* * *
Женька ушел служить в армию в начале восьмидесятых. Там он приобрел профессию бульдозериста и определенный жизненный опыт. Домой после службы возвращаться не стал – поддался на уговоры сослуживца Пашки и поехал с другом искать счастья на север дальний.
Так и скитался пятнадцать лет в суровых краях: золото добывал в старательских артелях, алмазы в Якутии, пушнину в сибирской тайге. Деньги заработал за эти годы большие, но собственным углом и семьей так и не обзавелся. И все больше тянуло его в родные края.
Домой Евгений возвратился в конце девяностых. Привез он с собой в родную деревню, кроме кровно заработанного, не красавицу жену, а какого-то не то якута, не то эвенка. Старикам-родителям объясним, что этот иноверец спас его в тайге от неминуемой смерти и теперь ему как родной брат.
Многое изменилось за эти годы в стране, да, собственно, и той страны, в которой прошло Женькино детство, больше не существовало. Родная деревня изменилась до неузнаваемости. Большая часть домов теперь пустовала и разваливалась, а их хозяева подались вместе с семьями искать лучшей жизни в другие края. В деревне доживали свой век лишь одинокие старики-пенсионеры, которым некуда, да и незачем было ехать, и которых можно было перечесть по пальцам.
На сельмаге, как и на клубе, висел амбарный замок, на току и по полуразвалившейся ферме гулял ветер, вокруг царили запустение и безысходность.
Финансовое состояние Евгения позволяло ему приобрести добротный дом где-нибудь в городе, хорошую машину и еще бы осталось на безбедную жизнь, но он решил поступить со своим капиталом по-другому…
* * *
Память странная штука – она иногда вытворяет с людьми необъяснимые вещи. Порой ты не можешь вспомнить, куда вчера задевал ключи, которые точно знаешь, что держал в руках, но зато отчетливо помнишь какие-то события десятилетней давности, причем до самых мельчайших подробностей.
В институте странные события происходили с Егором дважды. Первой жертвой стал парень из его группы – Сергей. И ссора-то произошла из-за ерунды, если по большому счету. После первого курса они отрабатывали практику на строительстве нового корпуса института в качестве подсобных рабочих. Естественно, рабочий день, кроме работы, был заполнен всевозможными шуточками, подначками и подколками друг друга. Серега выбрал для своих острот не самый удачный объект – самолюбивого и надменного сокурсника Егора. Всем с самого начала было ясно, что их словесная дуэль долго не продлится, и все это закончится плохо. Так оно и случилось. Однажды самообладание изменило Егору, он не сдержался и бросился на Серегу с кулаками. Драка получилась не зрелищная, да и вообще не драка, а так – пара зуботычин, после которых сокурсники растащили соперников, но обиду Егор на Серегу затаил в душе лютую.
Второй курс Сереге пришлось прервать вскоре после зимней сессии, на два года сменив модные кроссовки на армейские сапоги. Причиной стала пьянка после стипендии в институтском общежитии. Такие мероприятия не поощрялись ни комсомольской организацией, ни деканатом. Правда, если они проводились тихо, это еще сходило с рук, но компания, в которой веселился Серега, непростительно увлеклась, утратив всякие приличия и самоконтроль. Ребята играли на гармошке, орали пьяными голосами песни, а их подружки, вдохновленные градусами, исполняли под аккомпанемент танцы, напоминающие привычный ныне, но яростно осуждаемый тогда «империалистический» стриптиз. Скандальная получилась история, с крайне неприятными для участников событий последствиями.
На третьем курсе института Егор познакомился с Наткой, на свадьбе у своего одноклассника. Наткин ухажер Игорь выполнял в тот день почетную и нелегкую задачу – как свидетель гражданского акта бракосочетания, он вынужден был охранять невесту от всевозможных на нее посягательств со стороны неуемных на сей счет гостей. Объяснив Егору сложную ситуацию, в которой оказался Игорь, жених попросил его поухаживать за Наткой, что Егор с удовольствием и сделал. Возвращаясь вечером домой, слегка захмелевший Егор подумал с сожалением: «Классная девчонка эта Натка, жаль только уже занята».
