Дневник провинциального сыщика. Почти документальная повесть

Увидев себя в стареньком зеркале возле умывальника, Федор обомлел – лицо в крови, бровь рассечена, под глазом огромный синяк! Ничего себе попал в историю! Отмыв грязь и кровь, Климов с облегчением заметил, что серьезных травм все-таки нет, только синяки и ссадины, которые зажить должны быстро, а пока вид, конечно, все равно далеко непрезентабельный – показаться в министерстве с таким лицом – опозорить родное управление, как минимум…

К тетке отвезли на милицейском уазике и даже проводили до квартиры, словно остерегаясь, что потерпевший скроется. Еще бы! Такой грабеж раскрыт, а, может, по цепи – и не один. Реакция родственницы была шоковая – «накаркала»! Федор как мог пытался успокоить, мол, бывает и не такое, но она клятвенно обещала: «Убью засранцев!» И ведь почти сдержала слово! Месяца через три в коридоре здания суда в перерыве судебного заседания она, как кошка, подкралась к одному из подсудимых и так ему врезала, несмотря на конвой, что он открыл головой дверь, за которой проходило другое заседание, создав легкую панику внутри. К счастью, все ограничилось шутками присутствовавших в зале, легким испугом конвоя и небольшой шишкой на лбу подсудимого.

На следующее утро родственники отвезли Климова на машине в линейный отдел, где ему представили следователя, занимающегося его делом. Им оказался полный приветливый мужчина лет сорока, который начал разговор с извинений за неудобства в связи с невозможностью быстро покинуть столь «гостеприимный» город, после чего Федору как потерпевшему пришлось поучаствовать в ряде следственных действий: допрос, опознание вещей, включая злополучную шапку, лиц и многих других. В коридоре он пообщался со вчерашними злоумышленниками, которые уже не казались такими грозными, а вызывали лишь жалость и сочувствие, постоянно пуская слезы и униженно прося простить их за содеянное. Так как Климов по характеру отличался редким великодушием, на него это подействовало. Он спросил у следователя, нельзя ли как-то простить заблудших овец, но последний сослался на Уголовный кодекс, который определял это дело как преступление публичного обвинения, то есть ходатайства Климова в данной ситуации носили чисто субъективный характер, могли смягчить обвинение в какой-то мере, но никоим образом не освободить от ответственности. Впрочем, на всякий случай Федор под диктовку следователя написал заявление о том, что претензий к задержанным не имеет.

К концу дня снова приехали родственники и, к счастью, следователь пообещал, что вечерним поездом Климов уже сможет отбыть в родной Белгород. Тогда тетка всучила Федору пакет с едой и литровую банку вкусного домашнего вина на дорожку. О том, что оно вкусное, Климов и следователь убедились тут же, хотя Федор вначале побаивался предложить сотруднику ужин на двоих чем бог послал. Но позже не пожалел об этом. До самого поезда они душевно беседовали, после чего следователь проводил потерпевшего до вагона. Убаюкивающе раскачиваясь на верхней полке под стук колес, Федор все же еще долго не мог уснуть, рассуждая мысленно о том, какие все-таки удивительно добрые люди работают в милиции и как хорошо, что он, хоть и в результате не очень приятного для себя происшествия и совсем недолго, но все-таки оказался с ними по одну сторону фронта в борьбе с преступностью.

1994. Мотив убийства (продолжение)

– Ну, у кого какие мысли? – задал свой обычный вопрос в подобной ситуации Лоскутков, когда опера расположились в его не очень просторном кабинете на первом этаже, и привычно посмотрел в зарешеченное окно, выходящее на кооперативное кафе «Мотылек», из которого частенько вечером выходили стройные и модно одетые дивы. Поэтому, сидя на вечерней планерке, весь личный состав, да и сам Лоскутков, периодически поглядывали в окно, не теряя при этом темы разговора, и только при появлении какой-нибудь совсем неотразимой девицы кто-то мог обратить внимание остальных восторженным восклицанием. При этом Иваныч одобрительно соглашался:

– Да, ничего себе… – и тут же возвращался к делам.

