Полное собрание впечатлений

И Юрек со мной согласился.

«Нет проблем!»

Я сейчас работаю над сценарием советско-болгарской кинокомедии. Один из её героев – администратор Одесской филармонии, король администраторов, словарный фонд которого, как он объясняет, на три слова меньше словарного запаса остального человечества: он не знает, что такое «нет», «нельзя», «невозможно». Так вот своего героя я писал с Ричарда Ожеховского.

Мы познакомились в Киеве, когда он был директором Декады польской литературы и искусства. Потом встречались в Варшаве. Я не знаю точно, как формулируется его должность, но знаю, что он в центре всех культурных мероприятий Варшавы, принимает делегации, устраивает выставки, встречает международных гастролёров. Не так давно он провожал пятьдесят японок, которые учились играть Шопена на родине великого композитора (кстати, это идея Ричарда). А потом он участвовал в событии, о котором говорил весь культурный мир. Вкратце перескажу эту историю.

В 1838 году Эжен Делакруа написал портрет Фредерика Шопена и Жорж Санд. После смерти художника портрет перешёл в другие руки и был разделён на два. Портрет Шопена остался в Париже и попал в Лувр, а портрет Жорж Санд перекочевал в Данию и обосновался в Копенгагене. И вот в Варшаве в ноябре 1979 года, более чем через сто лет, оба портрета снова встретились. На открытии этой выставки лучшие пианисты играли произведения Шопена… Одним из тех, кто задумал эту выставку и организовал её, был Ричард. Французский консул назвал его «Месье «Нет Проблем». Нет проблем! – единственная реакция Ричарда на любое задание. Для любого администратора Ричард Ожеховский – ходячая школа повышения квалификации. Он-то и был руководителем нашего культурного досуга в Варшаве. Как вы понимаете, для нас не было ничего невозможного.

Мы побывали в театре «Сирена» на спектакле «Великий Додек», о знаменитом польском актере Адольфе Дымше. (Исполнитель главной роли Богдан Лазука, прекрасный актёр с лицом Остапа Бендера, и очень гостеприимный: сразу предложил нам ключи от квартиры, где, наверное, и деньги лежат…)

Посмеялись на эстрадно-кабаретном представлении «Караван» в Театре на Торгувку…

Посмотрели пьесу Славомира Мрожека «Кравец», поставленную в театре Сполчесном…

И даже попали на спектакль «Опереттка» по пьесе Витольда Гамбровича, билеты на который были проданы на три месяца вперёд. («Ричард, а мы достанем билеты?» – «Нет проблем!»)

Не стану анализировать эти спектакли – они разные, они спорные. Единственно, что их объединяет, – это высокий уровень актёрского и режиссёрского мастерства и истинная, заразительная театральность. И ещё. В Варшаве театр начинается с плаката. Плакаты удивляют, восхищают, смешат, интригуют… Они зовут, они просто кричат: «Иди к нам!.. У нас интересно!» Искусство плаката – это трудное, но очень благодарное искусство, которым польские художники овладели в совершенстве.

«На закуску» Ричард повел нас в Торвар, на концерт модных вокально-инструментальных ансамблей. Торвар – это огромный Дворец спорта. В первом отделении выступали местные «Скальды», во втором – гастролёры, популярный ансамбль «Санто-Калифорния». После первого отделения долго болели уши: грохот стоял такой, что разговаривать друг с другом было невозможно, даже покупая лимонад, приходилось общаться с продавщицей при помощи жестов.

В середине первого отделения ударник разбил барабан – его поменяли. Рядом стояло ещё два запасных: очевидно, подобное не впервой, и музыканты проявили предусмотрительность.

Во втором отделении гастролёры играли чуть потише, но дымились в буквальном смысле: дымовая завеса входила в элемент оформления, её подсвечивали разноцветными прожекторами. (Теперь, кстати, это стало очень популярным и у нас). Было красиво, но все время хотелось позвонить в пожарную охрану.

