Можете не ходить по улицам, не знакомиться с архитектурой – в каждом городе продаются прекрасно изданные книги-проспекты с великолепными иллюстрациями. Можете ничего не фотографировать – везде и всюду вам предложат готовые цветные слайды. Можете не посещать музеев – в любом киоске продаются любые репродукции любых картин и фресок. Приобретя всё это, вы будете по возвращении домой поражать своих друзей объёмом увиденного, даже если вы все дни провалялись на морском пляже. А чтобы вам простилась эта невинная ложь, купите индульгенцию – она же явится ещё одним оригинальным сувениром.
В Италии много гостиниц и ресторанов, ещё больше магазинов. Каждый магазин старается всевозможными способами привлечь покупателя. Одни это делают с помощью рекламы: горящей, пульсирующей, двигающейся, крутящейся… В других действуют психологически: когда вы, расплачиваясь, отсчитываете деньги, продавец вдруг благородным жестом останавливает вашу руку с последней купюрой в пятьсот или даже в тысячу лир, отказываясь от них. Расчёт точен: каждый покупатель будет приятно удивлён и обязательно расскажет об этом своим друзьям, которые тоже захотят что-либо купить в этом магазине, чтобы получить от продавца «на чай».
Большое значение уделяется упаковке проданного товара. Магазины имеют фирменные кулёчки, пакеты с адресом магазина, красивые коробочки, цветные шпагаты… Я наблюдал, как один ювелир упаковывал проданные бусы. Он положил их в симпатичную коробочку. Потом завернул её в зелёную бархатную бумагу и заклеил липкой целлофановой лентой. Затем перетянул золотистым шпагатом и завязал бантик. Это выглядело очень красиво, но кончики бантика торчали, и продавец был недоволен. Он взял нож, протащил лезвие снизу вдоль кончиков, и они закрутились. Только после этого товар был вручен покупателю. Получив такую коробочку, вы обязательно покажете её друзьям, знакомым и тем самым сделаете рекламу магазину.
Есть десятки способов рекламы своего хозяйства.
Например, в Милане у нас был прощальный ужин в таверне «Старая гавань». Там всё удивляло с самого начала. Когда вы только спускались по деревянному трапу в декорированный сетями полуподвал, вас встречал вой корабельной сирены. Каждого посетителя… В центре зала стояла будка со штурвалом. Крутанув штурвал, вы заводили шарманку. Мы все были парадно одеты, мужчины при галстуках, женщины – в вечерних платьях: всё-таки прощальный ужин с руководителями принимающей нас фирмы. Но только мы расселись, выбежали официанты и на всех гостей надели детские фартучки и завязали их сзади. И это сразу создавало домашнюю обстановку.
Пепельницы на столах имели надпись: «Я украл эту пепельницу в таверне «Старая гавань»». Хозяин решил: раз уж туристы всё равно воруют на память сувениры, так пусть лучше сувенир станет рекламой. Такую «уворованную» пепельницу каждому из нас выдали на прощание.
В другом ресторане хозяин вручил всем женщинам на память по морской раковине.
В третьем – весь вечер играли три бродячих музыканта-неаполитанца, удивительно знакомых по неореалистическим фильмам и как будто выскочивших оттуда. Они обходили столики и в зависимости от национальности туристов исполняли соответствующие песни. Пели, мягко говоря, не очень, но старательно, что не выпевалось, то дотанцовывалось. За это им давали деньги, сигареты, конфеты… Очевидно, наши сигареты особенно понравились, потому что они лихо, чуть не вприсядку, исполнили три варианта «Катюши», пять вариантов «Калинки» и почему-то очень грустно, со слезами на глазах, пропели «Подмосковные вечера». По этому обширному репертуару можно было судить, что в Италии уже побывало немало советских туристов.
Рекламой является и качество обслуживания. Поэтому в гостиницах и ресторанах чисто, уютно, приветливо. Вам улыбаются, вам рады, вы – именно тот, кого здесь ждали всю жизнь. Есть рестораны, в которых вы проходите через кухню, и тогда повара приветствуют вас, выбивая ножами и ложками дробь по кастрюлям, подкидывая на сковородках шипящие бифштексы. Готовят вкусно. Мы по два раза в день ели спагетти, и они нам не надоедали – страдали только наши фигуры. Фрукты в корзинах, поданные на десерт, напоминали натюрморты, сошедшие с картин. В номерах стояли холодильнички, забитые вином, водкой, виски, пивом… Рядом лежала ручка и счёт: сам выписал, сам оплачиваешь.
