Метаморфозы смутного времени

– Вот и передай всем, что ракета была учебно-боевой! Ваша хорошая знакомая, 06-01-У – Андрей Алексеевич негромко засмеялся, контролируя распирающий затылок. – А задачу мы свою выполнили. Так всем и передай! И сматывай поскорее свои кабели, Арвид, а то мы скоро и отсюда уберемся.

– Вам, наверное, теперь плохо, товарищ старший лейтенант? Усталый вы какой-то… Может, воды… У меня во фляжке свежая!

– Спасибо, Лыо! Сворачивайте… – поторопил Андрей Алексеевич и побрел к пусковой установке, встретив на полпути ставшего в прошедшие дни хорошим знакомым подполковника Лебедева из контрольной группы полигона. Тот приближался с доброжелательной улыбкой, широко расставив руки:

– Вот ты где, боевой начальник! Конечно, не терпится узнать, как сработал? Успокойся! Блестяще! У тебя ведь и двух номеров расчета не хватает? Тогда вообще молодец! Задачу открутил не просто на «отлично», а с запасом, почти по машинному времени! Точность – без вопросов! Техническое исполнение – дай бог каждому! Так что, бригаду ты сегодня от тройки спас! Поздравляю! – он протянул Андрею Алексеевичу руку. – Я искал тебя сразу после пуска, хотел порадовать, прежде чем уехать… Ну, а теперь, прощай! Вернее, до следующей встречи!

– Благодарю, товарищ подполковник! Спасибо за беспристрастный контроль… А бригаду не я спас! Они больше моего постарались… – Андрей Алексеевич неопределенно махнул рукой в сторону гудящей техники.

– Не скромничай! Ведь я многое здесь повидал…

Глава 14

Сон прервался недовольным мычанием ворочающейся рядом супруги:

– Андрей, ты что, телефон свой не слышишь, что ли? Возьми его, наконец!

«Проклятая Италия!» – подумал Андрей Алексеевич, по-прежнему не раскрывая глаз. – И чего нас туда понесло?»

«Видите ли», – Андрей Алексеевич с раздражением восстановил в памяти приставания жены задолго до поездки. Вспомнил и ее умоляюще-капризные интонации: «Вон, Капаевы уже два раза в Италии побывали! Одни восторги! Говорят «Не страна, а музей!» А у нас всегда странные маршруты! В конце-то концов, Андрей, ты же мне обещал… Надоела эта полусонная Швеция! И Германия твоя надоела! Кажется, всю объездили, всё интересное посмотрели, всё вкусное попробовали! Если не хочешь в Италию, так давай в Таиланд махнем! Хоть на недельку! Ведь там сезон, а мы давно не летали!»

– Да, слышу я его! Но что за манеры – звонить, когда люди спят? Пусть потренируется!

– Тогда, ладно! Тогда и я посплю… Ты-то всю ночь храпел без задних ног! – чмокая губами, зацепила его жена.

– И откуда ты, ненаглядная моя, это знаешь? – съехидничал Андрей Алексеевич. – Неужели после двух изматывающих недель по взбалмошной Италии, от Альп до Сицилии, ты еще силы нашла, чтобы по ночам за мной следить? И кто бы знал, почему тебя туристическая усталость с ног не валит, как меня? Неужели потому, что из каждой поездки ты выносишь лишь приятные покупки?

– Ой, уж! Это не обо мне! Тебе там ничего не интересно, а я наслаждаюсь их культурой, их отношениями, их чистотой и ухоженной природой!

– Понимаю! Потому ты даже в полном анабиозе готова принимать своих Капаевых, лишь бы поскорее похвастаться, где побывала и что приобрела!

– Ты, как я вижу, еще не проснулся, а уже не в духе! Капаевых не ценишь, с партнером говорить не желаешь, обо мне забыл с давних пор… Всё тебе надоело! И все тебе надоели! Об одной рыбалке ещё помнишь! Мне уже стыдно бывает тебя слушать! Прошлый раз Капаевы взахлеб свои впечатления о Микеланджело рассказывали, а ты им что ответил? «Лучше бы он из той бронзы толковые грузила отливал, а не мужиков позорил, выставляя их обнаженными на всеобщее обозрение!» Думаешь, они твой армейский юмор понимают? Они же интеллигентные люди! Станислав же в таких верхах…

– Ты только мне не рассказывай… Знаю я и его самого, и верхи его! – не сдержался Андрей Алексеевич.

