Творец бессмертия, или Исповедь гения

Сколько можно существовать в таком напряжении, я не знал, но так жить невозможно! Даже сердце не выдержит…

«Боже мой! – завертелось у меня в голове. – Как же так? Как люди умудряются жить в одно время, жить рядом друг с другом, жить, казалось бы, всем общим, единым и единственным, и притом до такой степени не знать и не понимать друг друга?! Какие же люди глупые, как оказалось, кем бы они ни были, кем бы они ни казались со стороны! Они жаждут счастья, жаждут верной любви, а в чужих жизнях ведут себя как безжалостные захватчики и разрушители! Ох, люди, люди! Где ваш разум? Где ваши души? Где ваше бескорыстие, если в каждом вашем поступке лишь махровый эгоизм?»

На следующий день я подозвал к себе Бритни:

– Как настроение, миссис? – спросил я ее с вымученной после бессонной ночи улыбкой.

– Всё чудесно, сэр! Вам что-то понадобилось?

– Видишь эту тетрадь, Бритни?

– Конечно, вижу сэр? Что-то надо перепечатать? Я сейчас сделаю…

– Нет, девочка! – перешёл я почему-то на фамильярности. – Это, в некоторой степени, мой личный дневник. В нем нет ничего о нашей работе! В нём нет никаких секретов. Но я не хочу, чтобы он когда-то попал в руки чиновников, полиции или следователей… Вы меня понимаете, Бритни? Нельзя, чтобы он попал к посторонним людям. Вы его родным мне людям… В конце тетради есть адрес и деньги на пересылку. Понимаете?

– Конечно, понимаю, сэр! Я ваш дневник надёжно запрячу и никому не расскажу!

– Вот и хорошо, Бритни! Но вам надо будет на последней странице самой кое-что дописать!

– Что дописать, сэр? Я ведь ничего в этом не понимаю!

– Вы только не волнуйтесь! Не волнуйтесь, Бритни! Вы обязательно сами поймёте, когда и что вам придётся дописать! Вы сами это поймёте! Вы почувствуете, что пришла пора, и всё поймёте! А потом отправите эту тетрадь! Но не сразу и, желательно, в другом городе.

– Надеюсь, сэр, что я всё сделаю правильно! Хорошо, сэр! Я постараюсь всё выполнить, как вы приказали, сэр!

– Спасибо вам, Бритни! Только я не приказал, а попросил вас мне помочь в той ситуации, когда я уже не смогу ничего сделать сам! Договорились?

– Сэр, не сомневайтесь! Я для вас всё сделаю как надо!

Я удалился в свой кабинет и решил, что хорошо это придумал. Теперь, когда меня не будет, всё равно логический конец появится! Хорошо придумал! Если исповедь окажется в руках бездушных чиновников, то она откроет им глаза на то, что им покажется совершенно не нужным, а потом навеки ляжет на полку какого-нибудь пропылённого архива. И тогда выйдет так, будто мне можно было и не писать! А если исповедь попадёт в руки Пашки, то он ее обязательно опубликует.

Трясущейся от волнения рукой я на своём сотовом телефоне набрал номер со многими нулями в конце. Связь установилась оперативно.

– Слушаю! – отозвались где-то чистым и спокойным голосом.

– Как вы думаете, какая теперь на улице погода? – спросил я у того голоса.

– Ах, вы проверяете, действительно ли мой номер?! – засмеялся голос. – Я всё помню! Не сомневайтесь, это я с вами говорю, уважаемый наш профессор Гвоздёв! Но, думаю, вам совсем не погода интересна? – снова весело и доброжелательно заключил голос.

– Я прошу вас рассказать моей жене, где она может найти мистера Фёдора. Я прошу вас не препятствовать их сближению, и даже помочь, по возможности. И это всё, что мне было нужно, сэр!

– Не делаете ли вы этот шаг в состоянии аффекта, уважаемый профессор? Это ведь поступок сдавшегося человека!

– Я так решил… Ведь моя жена беременна. Пусть она познает радость материнства!

– Профессор! Вы понимаете, что лишь играете в благородство? В самоотречение! В самопожертвование! Это всё так по-русски! Вы собственными руками отсекаете от своей судьбы человека, без которого, как я вижу, не способны существовать! Так зачем же вы себя убиваете? Побойтесь хотя бы бога! Уж если вы ей не нужны, то нам-то вы необходимы! Прошу вас, подумать лучше. Мне даже со стороны заметно, что ваша любовь способна любую женщину вознести на небеса от неземного счастья! И только вы сможете ее поддержать, возможно, даже завтра, когда развеется весь этот туман голливудских страстей!