Гостиниц и ресторанов много, магазинов ещё больше. Гостиницы и рестораны полупусты, в магазинах считанные посетители. Все продают – кто же покупает?
Спящая красавица
Нам повезло: рождество мы провели в Венеции; видели предпраздничные базары, слушали ночную мессу, наблюдали за гуляющими венецианцами и венецианками.
На площади Святого Марка, у Дворца дожей, молодые художники за двадцать минут могут нарисовать ваш портрет. Рисуют лихо, все удивительно похожи. Но не это главное – следите, чтобы автограф художника был разборчив: может, со временем автор станет знаменитым и ваш портрет резко подскочит в цене.
Венеция богата. Это богатство ощущаешь сразу, войдя в гостиницу: мебель, стоящая в нашей комнате, в любой другой стране считалась бы антикварной, а здесь это обычная обстановка обычного номера. На улицах дамы в норковых шубах, которые стоят здесь, как дорогие автомобили. Богатые соборы, магазины, рестораны. В соборе святого Марка я видел иконостас, в который вмонтировано 2600 (!) драгоценных камней: бриллианты, рубин, жемчуг… Не говоря уже о расписной эмали, которая может поспорить по стоимости с бриллиантами. Оценить этот иконостас практически невозможно.
В прошлом году Италию посетило 36 миллионов туристов[2 - Двадцать лет спустя уже более шестидесяти миллионов.] и, конечно, каждый из них побывал в Венеции. Город всегда пользовался популярностью, но теперь, когда всюду стали писать, что он погружается в воду и, быть может, годы его сочтены, интерес к нему особенно возрос.
И рядом с откровенным богатством – откровенная запущенность. Двери домов прогнили после периодических наводнений, сверху – тяжёлые засовы и замки, а внизу – дыры в почерневшем дереве. Отсыревшие стены, отвалившаяся штукатурка. Дома не ремонтируют – видно, не решили, стоит ли… Как квартиру, в которой не знают, будут ли жить дальше. В воздухе сырость и ожидание. Чего?.. В узеньких каналах неподвижная вода застыла чёрным холодцом. Почти все окна закрыты жалюзи и ставнями, и ночью и днём. Кажется, что там никто не живёт. За окнами постоянно сушится бельё, наверное, оно здесь никогда не просыхает. Гондолы – на привязи у подъездов, как собаки на цепи. Зато собаки бегают по городу без поводков – машин-то нет.
Улицы встречаются настолько узкие, что идёшь по ним, расталкивая дома, хочется повернуться боком. «В бедрах жмёт», – пожаловалась одна моя упитанная спутница. Много поворотов – легко заблудиться. Безлюдно даже днём. На таких улицах удобно было сводить счёты с недругами.
На площади Святого Марка, напротив Дворца дожей, два бронзовых молотобойца отбивают каждый час. Это необходимо, чтобы город знал о движении времени… Потому что, кажется – здесь оно остановилось. Покой, сытость, благополучие.
У итальянцев есть пословица: «Милан работает, Рим ест, Неаполь поёт, Венеция спит». Миллионы заморских принцев приезжают посмотреть на эту спящую красавицу, оставляя здесь доллары, фунты, иены… А она спит в своей водной оболочке, как в хрустальном гробу, подвешенная на четырехстах мостах, и медленно погружается в воду.
Побывав в Венеции, я побывал в сказке. В старинной сказке с грустным финалом, которого ещё нет, но который надвигается, и от этого становится особенно печально. Очень, очень хочется, чтоб сказка никогда не кончалась.
С грустью о чувстве юмора
Хозяин квартиры – человек лет сорока, симпатичный, гостеприимный, простой в общении. Он меня называет Саша, я его – Тони. Тони богат, он глава преуспевающей фирмы, совладелец ещё какого-то предприятия. Хорошая квартира в центре Рима, загородный дом, две машины. Ведем диалог с помощью его жены, которая прекрасно владеет русским языком.
Если в компании находится врач, говорят о болезнях и медицине, если в компании юморист, говорят о юморе и сатире. Тони любит и то и другое, интересуется. Я рассказываю о том, что у нас в каждой республике есть свой сатирический журнал и почти во всех газетах и журналах – постоянные отделы юмора. Рассказываю и о киножурнале «Фитиль». Тони завистливо вздыхает.
– А у нас перестали смеяться, – говорит он. – Исчез юмор.
Я протестую:
– Это у вас-то?.. И вы говорите это после таких фильмов, как «Полицейские и воры», «Журналист из Рима», «Чудовище», «Бум»?.. Мы считаем их эталонами настоящих комедий, смешных и умных!..
