Кирпичик на кирпичик
Александр Иванович Вовк
Рассказ или добрая семейная история. Пожалуй, великий писатель неудачно пошутил, назвав все счастливые семьи похожими друг на друга. Ведь если они столь просто повторяются, то почему молодежь до сих пор сходится, расходится, ищет своё семейное счастье и часто его не находит? Уже хорошим тоном стало брюзжание на данную тему. А в этом рассказе всё наоборот! Вы познакомитесь с современной молодой семьей, в которой все счастливы. В которой подрастает весьма незаурядный милый мальчуган. У которой немало существенных проблем, но есть что-то более важное, более надежное, что и определяет ее устойчивое счастье!Содержит нецензурную брань.
Глава 1
Совсем недавно юный герой данного рассказа, прелестный мальчуган Андрюшка, всего тремя пальчиками демонстрировал свой возраст. Теперь умений у него заметно прибавилось. Даже непонятно когда и как это произошло, но он буквально всё знает и понимает! И настолько занятен, что притягивает к себе всех встречных и поперечных, особенно, чужих бабушек и дедушек. Однако их интерес односторонний, поскольку самого мальчугана взрослые интересуют мало – у них все вопросы однотипные: как зовут, сколько лет, да где твоя мама?
– Зачем только к людям по пустякам пристают? – всякий раз удивлялся мальчишка.
Но сегодня его ожидало событие, обещавшее значительные перемены в жизни, хотя сам Андрюшка пока не знал, понравятся ли они ему? Ведь ему, сказали, что так надо, не вдаваясь в подробности! Мол, все дети в садик ходят.
А уж посвящать малыша в проблемы внедрения в образцовый детский сад тем более никто не собирался.
Значительные перемены и сопутствующие им неудобства, Андрюшка оценил лишь в последний момент, когда утром его наряжали словно куклу, упаковывая в неодеванные и сковывающие одежды. И кому, скажите, это понравится?
– Ладно! Из-за ерунды реветь не буду! – мудро решил он держаться, опираясь на принципы отцовского воспитания.
Мама разбудила его, как всегда, нежным прикосновением губ, но значительно раньше обычного. Новым оказалось и то, что она впервые отчаянно торопилась, суетилась и нервничала. Даже голос зазвучал строже, когда Андрюшка немного залежался в постели. Вот только поступить иначе он не мог, пока окончательно не приземлится. Всего секунду назад он беспорядочно кувыркался в синей вышине, словно сдутый одуванчик, не в силах, как ни старался, управлять полетом – ни раскрытыми ладошками, ни ногами, ни всем телом. И только теперь, наконец, устойчиво воспарил над землей и всем тем, что давно занимает на ней свои законные места. От новизны ощущений в Андрюшке происходило нечто таинственное и приятное, и совсем не хотелось такое чудо терять, открывая глаза и попадая в привычный мир. «Вот бы задержаться во сне или всамделишном полете, чтобы никто не мешал летать, как птица! Всегда летать, летать!»
Но мама торопила. «Придется просыпаться! Придется приземляться!»
Уже на улице мама решила наверстать потерянное дома время, потому Андрюшка, послушно семенивший за ней и не успевавший собирать в пучок резные листья клена, быстро выдохся.
– Я развеваюсь как Андреевский флаг! Может, посидим? – пожаловался он на высокий темп.
– Почему же Андреевский? – уточнила мама, не обращая внимания на предложение сына.
– А чей же, если он мой? Я же Андрей! Твой флаг будет Татьянинским.
Мама ничуть не притормозила, но рассмеялась счастливым колокольчиком, звук которого обещал Андрюшке много хорошего.
– Фантазёр ты у меня, как никто!
Андрюшка приумолк, что-то обдумывая, но скоро уточнил:
– Мама, а фантазер – это кто?
– Это такой человек, сынок. Он живет не в реальном мире, а всегда фантазирует, мечтает, выдумывает собственный мир, ему интересный и понятный. Но такого мира в действительности нет! Вот и говорят о нём – фантазер!
– А папа так про оптимистов так говорил! Он и меня оптимистом обзывал. Я же не оптимист? Нет?
