Чеченские рассказы

– Прекратить огонь… Пополнить боекомплект… плект… – катится по позициям.

Свалившийся от усталости на дно окопа Редреев заметался с ящиками патронов вместо раненого Ламзуркина. Бойцы нервно снаряжают магазины. Радист Кибер доложил в полк, что атака отбита своими силами, что на ВОПе два двухсотых и четыре трёхсотых.

Во взводной палатке Фрязин и Евсюков возятся с ранеными. Капитан вкалывает промедол, контрактник бинтует, накладывает жгут на ногу Ламзуркину: «Всё нормально будет, Саша, держись…»

Новикову пуля пробила мякоть левой руки. Рядом хрипит Колесников. После двух тюбиков промедола его перестали выворачивать стоны, пуля вошла в бронник, – не доставало пластин в броннике, облегчённый вариант, дембельский – вот и дембель… Шакиров затих на кровати с забинтованной головой, на повязке бурым пятном кровь – отвоевался башкир… Новиков хочет проникнуться состраданием… Весёлый башкир, песенку пел: «В день седьмого ноября завалили хусая…»… Убиты Каштанов и Гуленко… Но он жив!.. Только слегка задело… Новиков гасит улыбку, но улыбка тянет обветренные губы помимо воли.

Семь трупов стащили к брустверу окопа. Крайний в голубом камуфляже скрючился калачиком, откинул когтем кисть руки. Седоватому бородачу пуля 7,62 попала в голову, другому, рыжеволосому в спорткостюме, граната Шакирова вывалила на землю кишки.

Раненым чеченцам оказали помощь – четверо, все тяжёлые. Пятого, исходившего молодого парня, посечённого осколками вогов и с перебитыми ногами, Фрязин пристрелил на поляне. Сейчас это крайний справа труп.

Собрали трофеи – два пулемёта ПКМ, автоматы, разгрузки с зелёно-бело-красными нашивками. Фрязин стоит в тени взводной палатки и наблюдает в бинокль, как бойцы снимают с убитых чеченцев натовские берцы – «Воронин первый… тут как тут… Шпана хренова, очухался уже…»

Гуленко и Каштанова положили у флага. Если бы не кровь, прилепившая камуфляжи к телу, можно было подумать, что бойцы прилегли отдохнуть под знаменем, наплевав наконец на вездесущего капитана. Фрязин нагнулся и закрыл солдатам глаза.

Трёхцветное полотнище переваливается в мареве августовского полдня. Девять бойцов с оружием, в стальных шлемах и бронежилетах выстроены перед флагштоком. Затянутый портупеей Фрязин вскинул ладонь к козырьку кепи, сделал три строевых шага навстречу сухопарому комдиву:

– Таарищ полковник! Первый взвод четвёртой рроты второго БОН отбил атаку противника силами до роты. Противник оставил семь убитых, четыре раненых. Наши потери: два убитых, четыре раненых. Командир четвёртого ВОП капитан Фрязин, – небрежно прочеканив слова, Фрязин пожал протянутую руку полковника.

Полковник Емельянов ткнул труп в голубом камуфляже носком ботинка, поморщился, повернулся к свите и обратился к начштаба полка Козаку:

– Этих в полк… Наградные чтобы сегодня были на Фрязина… Бойцов отличившихся всех наградить… Фрязин, подашь список.

– Есть.

– Раненых увезли?

– Так точно, таарищ полковник!

Маленький замкомбата Лихолат высунулся из-за подполковников в надежде на медаль за оперативный вывоз раненых.

Емельянов ещё походил по позициям, бросил свите: «А неплохо Фрязин здесь укрепился». Подполковники заулыбались и одобрительно закивали. Емельянов подумал о чём-то своём и, не обращая внимания на шеренгу солдат, пошёл к спуску на дорогу. За ним засеменили подполковники.