А однажды вечером, когда на улице стемнело, во время планерки какие-то две симпатичные девицы нарисовались за решеткой и плаксивым голосом спросили:

– Вань, ну скоро ты?

Иваныч густо покраснел, хотя ничего в этом постыдного никто из присутствующих не заметил, и сердито стал задергивать занавеску.

– Скоро, скоро, отойдите от окна!

Однако вопросов было много, прошло минут двадцать, после чего за окном из темноты снова послышались жалостливые голоса:

– Вань, ну скоро ты?

– Да скоро, скоро! – отчаянно закричал Иваныч, – уйдите отсюда! Не видите – у меня планерка! – и, словно оправдываясь перед всеми, шепотом добавил, – достали, вертихвостки.

Был далеко еще не вечер, но все понимали, что к сумеркам преступление должно быть раскрыто. Климов, как и все остальные, продолжал ломать голову над мотивом убийства, который хоть как-то мог пролить свет на это темное дело.

– Будем отрабатывать возможные версии, – прервал размышления Лоскутков, – и начнем с самых вероятных. Могли старика убить из хулиганских побуждений? Могли. Вот одна из версий, которую нужно отрабатывать в первую очередь. Могло убийство произойти на бытовой почве? Может, выпивал с кем, чего-то не поделили. Вполне возможно. С целью грабежа? Тоже надо проверить, были ли у него деньги. Сейчас и за бутылку прибить могут. Ну, на почве каких-либо родственных отношений или с работой что-то – вряд ли…

– Фашистов местных вчера видели в округе, – сказал кто-то из оперов, делавших поквартирный обход.

– Так, уже интересно, – зацепился Лоскутков, – дед – ветеран войны, может, с этим что-то связано…

«Фашисты», то есть члены РНЕ[15 - РНЕ – «Русское национальное единство» (Общероссийское общественное патриотическое движение ООПД РНЕ) – русская ультраправая националистическая организация, основанная группой бывших активистов НПФ «Память» во главе с Александром Баркашовым. Идеология характеризуется рядом политологов как фашистская и нацистская.], или баркашовцы, как их тогда называли по фамилии лидера, существовали совершенно легально. Их база находилась в кемпинге, относительно недалеко от места совершения преступления. Администрация гостиницы арендовала им один из домиков с условием, что они заодно будут следить за порядком на территории, с чем они успешно справлялись. До их появления в кемпинге имели место грабежи, драки и даже вымогательства денег у парочек, которые снимали на ночь номер для аморальных любовных утех и под страхом огласки, естественно, старались откупиться по-хорошему. Баркашовцы, одетые на военный лад в стильную черную форму, внушали страх преступному элементу, бывало, задерживали нарушителей и передавали в милицию. Сами же организовывали собрания, на которых вели себя тихо и пристойно, раздавали по понятиям девяностых безобидные листовки, привлекая в свои ряды молодежь под лозунгом «Россия для русских», в криминальных поступках замечены не были, но все равно находились под постоянным пристальным вниманием органов внутренних дел как потенциальные антиобщественные элементы чуждой идеологии.

– Может, ветеран войны наехал на них, стыдить стал или еще чего, а они и решили вломить ему… А много ли старику надо… – развивал версию дальше Иваныч. – Короче, начинать надо с баркашовцев, тем более что других зацепок пока нет… Или кто еще чего накопал?

Тягостное молчание красноречиво свидетельствовало о том, что больше никто ничего не накопал.

– Иван Иванович, а вы сами ничего ночью не слышали? – попробовал пошутить Воронов.

– Нет, – обиделся Лоскутков, – я, в отличие от некоторых, по подъездам ночами не шатаюсь. Давайте отправим двоих человек в кемпинг, а остальные вместе со – мной на место происшествия. Нужно все тщательно проверить…

– На обед приглашаете? – не унимался Виталик.

– Всех, кроме тебя, бездельника! – почти разозлился Иваныч. – Дуй в кемпинг вместе с Лопотко. И чтобы без подробных рапортов об отработке подозреваемых не возвращались!