К детскому саду отовсюду стягивались нарядные дети и их родители. Последние в меньшей степени выделались праздничностью нарядов, зато их лица были отмечены особой торжественностью и неким знаком особой важности момента. Такая важность позволяла не здороваться с незнакомыми пока людьми, которые встречались здесь повсюду. Собственные дети, разговоры с ними и торопливые последние указания помогали взрослым людям еще успешнее прятаться от других взрослых людей, не вникая ни во что.
Чтобы войти в заведение через настежь открытый главный вход, пришлось протиснуться сквозь каре сияющих «лексусов» и «мерсов», вплотную подкативших к крыльцу.
Это у них – особый шик! И, одновременно, – характерный признак нашего славного времени!
Теперь для многих индивидуумов, выдающих себя (они говорят, «позиционирующих») за успешных, пройти пешком несколько шагов считается не царским делом! Куда уж разумнее, полагают такие успешные, сэкономить силы, чтобы с максимальной пользой потратить их в тренажерном зале! Им приходится часто посещать тренажерный зал! Ведь они так быстро набирают избыточный вес! Но с этим ничего не поделаешь! Ведь под алкоголь невозможно избежать переедания в ресторане! В то же время, неразумно отказываться от самого ресторана – где же встречаться с нужными людьми?
Да! Их жизнь трудна! Но мы-то, мы кем стали, если нам не смешны подобные ужимки? Если кое-кто даже завидует этим праведным трудягам!
Освоившись в раздевалке, мама ткнула наманикюренным пальчиком в картинку на дверце детского шкафчика:
– Запомни, сынок, этот синий экскаватор! Здесь будут храниться твои вещички.
– Экскаваторов здесь больше нет! Потому неважно, какого он цвета! – заключил Андрюшка, немного помолчал, не мешая маме суетиться с вещами, и задумчиво согласился. – Ладно, уж! Запомнил!
Дети в тесноте и спешке переодевались и переобувались с помощью мам. Одна из них, нарушая условные границы, ненароком придавила Андрюшку. От неожиданности он даже испугался, но стерпел, не заплакал, только громко и четко проговорил в сторону:
– Взрослые люди, а неуклюжи, словно, коалы!
Чужая мама удивилась столь точному и образному комментарию, даже оторвалась от собственного дитя и поспешно извинилась, но не перед Андрюшкой, а лишь перед его мамой, потому малыш ее запомнил, но не простил.
В какой-то миг в раздевалке возникла деловитая воспитательница и громко объявила кто она, и что ее зовут Фарбиза Камаловна. Она дважды повторила трудное имя, однако Андрюшка про себя решил, что для неё достаточно и краткого Фафа.
Фафа с улыбкой, но настойчиво всех организовывала, хотя дети, ошарашенные неразберихой, едва успевали внимать своим родителям, которые, в свою очередь, не считали команды воспитательницы распространяющимися и на них. В такой обстановке Фафа тщетно попыталась удалить из раздевалки хотя бы родителей, но и они не слушались, полностью сосредоточенные на своих детях. Впрочем, если бы затея Фафы с выдворением родителей и удалась, покончить с вакханалией в раздевалке вряд ли представлялось возможным.
Ещё бы! Что тут творилось с детьми! Ведь на них психологическим грузом навалилась новизна обстановки, теснота помещения, поторапливание со стороны матерей, настойчивые команды Фафы и абсолютное непонимание собственных перспектив!
Какая-то девчушка обреченно глотала слезы, потеряв надежду самостоятельно натянуть новые, очень тесные колготки, а рядом упитанный мальчуган громко и противно завывал, непонятно почему, затихая лишь на вдохе. Кто-то шумно искал второй сандалик, пролезая между крохотными детскими стульчиками и ногами взрослых, кто-то отчаянным воплем призывал на помощь маму. Как знать, возможно, именно она через всю раздевалку обещала неутешному сыну, если он успокоится, велосипедик со звуковым сигналом.
Наконец Фафе удалось увлечь малышей за собой, пообещав им встречу с живыми лебедями. Дети с муками отрывались от родителей, улыбающихся им через силу и ободряюще жестикулирующих, и недружно, по одному, оглядываясь и падая, выдавливались из раздевалки в зал, недоступный страдающим родителям.
Глава 2
Два белых лебедя в большом овальном бассейне выглядели огромными заманчивыми поплавками, но Фафа поскорее провела маленьких гостей в следующий зал, не давая им возможности рассмотреть удивительных птиц вблизи. «Дети! Всё потом! Всё потом! А сейчас все идём за мной! Держитесь друг за друга! Все за мной! Все за мной!»