В три следующих дня над высоткой с координатами 63/87/8 барражировали «крокодилы», заливались трелью серебристые штурмовики. Угу-угу… Бухало. Рвалось в горах. Десантников Тульской дивизии бросили на перехват дерзкого отряда НВФ. Артиллерия молотила по квадратам. Рыскали по окрестным аулам группы спецов. Всё сильнее чувствовалось дыхание осени. Измотанные переходами десантники оседлали ключевые высоты, коченели по ночам и добивали сухпай.

После нападения на опорный пункт капитана Фрязина командование решило снять четвёртый ВОП. Когда уходили, расстреляли дзот из пулемёта, обрушили крышу землянки, местами завалили бруствера. В это время Фрязин был над землей, в транспортном вертолёте Ми-26Т. «Корову» с дембелями и заменившимися офицерами трясло над развалинами Грозного. Под клокот винтов Фрязин спал, положив голову на рюкзак. Бородатые чудища больше не тревожили его.

Лихолат

1

– …Заберёшь раненого, и там… действуй по обстановке, – запинался Лихолат в рацию без зашифрованных слов. – Понял?!

– Понял, – ответил Борисенко.

Борисенко вслушивался в выстрелы и взрывы, лез в землянку, сильно сгибая длинную спину, и, ссутулившийся, выходил наружу. Потом он надел бронежилет, напихал броню бойцами, пулемётами, гранатомётами. Последним втиснулся Климыч со снайперской винтовкой на плече – здоровенный контрактник, похожий на байкера.

Климыч носил чёрную косынку, перчатки с обрезанными пальцами, небрежно морщился от солнца, но был сосредоточен: он ехал на войну, он знал, как выглядит человек, который реально едет на войну.

Ехать было километров восемь. Борисенко сначала прикрикнул на бойцов, чтобы не высовывались, а потом приказал закрыть люки.

За поворотом чехи добивали из зелёнки колонну. От грузовых машин тянулись тёмные дымы, тыкаясь в сторону Борисенко, как большие змеи. Бойцы, укрывшись в кювете, и из-за покинутых машин вели суматошный огонь по зелёным выступам гор. В ярком и тягучем воздухе стояла трескотня, хлопали подствольники, что-то рвалось, разламывалось и кричало. Крытый брезентом ЗИЛ пытался объехать осевший впереди «Урал», сунулся на встречную полосу и получил пулю. Борисенко казалось, что он смотрит замедленный фильм; опомнившись, он приказал выжать полный, проскочил разбитую колонну, едва не задев ЗИЛ.

Борисенко знал, что на развилке стоят омоновцы. На прошлой неделе он проезжал этот блокпост.

2

На развилке стояли пэпээсники. Они заменили на блокпосту других пэпээсников, а раньше, когда-то, здесь действительно стояли омоновцы.

Майор милиции Блинов, как только началась пальба за зелёнкой, а попросту – за лесом, скрывавшим участок дороги за поворотом, вышел на связь. Он предлагал разведку отделением (то есть десятью бойцами, которых сам и надеялся возглавить). Предлагал вызвать вертолёты – которые и должен был вызвать, но в случае нападения на его блокпост. Или вызвать артиллерию – какую-то артиллерию, может, «Град», – она где-то стояла и могла работать в его интересах. Но получил приказ: «Полная боеготовность. Ждать указаний».

Блинов был молод и моложав по-мальчишески. Романтика в нём, особенно в военной её части, ещё не до конца уступила место цинизму. Имея связи и быстро проходя служебные ступени, Блинов ещё всерьёз относился к некоторым вещам. Нельзя сказать, что он верил в то, например, что милиция предназначена для правопорядка, но всё же во что-то хорошее он верил. Главное, что в душе Блинов был больше военным, чем ментом.

Поднимая пыль, бронетранспортёр нёсся на блокпост так, что милиционеры в бронежилетах и сферах, выставив вооружение из-за бетонных плит, могли подумать, что чехи захватили этот бэтэр в колонне и теперь это – теракт. Больше всех так мог подумать Блинов. Но он подумал просто: «Бэтээр с боем прорвался из засады».