Двадцать лет спустя…

В Старом Мясте стало ещё многолюдней: сегодня каждый турист стремится поскорей попасть в этот сказочный уголок города, каждый спешит запечатлеть себя на фоне памятника Сирены – покровительницы Варшавы, втайне надеясь, что она его тоже в трудную минуту защитит.

Здесь, на рыночной площади, как и прежде, художники выставляют свои картины, как и прежде, по воскресеньям проходят концерты, фестивали, как и прежде можно покататься на дрожках, правда, кучера уже не такие гордые и парадные, каждый стал простым и доступным, как Ленин, – явный результат наступления демократии.

Многочисленные кафе и «кафушки» ведут незаметное наступление на площадь, столики и стулья, как опытные солдаты, короткими перебежками, метр за метром, продвигаются вперёд, и постепенно заполоняют площадь.

И при всём этом многолюдье как-то совсем не шумно, что, честно говоря, даже удивляет, особенно меня, приехавшего с громкоголосого Ближнего Востока. А вот и объяснение: у входа плакат «Старувка просит тишины». Как приятно, что эту просьбу туристы исполняют.

* * *

С Ежи Гофманом последний раз я виделся в Москве. Встреча была недолгой, он был «пролётом», через пару часов уже должен был лететь куда-то дальше. (Гофман есть Гофман!).

– Давай по быстрому! – Я вытащил бутылку коньяка, но он решительно остановил меня:

– Не надо! А то будет, как в тот раз.

«Тот раз» случился, когда я ещё жил в Киеве. Они с Юреком Беккером неожиданно появились у нас в квартире под вечер.

– Почему не позвонили?

– Чтоб ты успел удрать? Ну, уж нет! Решили поставить перед фактом!

У Ежи был билет на ночной самолёт, а Юрек оставался у меня ночевать. Часа три мы старательно провожали Гофмана, потом, поддерживая под руки, свели его вниз, посадили в такси, вернулись и продолжали «провожать». Часа через полтора раздался звонок в дверь – это был Ежи:

– Я перепутал – мой самолёт давно улетел. Полечу утренним рейсом. – Он рассмеялся. – Есть повод продолжить проводы.

И мы продолжали до утра.

Гофман обладает огромным чувством юмора. Помню, как я хохотал, попав на просмотр его первого фильма, сатирической комедии «Гангстеры и филантропы». Затем он снял вестерн «Закон и кулак», ещё какой-то фильм и лишь после этого решился на то, о чём мечтал: начал работать над экранизацией исторической трилогии Генриха Сенкевича: «Огнём и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский». Эти книги отец присылал ему с фронта, присылал в Сибирь, куда во время войны советская власть сослала всю их семью. Причем, части трилогии приходили с конца – вначале третья часть, потом вторая, а первую цензура почему-то не пропустила. И снимал он потом тоже в обратном порядке: сперва – «Пан Володыевский», затем, через три года – «Потоп», и лишь через двадцать лет – «Огнём и мечом». Впромежутках Гофман снял много других фильмов, и художественных и документальных, получил кучу новых наград и премий. И перенёс большое горе: потерял жену Валю, красивую, умную и, как он сказал в каком-то интервью, «самую большую любовь всей моей жизни, которую мне подарила Украина». Она не была актрисой, но он успел отснять её в фильме «Ты должна жить!». Валя не откликнулась на этот призыв и в 1998 году ушла из жизни. Свою последующую, знаменитую картину «Огнём и мечом» Ежи посвятил ей – посвящение увековечено в титрах фильма.

Заканчивая эту книгу, я позвонил ему в Польшу. Поймал его в Мазурах, на даче, которую он давно купил и, в промежутках между съёмками, всё время перестраивал по своему вкусу.

– Давно не виделись. Прилетай!

– Увы, не могу, врачи летать запретили: чуток перенапрягся на последних фильмах.

– Ты имеешь в виду «Варшавскую битву»?