Андрюшка устроился на стульчике в предпоследнем ряду. Рядом расположились незнакомые ему новички, как Андрюшке показалось, уже доведенные до полного обалдения, поскольку не знали, что им делать. Их глупые от перенапряжения мордашки выражали невесть что, а шальные глаза бессистемно шарили по незнакомому помещению.
Да и сам Андрюшка удивлялся, зачем подобное мучение называть веселым словом праздник? Тем не менее, он стойко перенес долгое напутствие заведующей, видимо, возомнившей себя политическим деятелем, которому в хорошем обществе без мудрых речей никак нельзя.
В какой-то момент других родителей, допущенных в зал с другого входа и прижавшихся к противоположной стене, Андрюшка разглядел свою маму. Она беспомощно улыбалась уже вполне освоившемуся сыну, выделяя из всех детей лишь одного его. Уяснив, что мама рядом, Андрюшка был готов вытерпеть многое!
И он действительно мужественно терпел, когда дети, старожилы садика, поочередно демонстрировали новоселам свои творческие достижения. Они вразнобой и очень громко кричали хором известные песенки, лихо танцевали парами и бойко читали давно знакомые ему стишки.
Он вытерпел всё! Уж очень не хотелось расстраивать маму. В последнее время она часто объясняла, как он должен вести себя в этом садике. Парень он сообразительный, толковый, если бес не вселился, как смеется папа. Потому-то Андрюшка давно уяснил, что своим непослушанием маму можно расстроить легко и надолго. А тогда прощай совместное гуляние на площадке с качелями и каруселями, к которым его в последние дни особенно тянуло. И в «торгашку» (так Андрюшка прозвал торговый центр, полный игрушек) уже не попасть. И отчаянно храбрых воробьев в заветном месте хлебными крошками не покормить. Без всего этого жизнь станет совсем неинтересной – только сон да еда!
Нет! Маму расстраивать нельзя, думал Андрюшка, себе дороже выйдет! И он терпеливо дожидался финала совсем неинтересного представления. Однако силы и терпение быстро заканчивались. Уже не раз прогонял от себя Андрюшка спасительную мысль, что мама его обязательно простит, даже если он уйдет отсюда без разрешения, но до сих пор старался держаться.
Дети рядом тоже сильно извелись. Какая-то девочка с огромными бантами, наряженная под Мальвину, улеглась на составленных стульчиках и тихо посапывала во сне, не отвлекаясь на внешние раздражители. Рядом несчастные мальчишки тихо плакали на пару, покорно повинуясь судьбе и заражая безутешным страданием соседей. На лицах иных малышей легко читались невероятные переживания. Некоторые дети, потеряв в непривычной обстановке родительскую поддержку, ревели в голос, но их мамы, хоть и исстрадались сами, покорно пребывали, где им указано – на родительских скамейках в отдалении от детей.
В конце концов, ситуация достигла некого качественного предела, когда нешуточная тревога овладевала буквально всеми мамами. Они еще натянуто улыбались, пытаясь скрыть свои страдания, но едва сдерживались, чтобы, пренебрегая всем на свете, не кинуться на вызволение из неявного плена своих любимых чад. В общем, получалось так, что пока страдали дети, впервые удаленные от своих мам, мамы страдали еще сильнее, впервые разлученные со своими детьми! Тревожное напряжение в зале становилось всё гуще.
Очередной номер надоевшего всем концерта зрители восприняли как долгожданный финал мучений. Однако в середину зала опять, паясничая и бренча нелепыми музыкальными инструментами, вывалились вульгарно наряженные скоморохи. Мамы покорно вздохнули и проявили даже большее послушание, нежели их дети, на слабенькие плечики которых навалилась тяжесть и безропотного выбора их любящих матерей.
Наша действительность, обычная для взрослых людей, организовала этим детишкам трудный экзамен на право считаться личностью. Теперь им следовало самостоятельно осмыслить ситуацию, сформировать отношение к ней и принять собственное решение к действию. Вот, собственно, и всё! Но как же, всякий раз, трудно это сделать!
Решение может оказаться любым! Даже неправильным, но непременно самостоятельным! Личность не может во всём быть как все! Да! Она может быть согласна со всеми, но не должна покориться без боя, если имеет иное мнение.