«Омоновцы» забросали Борисенко вопросами, но Борисенко нечего им не мог пояснить внятно.

– Отдохни капитан. Водки хочешь? – спросил его Блинов уважительно.

– Да… нет… давай, – промямлил Борисенко, садясь на патронный ящик в «курилке».

Борисенко вообще не пил водку (если сравнить Борисенко с Блиновым – они были одного возраста, – то Борисенко как раз в душе был больше ментом, чем военным); но сейчас Борисенко выпил полный пластиковый стаканчик водки, не опьянел. Он вряд ли заметил, что выпил водку. Для пэпээсников он был вырвавшимся из «ада» офицером. Борисенко прочёл это в их глазах и уже тогда выработал свою линию поведения. «Главное – не оправдываться, – думал Борисенко. – Они сами все там мудаки, по-любому…»

Трескотня стала слабеть, дав несколько всплесков, запоздалый выстрел, другой выстрел, хлопок подствольника и разрыв после него.

Блинов провожал бэтээр Борисенко завистливым взглядом, наивно проклиная свою ментовскую судьбу.

3

Бойцы вылезли из кювета, ошалело отряхивали линялую форму, курили. Слышны были уже их гомон и смех. Лихолат бил носком ботинка по заднему колесу «Урала», как вылетевший из седла кавалерист бьёт лошадь, не желающую вставать. Потом Лихолат, без кепки, с растрёпанными волосами, стал искать офицеров, налетать на солдат, гнал их к разбитым машинам и за носилками.

Застигнутый в колонне лейтенант Кудинов повёз раненых в полк на уцелевшем ЗИЛе. Борисенко подъехал, когда из кабин и бортов вытаскивали и соскребали трупы. Багровый Лихолат тяжёлым движением грузноватого человека шёл на Борисенко, как в драку. Но Борисенко, опережая комбата, впал в истерику: – По обстановке?!.. А ты видел обстановку?!! – Он едва не хватал Лихолата за грудки.

– Сука!.. Я тебе покажу обстановку!.. Ты… – Лихолат плюнул в горячую пыль и пошёл прочь. Он плюнул от бессилия. И, в сущности, ему было плевать на Борисенко. Он видел разгром на дороге, но знал где-то внутри, что разгром – вовсе не разгром. Он не знал пока ещё – что это. Он внимательно всматривался в пробоины в кабинах машин, будто силился что-то понять.

Лихолат не мог ничего понять, но он не первый день служил в армии и ему помогал опыт. Опыт говорил Лихолату, что Борисенко («какое бы ни было это чмо») не нужен в рапорте. «Огнём батальона… действуя слаженно… противник рассеян… – вот, что такое рапорт!.. А Борисенко в бою не было, оставался на месте, для обороны, сука!»

До сумерек разгребались на дороге. Машины нужно было волочь в полк. Волочь было, как водится, нечем. Но, как водится, справились. Заодно организовали оборону, пополнили боекомплект. Распоряжался Борисенко: он был распорядительным командиром на хорошем счету и даже готовился поступить в академию. «Снова вывернулся», – подумал Лихолат о Борисенко. И ещё подумал с тоской: «Главное, прикрыть задницу».

4

– Какие нахер слаженные действия!! – орал Виноградов. – Просрал колонну!!!

Перед командиром полка лежали цифры потерь. Эти цифры не спасали слаженность действий, огонь батальона и рассеянный противник – которого никто не сосчитал!

Нужны были бронесилы полка. Нужен был огонь вышестоящего начальника. Чехов – человек сорок. А главное – нужен был героизм. Виноградов так и сказал – «г е р о и з м». А потом сказал Лихолату: «Перепиши!»

Виноградов тоже не первый день служил в армии. Но он, в отличие от Лихолата, умел не только «прикрыть задницу», но и рисковать. Ещё он имел немножко воображения. Это был молодой и перспективный подполковник. До того молодой, что почти ровесник Лихолата – капитана. Виноградов смотрел на Лихолата из-за стола снизу вверх, но свысока, как на подчинённого и неудачника.