– Да. Но не только – перед ней я снял телефильм «Украина. Становление нации» – четыре года работал, очень напряжённо… Так что прилетай лучше ты, я ведь живу у озера, есть яхта, буду тебя катать.

– Сейчас не могу: должен завершить эту книгу.

– Вот, вот!.. Всегда у нас главное – работа, а остальное всё на потом, на потом!.. А помнишь, кажется, совсем недавно мы сидели и сетовали: как быстро прошла молодость…

– Помню. И я тебя утешу: старость тоже пройдёт.

* * *

С Юреком Беккером мы случайно встретились в Нью-Йорке, в редакции радиостанции «Свобода», где у нас с братом Леонидом брали интервью. Беседовали с нами по очереди, поэтому, пока расспрашивали брата, я бродил по коридору, читая таблички на дверях: «Украинская редакция», «Болгарская редакция», «Чехословацкая редакция»… Когда двери открывались, неслись удивлённые и приветственные возгласы: «Сашка?!», «Шурик?!», «Канева?!» – это были журналисты и переводчики, с которыми я не раз встречался в их странах, из которых они эмигрировали. Но самым приятным сюрпризом явилось появление Юрека Беккера из дверей польской редакции.

Оказалось, что во время антисемитской компании, прокатившейся по Польше[1 - Из чудом выживших после Холокоста тридцати тысяч польских евреев, подавляющее большинство вынуждено было покинуть страну. Это стало результатом антисемитской кампании, которой, в конце шестидесятых, руководил генеральный секретарь Польской Рабочей партии Владислав Гомулка. Эта компания, по образцу сталинских времен, велась под флагом «борьбы с сионизмом» и была «выхлопным клапаном» политического кризиса, кипящего в стране.В 1970 году Гомулка был смещён со своей должности, а его деятельность расценивается сегодня как «коммунистическое преступление»…]Беккер вынужден был покинуть страну, и обосновался в Чикаго. Там же он встретил свою теперешнюю жену Урсулу. Это было на каком-то приёме, где Юрек уже находился изрядно «подшофе». Приглашённых было много. Не найдя свободного стула, он сел на пол и продолжал смаковать коньяк. Проходящая мимо Урсула, не могла не обратить внимания на красивого и элегантного мужчину, сидящего на полу, и невольно приостановилась. Воспользовавшись этим, он успел произнести:

– За ночь с вами я бы отдал пять лет жизни.

– Я подумаю, – ответила она.

С этого и началось. Они стали встречаться, она ушла от мужа, они переехали в Нью-Йорк, зарегистрировали брак и в 2001-м году вместе вернулись в Варшаву. Сейчас Юрек работает международным обозревателем на Польском Радио и готовит регулярные передачи для Америки. С Урсулой они по сей день вместе.

– Она оказалась замечательной женой, преданной и заботливой, вытащила меня из инфаркта, выходила, поставила на ноги…

– А знаешь, кто она по профессии? – спросил Юрек и тут же с гордостью сообщил. – Инженер-механик по горным машинам!.. Представляешь?.. У меня были и актрисы, и художницы, и модельерши… – Помолчал и добавил. – Надо было сразу искать жену-механика!

Если верить его обещанию «за одну совместную ночь – пять лет жизни», то он уже давно долгожитель.

Глава вторая. Италия из окна автомобиля

Мы проехали полстраны, с юга на север, от Неаполя до Милана. За одиннадцать дней путешествия побывали в восьми городах, двух театрах, двух кинотеатрах, жили в шести гостиницах, обедали и ужинали в двенадцати ресторанах, посетили двадцать пять соборов и музеев и примерно столько же магазинов. Мы были наполнены впечатлениями, точнее, туго набиты ими, как кошельки после получения зарплаты, отпускных и премиальных одновременно. Впечатления переполняли нас, не вмещались, выпадали наружу. Они были ярки, пронзительны и, конечно, сумбурны. Поэтому я и назвал их – «Из окна автомобиля».

Борьба за покупателя

Италия живёт за счёт туристов. Поэтому – всё для них, всё продумано, из всего делаются деньги.