал на него заявление не в прокуратуру, а мне… Какие будут предложения?

Красный как рак и реально расстроенный Зайцев стоял перед коллективом, смущенно опустив глаза, словно первоклассник, а в это время по залу с разных сторон пробивались то тут, то там приглушенные смешки.

– Я серьезно спрашиваю! – привел всех в чувство Анатолий Васильевич. – Понимаю, что Зайцев отличный участковый, но его поступок никак не вяжется с офицерской честью! Какие будут предложения?

Никто не решался выступить в качестве судьи своему, хоть и оступившемуся, но товарищу. И только когда все поняли, что без предложений собрание будет длиться бесконечно долго, кто-то робко с задних рядов предложил:

– Объявить замечание…

– Замечание? – возмутился Корзун. – Кто сказал, «замечание»?! Да за это минимум – служебное несоответствие! А по-хорошему – гнать надо из органов в шею! Посерьезней, товарищи.

Прошло еще несколько минут тягостного молчания, из которого стало ясно, что больше никаких предложений от коллектива не поступит даже через час.

Корзун, хоть и неуверенно, но все же еще раз попытался призвать коллектив к сознательности, а когда понял, что бесполезно, неожиданно смягчившись, произнес:

– Ладно, пусть будет замечание. А ты, Зайцев, запомни, что судят тебя сейчас не за то, что напился, не за то, что имеешь любовницу при наличии жены, не за то, что избил ее мужа, а за то, что ты… ЗАСВЕТИЛСЯ! Засветился как последний простофиля, а не офицер милиции!

Трофимов привел Федора в дом, расположенный рядом с отделом милиции («Чтобы далеко не ходить, – пояснил он, – а то времени мало»…), бесшумно зашел в подъезд и принюхался возле квартиры на первом этаже. Затем знаками приказал Климову тихо подняться на второй этаж, еще раз глубоко затянулся воздухом, многозначительно поднял вверх указательный палец и так же тихо взошел по ступенькам.

– Варят! – радостно констатировал он.

Федор, конечно, понял, что варят вытяжку из маковой соломы[26 - Вытяжка из маковой соломы – ацетилированный опий, полученный в домашних условиях из сухих головок, иногда и стеблей мака.], но что делать дальше, он не знал. Часто в отдел поступали звонки от анонимных и не анонимных граждан, требовавших унять наркоманов, которые готовят в квартире наркотики, удушая соседей специфическим запахом растворителя, являющегося непременным ингредиентом этого непростого процесса, и в таких случаях дежурный посылал по указанному адресу опергруппу. Естественно, сотрудники, у которых в дежурные сутки и без того хватало забот, просто – напросто звонили в дверь и заходили в квартиру, когда все улики были уже уничтожены. В крайнем случае забирали присутствующих на освидетельствование и редко пытались доказать наличие преступления, не имея в этом достаточного опыта, хотя от оперов уголовного розыска и требовали «наркопалки». И вот сейчас у Федора появилась реальная возможность приблизиться с помощью профессионального обноновца к тактике раскрытия таких преступлений.

– Заходим «на плечах», – шепотом инструктировал Лёня.

– Как это?

– Видишь ли, – терпеливо объяснял Трофимов, – сейчас хозяин квартиры варит солому. Скорее всего, делает это он не только для себя – так удобнее. А когда вытяжка будет готова, к нему и придут остальные. У них свои условные стуки. Он им откроет – а мы следом: «Стоять, не двигаться!» Вещдоки целы – что и требовалось доказать! Только пошустрее.

Ожидать долго не пришлось – минут через десять квартиру посетили двое изможденных молодых людей, которые сначала осмотрелись, затем прислушались, после чего начали выстукивать несложную мелодию «Спартак – чемпион» по двери притона.

– Кто? – раздался оттуда осторожный голос.

– Воробей.

Послышался скрежет замков, во время которого Лёня и Федор напряглись, приготовившись к рывку, а когда наркоманы стали заходить, то быстро и почти бесшумно ворвались в квартиру. В нос ударил резкий специфический запах растворителя.

– Стоять! – скомандовал Трофимов. – Руки в гору!