Через пару месяцев, сдав сессию, Игорь поехал на каникулы во Львов, причем один – без Натки. Объяснялось это тем, что поездка носила отнюдь не экскурсионный, а деловой характер. И дела эти были связаны с фарцовкой, коей Игорь промышлял без отрыва от учебы в институте. Прикупив десятка два джинсов, любимых молодежью и дефицитных в те времена, он не придумал лучшего способа передвижения, как поддаться на рекламный призыв: «Летайте самолетами Аэрофлота» и попереться со своим багажом в аэропорт.
То, что называется ныне «предпринимательской деятельностью», в середине восьмидесятых не поощрялось государством, именовалось спекуляцией и за нее даже сажали в тюрьму. Такая участь и постигла незадачливого студента-бизнесмена. И пока он, как говорят на жаргоне, «тянул срок», Егор с Наткой провели вместе два прекрасных года, полных любви и незабываемых впечатлений. Потом Егор пошел в армию, а Натка… вышла замуж.
И выходило, что Егор сыграл роковую роль в судьбах Сергея и Игоря…
* * *
Отдохнув недельку в родных пенатах и все обмозговав, решил Евгений стать фермером. Стартового капитала, заработанного своими руками, ему с лихвой хватило на покупку техники и семян, а руки у Женьки росли из того места, откуда надо, да и голова соображала. В первый год своего фермерства он даже ухитрился подвести в деревню газ, чего в свое время не смогла осилить советская власть, видимо, считая деревеньку бесперспективной уже в те годы. А Женька с упорством бульдозера, на котором проработал не один год, пахал, сеял и строил, веря в то, что сумеет дать вторую жизнь деревне, где прошло его детство и где хотел он встретить свою старость.
Ему интересно было заниматься настоящим делом и видеть плоды своего труда. Хотя порой он и ловил себя на мысли, что затеял ой какое непростое дело – поднять из руин деревеньку в глубинке, – но стремление достичь поставленной цели помогало преодолевать трудности. И во всех его начинаниях участвовал верный друг – сибиряк Хонк.
Самой трудной для Евгения оказалась задача переделать психологию людей, пришедших работать в его фермерское хозяйство. Народ жил по-старинке, и так же трудился. Идея построения коммунизма умерла, породив определенную безыдейность, а пропагандируемый многие годы атеизм посеял в душах людей еще и бездуховность. Никто не изучал Библию, стремясь постичь истину, а церковные праздники праздновались лишь потому, что являлись поводом выпить. Сказывалось также отсутствие воспитания и культуры, и привычка работать «на дядю», который все равно тебя обманет, будь то председатель колхоза или новоявленный фермер.
Но церковь в деревне, как это стало модным, Женя строить не стал, ни в первый, ни в последующие годы. Сам же он изучал Библию и старался следовать ее канонам. Вместо церкви он отстраивал ферму и зернохранилище, строил мельницу и маслобойку, расчищал заброшенный сад.
Через пару лет на месте разваливающихся мазанок стали появляться газифицированные коттеджи, стирая собой пресловутую грань между городом и деревней. В них поселялись люди, которые пришли работать к Евгению всерьез и навсегда. А еще через пару лет деревня, на которой уже давно был поставлен жирный крест, начала напоминать собой западный пригород с газонами и клумбами перед домами.
Люди увидели и поняли, что наконец-то пришел настоящий хозяин.