– То-то ты его обвораживал, пока таможня над нами висела!

– Опять тебя куда-то… Объяснял уже! Сам я всё решил! Он лишь познакомил меня с нужным человеком! Невелика роль! – Андрей Алексеевич мощно потянул все мышцы тела, и предложил. – Всё, встаем, что ли? Всё равно не заснуть…

– Злишься, потому что не прав и сам это знаешь! – подлила масла в огонь Татьяна.

– По-твоему я должен копировать их жизнь? Должен быть как они? А я всегда буду самим собой, поскольку мне не нравится многое из того, что они обожают!

– Андрей, милый, ты опять за своё… Не может же большинство ошибаться многие столетия подряд!

– Да, Татьяна! Я опять! Потому что об этом мы говорили не раз, а воз и ныне… Твоё пресловутое большинство часто даже сформулировать не в состоянии, что и почему ему нравится или не нравится. Просто мода очередная захватила! Ему же периодически внушают, этому недотепистому большинству, «вот это должно вам нравиться! Это классно! Это продвинуто!» И думать сами они не станут никогда, потому что не понимают, как же это возможно – иметь собственное мнение, если «уже есть мнение большинства!»

– Ты что же, Андрей, отрицаешь руководящую роль общественной морали? Она же и представляет собою те самые правила, написанные для всех, которые, как ты говоришь, внушают! «Не убий! Не укради!» А я, знаешь ли, совсем не против подобных табу, которым все должны подчиняться! Я – «за»!

– Ты меня уводишь в сторону. Я, скорее, о подчинении несамостоятельных людишек любой моде, навязанной им на всё и вся, которую им не велено нарушать, иначе «ату!» Я о несамостоятельности того, что ты называешь обществом, а я зову стадом! В нем не обнаружить стремления самостоятельно думать и жить индивидуально, руководствуясь не указаниями, а собственными решениями! – завёлся Андрей Алексеевич против своей воли.

– Ну и в чём твоя индивидуальность заключается? Неужели в том, что ты не любишь Италию, которой все восхищаются?

– Нет! В том, что могу об этом заявить! И не боюсь чьего-либо осуждения. Да и Италия в этом вопросе не при чём! И ты это прекрасно знаешь. Я в любом вопросе пойду наперекор всем, если я с ними не согласен. Конечно, если вопрос того стоит! Если он существенно влияет на нечто или способен привести к самым нехорошим последствиям! Молчать, абы чего не вышло, я не стану! Сама ведь знаешь! Тогда зачем раскручиваешь эту тему? Или возникло желание поссориться? – вслух предположил Андрей Алексеевич.

– Ну, хорошо! Хорошо! Ты один всегда ходишь «в ногу»! Ты один всегда прав! – еще больше подогрела его Татьяна.

– Приехали! И зачем ты притворяешься? Не об этом же я! Пусть я трижды ошибаюсь, но я имею право на собственное мнение, на индивидуальное поведение и свою независимую жизнь. Я могу ошибаться, но не могу что-то делать без понимания того, что именно я делаю! Я не хочу быть как все, которых я не уважаю! И не потому, что пытаюсь прослыть оригиналом, а потому что не хочу думать одно, а говорить иное, кому-то приятное!

– Да ты, Андрюшенька, никак капризничаешь?

– Пусть так! Но почему ты так упорно пытаешься меня не понимать? Лишь потому, что Капаевы и иже с ними думают иначе, думают правильно, именно так, как им разрешено? Потому что они как все, а я среди вас гадкий утенок? Так ведь я их и не осуждаю! Это их дело, как им жить! Я их, сама знаешь, на путь истинный не наставляю!

– О! Андрюшечка! Ты-то, как раз, еще как всех осуждаешь! И еще как подталкиваешь и отталкиваешь своими правилами! Женщинам курить, видите ли, нельзя! Тебя от этого даже трясёт! Татуировки – это тюремно-лагерные замашки! Значит, тоже нельзя! Жить без регистрации брака аморально, значит, нельзя! Даже в тренажерных залах заниматься нельзя – лучше это делать дома, а не трясти для саморекламы своими мощами у всех на виду! Алкоголь – нельзя! Порнушку на ночь, тоже нельзя! Гомосексуальные браки – нельзя! Выходит, что и у тебя полным-полно всяческих правил! Выходит, что и ты не очень оригинален! И у тебя, как оказалось, всё строго по уставу! Вот только устав у тебя свой, и стадо своё, непохожее на остальных!