– Это было, было…
И Тони, жестикулируя, как один из персонажей перечисленных фильмов, убеждает меня, что в Италии уже нет весёлых комедий, нет смешных рассказов, повестей, карикатур. На газетных и журнальных страницах улыбка мелькает всё реже и реже.
– Но почему?
– Нам сейчас не до смеха.
И объясняет: политическая неустойчивость, забастовки, митинги, взрывы бомб…
– Молодёжь бунтует. По-старому жить не хотят, по-новому ещё не умеют. Да и не знают как, вот и мечутся…
Я вспоминаю свои первые впечатления от Италии: бельё за окнами и лозунги на стенах. Лозунги написаны краской, мелом, чернилами… Все-с восклицательными знаками. Большинство заканчиваются серпом и молотом, меньшинство – свастикой. И те и другие – рядом, на одной стене, иногда вперемежку. Уже по этому можно понять, как бурлят страсти. В аэропортах карабинеры с автоматами, овчарки, магнитные пропускники. Опасаясь провокаций экстремистов, досматривают, прощупывают. Я был в широкополой шляпе и, очевидно, напоминал мафиози, поэтому меня проверили миноискателем.
Бунт молодёжи проявляется не только в политических акциях, но и в уголовных. И в Риме, и в Неаполе было модное развлечение: вырывали у женщин сумки на ходу, проносясь мимо на мотоциклах.[3 - И спустя двадцать лет охота за сумками продолжается.]
Работают парами: один ведёт мотоцикл, второй хватает добычу. У Тониной жены в этом году уже похитили сумку. А за день до моего визита угнали новую полугоночную машину. Ещё не нашли.
– В крайнем случае, получите страховку, – успокаиваю его я.
– Только часть стоимости, – отвечает он. – У нас автомобили полностью не страхуют.
Оказывается, в этом году, только в Риме, похищают 300–400 машин в сутки. Если их страховать на полную стоимость, страховые компании разорятся.
Недавно моих хозяев ограбили – проникли в квартиру через веранду. Сейчас все окна зарешёчены, а входная дверь сверху донизу обшита полосами стали. Перпендикулярно им – три стальных бруса-замка, которые с глухим звяканьем на четверть метра входят в стену. Захлопнув эту бронированную дверь, чувствуешь себя запертым в сейфе. Но, несмотря на эти запоры, хозяева всё равно не спокойны.
– Почему бы вам не провести сигнализацию в полицию? – спрашиваю я.
– Во-первых, это стоит целого состояния. А во-вторых, если мы это сделаем, то подтвердим, что у нас есть что воровать. Тогда точно ограбят! – отвечает Тони и смеётся.
Несмотря ни на что, чувство юмора у него сохранилось.
Кафе для одиноких
Маленькие столики – больших здесь не надо, сюда не приходят компаниями: это кафе, в котором собираются одинокие люди, в основном мужчины.
В углу – телевизор, у которого они проводят время. Наверное, у каждого дома есть свой голубой экран, но они приходят сюда, чтобы в этом совместном глазении почувствовать себя в коллективе, ощутить видимость общения.
Приходят сюда в основном те, кого жизнь хорошенько потрепала.
За соседний столик сел пожилой мужчина в когда-то, видимо, дорогом пальто, ныне уже немного лоснящемся. Потёртые брюки, стоптанные туфли – и то и другое хорошего качества. Шея обмотана стареньким шарфом, которого он так и не размотал, очевидно, под ним была ещё более старая рубашка.
Хозяин здесь знает всех своих клиентов, их ежедневно повторяющиеся заказы, поэтому он сразу поставил перед ним на стол чашечку кофе и стакан воды… Мужчина обаятельно улыбнулся, поблагодарил, перекинулся с хозяином несколькими словами, а когда тот отошёл, вытащил из кармана какой-то пакетик и стал его разворачивать, незаметно, под столом, точно так, как наши «умельцы» разливают в закусочных поллитра на троих. Оказавшись невольным свидетелем этого, я подумал, что передо мной наркоман, который сейчас бросит в воду что-то одурманивающее. Но когда пакетик был развернут, я увидел обыкновенный бутерброд. Мужчина разломил его, первую половину впихнул в рот, разжевал её, проглотил, запил глотком кофе и снова обаятельно улыбнулся хозяину. Я понял, что этот человек сейчас на мели, а брать бутерброд в кафе – дороговато. Поэтому он и принёс его с собой, но съел украдкой, сохраняя престиж и не теряя достоинства.
Было семь часов вечера. Кафе заполнялось посетителями. Хозяин здоровался с каждым и приносил на стол заказанное, в основном кофе и воду.
Потрясение шедеврами