По пути к дому Иваныча Федор с Глебом Велиевым попытались снова смоделировать картину произошедшего.

– Следы крови на лестнице начинаются со второго этажа и все обильнее и обильнее проявляются вверх по лестнице. На последнем этаже – лужа крови, где, возможно, человек и умер от ее потери, – рассуждал Климов. – Видимо, рано утром преступник или преступники вернулись на место происшествия, чтобы спрятать труп…

– Или проверить, есть ли труп, – добавил Глеб. – Может, они не хотели вовсе убивать, пьяные были, а потом протрезвели, вспомнили об инциденте, ужаснулись и пошли посмотреть.

– Ну да! А тут труп… Что делать? Вот и решили перетащить на верхний этаж, чтобы скрыть убийство хотя бы на время, а потом собирались, может, и вовсе избавиться от него. И повис на Виталике бы еще один глухарь о без вести пропавшем, если бы кровь с лестницы убрать догадались… Выходит, не очень умные ребята?

– Почему же, – возразил Велиев, – просто поздно было лестницу мыть – люди начали просыпаться и на работу идти. Может, понадеялись, что так быстро на чердак никто не заглянет. Ведь даже Иваныч не обратил внимания – подумал, кровь от поросенка, привезенного кем-то из деревни!

– Логично. Вот бы побыстрее узнать, есть ли алкоголь в крови, мог ведь с кем-нибудь выпивать, а потом подрались…

– В любом случае окружение теребить надо и местных алкашей. Кто его видел в последний раз, где и при каких обстоятельствах, – резюмировал Велиев. – От родственников еще не вернулись?

– Сказали, что трезвый был, вечером на работу пошел ненадолго, – присоединился Иваныч, – должен был скоро прийти домой, но не вернулся… Дед, с их слов, мог встретить какого-нибудь старого друга или соседа, выпить немного, задержаться, поэтому ждать не стали – легли спать, а утром хватились…

– Значит, правильно, – подытожил Велиев, – будем опрашивать окружение.

Когда снова зашли в подъезд и уперлись в лифт – место работы погибшего, решили снова внимательно обследовать лестницу на предмет дополнительных улик.

– Если снизу пойдем – значит, пешком, а сверху – поднимемся на лифте – спускаться легче будет… – рассуждал вслух Климов.

Решили поехать на лифте. Попутно еще раз осмотрели и сам лифт, что, впрочем, ничего нового не дало. Снова площадка верхнего этажа, засыхающая лужа крови…

– Он один тут у вас лифтером работал? – спросил на всякий случай Федор у Лепесткова.

– Ну да – других я не видел. А утром пришел лифтер из соседнего дома с ключами и запустил лифт.

– То есть как запустил? – удивился Климов. – Лифт не работал, что ли?

– Ну да, на ночь ведь лифты у нас отключают из экономии электроэнергии. Вот вчера вечером лифтер и пошел его отключать. А потом…

– И в котором часу его отключают? – продолжал допрос своего начальника Климов, и по всему было видно, что его осенила спасительная догадка.

– В одиннадцать вечера.

– А иногда и немного раньше, не правда ли?

– Ну да. А ты откуда знаешь?

– Мужики, мне кажется, что я понял мотив, а потому и примерное место поиска убийцы. Могу даже утверждать, что он наверняка молод, силен, любит выпить, отчего часто «течет крыша», поэтому становится буйным и непредсказуемым. Иваныч, живет ли у вас подобный индивид на верхних этажах?

Лоскутков задумался.

– Вроде есть такой с одиннадцатого этажа. Да ты его видел – он ведь понятым присутствовал при осмотре трупа!

…Парень почти не отпирался, тем более что при посещении квартиры его жена была застукана за стиркой окровавленной одежды. Климов зашел туда позже, когда Иваныч по-соседски уже расколол убийцу, ему надели наручники и повезли в отдел. Лоскутков, Климов и Велиев снова пешком отправились обратно.

– Как ты догадался? – наконец спросил Лоскутков у Федора.