Андрей Алексеевич усмехнулся, глядя на жену, отошедшую в купленном в Риме пеньюаре к зеркальной стене с немым вопросом: «Ну, и как я в нем?»

– Постой! Разве я кому-то мешаю быть бараном? Разве препятствую проявлению ритуальных забав в любимом стаде? На здоровье! Но благодаря такому к ним отношению я получаю моральное право о каждом баране иметь своё мнение! Я в их жизнь не вмешиваюсь, но судить о ней со стороны могу! И на основе длительных наблюдений я делаю ответственное заявление: «Окружающие меня людишки, воспринимаемые мною как бараны, бараны в действительности и есть! Я в этом не ошибаюсь!» – Андрей Алексеевич удовлетворенно рассмеялся. – И, может быть, ты перестанешь делать вид, будто не понимаешь сути нашего разговора? И слово «баран» в данном случае совсем не оскорбительно, поскольку подразумевает ни тупость, ни великое упрямство, в общем-то, красивого и сильного животного, а всего-то его потребность жить в стаде, жить как все. И, не дай бог, высунуться со своим мнением!

– Бедненький ты наш! Вокруг тебя одни бараны! Поговорить тебе не с кем! Ах-ах-ах! Бе-бе-бе!

– Как будет угодно! Я за этот термин не держусь. Если угодно, называйте себя просто членами! – съехидничал Андрей Алексеевич.

– Андрю-ю-ю-ша! – укоризненно протянула Татьяна. – Ты совсем распустился!

– Отчего же? Смело считайте себя членами своего сообщества или содружества, коллектива или народа, наконец! Проблема не в термине, а в сути, которая за ним скрыта. О терминах можно и договориться! О них, как правило, долго и не спорят.

– Андрюшечка! Как же я с тобой согласна! Ты такой умный, только почему-то строем давно не ходишь! И как ты с такими настроениями в армии до подполковника дослужился? Ума не приложу!

– Ты, Мань, на грубость нарываешься, обидеть норовишь! То, что у меня в войсках было, мною честно заслужено и всегда будет характеризовать моё лицо! Настоящее моё лицо! Ещё не прикрытое звериным оскалом подлючего капитализма, опутавшего теперь и меня!

– Договорился! – подвела итоги супруга. – Может, хоть завтрак тебе на пользу пойдет? Иди, умывайся, а я что-нибудь придумаю. Столько времени дома не были… Холодильник пустой. А то возьми, да компаньону позвони? Мало ли что произошло? У него ведь рань европейская, а почему-то не спится…

*

Через час, завершив давно ставшую обязательной напряженную зарядку, поплескавшись под прохладным душем и сдержанно позавтракав, Андрей Алексеевич с пафосом объявил, что пора внеплановых отпусков закончилась и следует опять впрягаться.

– И куда прикажете, сэр, впрягаться? – засмеялась Татьяна, пребывавшая на законной пенсии.

– Вам – в хозяйственные дела, если не возражаете, а мне пора копытом бить! Кажется, я совсем о новосибирском заказе с вашими Неаполями позабыл… – торопливо произнес Андрей Алексеевич и ушел в комнату, которую давно сделал своим кабинетом, и в которую не разрешалось заходить никому, даже любимой внучке. Эта комната стала не только местом его работы, систематизации и хранения многих документов, связанных с нынешней деятельностью, но и своеобразным заповедником, дававшим возможность уединиться, чтобы сосредоточиться, кое-что обдумать в тишине, не покидая дома, иногда шумного из-за гостей, детей и внуков.

– Так! Теперь на очереди Новосибирск… Вот и он… – бубнил Андрей Алексеевич, перебирая абонентов в телефонной памяти.

После телефонного разговора острота вопроса была снята. Хотя в своей оплошности он, конечно же, не признался, объяснив задержку внезапным отъездом на похороны одного чиновника, вовлеченного в дело, и пообещав, что и без того почти всё уладил. Соврал – он пока не знал даже того, что следует улаживать. Потом связался с компаньоном из Стокгольма по другому телефону.

Пока гудки извещали, что трубку не берут, перед Андреем Алексеевичем опять замелькали давние подробности резкого поворота его жизни.

*