* * *
Сестра как-то пожаловалась, что к ней пристает один карточный шулер (достаточно известная в городе личность, особенно в криминальных кругах), и попросила Егора помочь избавиться от навязчивых знаков внимания. Она работала реализатором на рынке, который являлся главным местом промысла престидижитатора. Егор попытался отыскать способ прижать шулеру хвост и отбить у того охоту приставать к сестре. Пока он находил нужных людей, общаясь с криминальным отребьем разных рангов, произошло неожиданное событие. Какая-то бандитская группировка, по невыясненным причинам, ликвидировала шулера…
Другая история выглядела если не мистической, то какой-то зловещей – это уж точно. Начальник Егора Шалин был человеком прямолинейным и грубым. Его любимым занятием было подвергать яростной критике, граничащей с издевательством, подчиненных, подавляя в тех всякий интерес и желание трудиться вместе с ним. Работать под таким нечутким руководством Егору было психологически тяжело. Через два месяца мучений он готов был уволиться по собственному желанию, чтобы больше никогда в жизни не видеть этого человека. И хотя заявление написать Егор не успел, но его желание полностью осуществилось. Неожиданно для всех Шалин перенес подряд два инсульта. После второго он начал заговариваться, забывать кого как зовут, перестал узнавать знакомых и ему дали группу инвалидности. Егора же назначили на его должность, как способного и перспективного сотрудника – заместителем главного редактора.
Во всех этих случаях была одна закономерность: те люди, которые как-то мешали Егору по жизни или просто вызывали антипатию, со временем попадали в сложные ситуации, исчезая с его горизонта. Раньше ему казалось, что все это происходило само собой и что он, Егор, не оказывал на эти события не то что решающего, а вообще какого-то влияния. Наверное, в суматохе жизни просто не оставалось времени, чтобы посидеть вот так спокойно, как сейчас, на ящике в темном сыром подвале, и проанализировать все, да и необходимого толчка раньше для этого не было, пожалуй. Теперь он смотрел на те же события совсем под другим углом, понимая то, чего прежде не замечал (или не хотел признавать): свою роль в них…
* * *
Главный редактор был само очарование. Пригласив зама к себе в кабинет, он предложил Егору смотаться в командировку. Другой бы на месте Егора взял под козырек и браво ответил: «Есть!» – амбициозный же зам, вместо этого, принялся активно возражать.
– Объясни ты мне, Петрович, почему именно я должен ехать в этот Мухосранск? – не скрывая раздражения, поинтересовался он. – Корреспондентов у нас мало или что?
– Или что, – передразнил шеф. – Корреспондентов-то у нас хватает, но съездить должен именно ты. И не кипятись. Там делов-то на два часа, за день туда и назад обернешься.
– Да я вообще не понимаю, кому этот материал может быть интересен? Мало ли сейчас всяких шизов развелось. О каждом писать, места в газете не хватит, а сенсации я в этом не вижу.
– Не видишь, и не нужно, обойдемся без сенсаций. Между прочим, мы о каждом, как ты изволил выразиться, шизе и не пишем. А вот этим конкретным экземпляром интересуются в определенных кругах, что само по себе уже заслуживает внимания и именно твоего там присутствия. Улавливаешь? Или еще есть вопросы?
– Уже уловил, я же способный, – буркнул Егор, смекнув, что «определенные круги» – это либо городское, либо областное руководство.
Выслушав свое задание и инструкции, он покинул кабинет главного.
С тех пор, как Егор стал заместителем главного редактора, он прекратил ездить в командировки, чему был несказанно рад. Во-первых, он тяжело переносил отсутствие привычного комфорта и страдал даже от воскресных поездок на дачу, которая по сути являлась огородом, и где не было таких приятных благ цивилизации, как кран с водой, диван, телевизор и прочее, включая холодильник с продуктами. Во-вторых, Егор не любил уезжать из города вообще, а тем более ехать в какую-то глухую деревню…
* * *
Слава о бойком фермере быстро разнеслась по городам и весям. Хозяйство его кто-то окрестил коммуной, да так и прилипло это название, а личностью фермера вскоре заинтересовались в определенных кругах. Вопросов возникало много. Как сумел один человек за такой короткий срок, без всяких банковских кредитов, в условиях давления налогового пресса не просто организовать свое дело, а еще и успешно? Что за коммуну он там создал и с какой целью?