– Я хочу, чтобы она была счастлива! Любимому человеку можно лишь угодить, но не причинить зло, даже если он в своих стремлениях ошибается! Я больше всего желаю ей счастья. Даже если это будет с ним…– настаивал я.

– Будь, по-вашему! Но условимся так. Сегодня пятница. Если до понедельника, до десяти утра, вы не дадите мне отбой, то я исполню ваше желание. Но советую обдумать всё с холодным рассудком, профессор, без сантиментов! От души желаю вам победы над вашими неприятностями! – телефон отключился.

Кажется, он прав. Я действительно отсёк ее своими же руками. Но так кажется лишь со стороны! Ведь не я, а она меня отсекла! Светлана! А я изменить ничего не смог. Это не моё благородство – это моя любовь к ней и беспомощность.

Впрочем, беспомощность – это какое-то странное слово. Мне всегда казалось, будто беспомощность – это неспособность человека самостоятельно что-то делать, а ведь оно, как выяснилось, означает, что человек остался без помощи! Беспомощность! То есть, речь идёт не о самостоятельности человека, а о неоказании ему помощи другими людьми!

Странно, ведь раньше я не обращал внимания на эту тонкость. А теперь получилось, что я совершенно беспомощен потому, что Светлана не пришла мне на помощь. Только она способна мне помочь! Только Светлана!

Она бы сейчас сказала, будто у меня опять начались «приступы». У нее это значило, будто я снова углубился во что-то своё, в свои мысли, которые ей были безразличны.

Ей почти всё было безразлично, чем занимался я. Ведь так было давно, но меня почему-то это не тревожило. А потом выяснилось, будто это меня не занимали все ее дела, Светкины дела. Странно всё перевернулось с ее помощью! А если перевернулось, то всё стало незнакомым, всё увиделось вверх тормашками, как мы в детстве говорили!

Ладно, постараюсь хоть что-то исправить – не весь же свет на ней замкнулся! Сейчас слетаю на родину, проведаю могилы своих стариков, навещу Светкиных родителей, застать бы их в живых, увижу товарищей, заодно и подругу себе на старость подберу. Там такими подругами сейчас, пожалуй, пруд пруди! Можно и настоящую подыскать, чтобы с душой оказалась, чтобы не одними шмотками бредила…

И не дай мне бог на ту поглядеть, которой меньше тридцати пяти. О чём я с ней беседовать буду? У нее своё, послеперестроечное на уме. Если он, этот ум, еще где-то обнаружится! Кнопочное поколение!

«Дай! Хочу! Я этого достойна! Моё поколение выбирает пепси-колу!»

В общем, безнадёжно деформированное сознание! Пора мне из наших со Светкой отношений хоть какие-то выводы сделать! Хватит мне всех женщин идеализировать!

Мысли о родине навеяли тоску другого рода. Сразу потянуло на родные песни, а не на американское дыц-дыц-дыц. Я даже знал, что легло бы на душу в первую очередь. Даже не любимая мною Людмила Зыкина, а только Надежда Крыгина. А у нее, конечно же, «Прощание с детством». Какое всё-таки это чудо – и стихи, и музыка, а уж исполнение – я каждый раз улетаю на небеса!

Поискал в интернете и нашёл сравнительно быстро. Всё легко даётся, если знаешь, что искать! Включил (звуковоспроизводящая аппаратура у меня хорошая!) и под прекрасную мелодию «поплыл», расчувствовался:

Унеси меня с журавлями ветер,

Унеси далёко, в синие края.

Там осталось детство, там осталась юность.

Там зарю в лугах встречала молодость моя.

Журавли, прошу вас, пролетая утром,

Не будите кликом старенькую мать.

Будет моё детство, будет моя юность,

Будет моя молодость им вслед рукой махать.

Без меня поднялась новая берёзка,

У любви у первой есть своя семья.

Не вернуть мне детство, не вернуть мне юность,

Улетела с журавлями молодость моя.

Почему так распирает голову? Почему всё плывет по часовой? Почему ничего не останавливается? Я падаю? Кажется, я заболеваю. Почему так распирает…