Именно с целью прозондировать ситуацию на месте и выяснить, кто стоит за странной коммуной, кто ее финансирует и чего хочет, под предлогом написания очерка о процветающем фермерском хозяйстве, Егор и был направлен в командировку.
* * *
«Тоже мне, блин, борцы за мир во всем мире, – думал Егор по дороге к цели своего редакционного задания. – Придумали тоже тему – разоблачить „Аль-Каиду“ с Усамой бен Ладеном Мценского уезда. Ну, раскрутился какой-то богатенький Буратино, а теперь от щедрот решил бедноте кусок бросить, так сразу паника. Тащись теперь за сотню километров и выслушивай бредовые идеи этого доморощенного Фурье».
Егор и не предполагал, что его рассуждения в чем-то весьма близки к истине. «Аль-Каидой», разумеется, здесь и не пахло, а вот по поводу всего остального стоило подумать. Пообщавшись с Евгением, к которому спецкора провели без промедления, Егор установил окончательный диагноз. «Так и есть, – сделал он вывод. – Начитался в детстве утопистов, а повзрослев, решил воплотить в жизнь заветы Ильича. Целая страна, блин, не смогла, а тут нашелся гений-одиночка, который решил построить коммунизм в отдельно взятой деревне. Смело, но глупо».
Евгений восторженно рассказывал о своих достижениях, делился с Егором планами на будущее, и тому даже стало жаль беднягу. «Как же больно тебе будет падать с высоты полета твоей мечты. И твой Город Солнца фиг дадут достроить. Ну, еще пару коттеджей может и успеешь соорудить, а потом тебя просто тупо грохнут, чтоб чего не вышло – и финита. Скромнее нужно жить и не привлекать к своей персоне излишнего внимания».
Как и предполагал Егор, практик идеи коммунизма вскармливался духовной пищей, черпаемой ил Библии. Правда, глобальное привлечение к вере жителей коммуны не практиковалось. Услышал Егор и историю таежного жителя Хонка. Дружба его с Евгением началась много лет назад с того, что однажды Хонк нашел в тайге истекавшего кровью Женю, которого помял медведь. Он притащил раненого на себе в селение, вылечил и выходил. С тех самых пор они стали неразлучны. В коммуне Хонк выполнял обязанности первого советника, совмещая их с врачебной практикой. Коммунары, знающие о необычных экстрасенсорных способностях таежного жителя, называли его за глаза шаманом и слегка побаивались, хотя жители соседних деревень шли к лекарю чередой.
Два часа, о которых говорил шеф, незаметно растянулись на полдня. Егор полагал, что с заданием он справился и готов был уже откланяться. Материала дня очерка было более чем, да и обо все остальном Егор уже составил собственное мнение. И тут произошел тот самый его величество случай, который испортил все. Евгений решил познакомить гостя с Хонком.
Войдя, Хонк пристально посмотрел на Егора и что-то сказал на непонятном языке, обращаясь к Евгению. Фермер перевел слова шамана. Оказалось, тот говорил, что у гостя плохая аура. «Вот это мило! – внутренне возмутился Егор. – Но мою ауру, ребята, мы обсуждать не, будем, а лучше побеседуем о вашей дружбе».
И он задал Евгению вопрос:
– А скажите, как вы относитесь к тому, что медицинские эксперименты Хонка, как, собственно, и ваша с ним дружба, не одобряются во Второзаконии вашей настольной книги?
– Что вы имеете в виду?
– Стихи Библии, в которых сказано приблизительно следующее: «Не должен находиться у тебя в доме прорицатель, гадатель, чародей, ибо мерзок перед Господом всякий, делающий это…» – многозначительно и злорадно произнес Егор.
Вот тут-то у него и начались проблемы.