Я шел на небо…

– Вы думаете? Мы проиграли войну.

Теперь уже улыбнулись оба.

– Но не историю! – вновь жёстко уточнил Ди. – Вы станете вооружаться, мы – торговать.

– Чем торговать? Кокаин, марихуана?

– Вы – химик и знаете о перспективах этого товара.

– А вас я вообще не знаю.

Ди в два шага приблизился к Лею так, что тот чуть не задохнулся от его дыхания.

– У вас есть выбор? – спросил Ди по-немецки.

– Выбор есть всегда, – на немецком ответил Лей. – Не всегда есть перспектива, а выбор есть всегда.

Ди слегка отпрянул назад:

– Чем вас не устраивает такая перспектива? Пять – семь лет для создания современной армии, и я вам гарантирую – мы запустим конвейер!

– Даже так? Кто вам мешает сделать это сейчас и без меня, без нас?

Ди не спешил с ответом.

– Или Америке нужен очередной рейх? – Лей чувствовал, что снова теряет контроль над собой. – Вы ведь американец?

После паузы Ди продолжил вкрадчиво:

– Скажем так, вы концентрируете силу, мы – деньги. Сила и деньги – это противовес. Вам нужно только согласиться, довериться мне, как пациент доверяется доктору. Вы закроете глаза и откроете их за океаном.

– Д-дос-та-т-точно… – Лей начал заикаться и договорить уже не мог. Вызванные волнением приступы заикания начались у него давно, сразу после ранения в Первую мировую.

Ди подошёл к двери.

– Не волнуйтесь, – он вновь улыбнулся.

– Я п-понял в-вас. Я п-подумаю.

Ди дважды громко стукнул в дверь.

Через пару секунд дверь открылась, Ди вышел. Дверь закрылась непривычно громко и гулко.

Лей ещё долго сидел в задумчивости, пытался понять, кем был этот Ди. Возрождение Германии – это очень заманчиво! Ориентация на Восток. Почему – на Восток? Разговор про наркотики в качестве будущей финансовой основы. Что до золота в альпийских горах, то ещё до тридцать девятого года нацисты заложили восемь секретных шахт, в которых хранились золотые и платиновые слитки про запас на чёрный день. И это не тайна. Во время войны таких шахт было уже тринадцать. Все работавшие в них узники уничтожались. Уничтожались и те, кто уничтожал их. В сорок пятом союзники это золото искали. Ди откровенно намекал Лею: откройте, где золото! Но почему выбор этого Ди пал именно на Лея? Кто этот низкорослый монстр? От чьего имени он ведёт эту игру?..

* * *

Морозов прикрыл крышку ноутбука:

– Сегодня перед вылетом мне показалось, да нет, я уверен, так и было… – он взял Ройзмана за руку. – Я видел этого Ди… Я не знаю, как он выглядит… Но сегодня… Я это почувствовал, я уверен – это был он!..

– Не волнуйтесь так.

– Любой миф, любая легенда для историка – иносказательно выраженный факт. Иносказательно, образно. Но этот Ди существует, он не миф. В тюрьму, в больничную палату к Лею действительно кто-то приходил. Была запись прослушки разговора. Но кто приходил, неизвестно. Дьявол?

* * *

Американского психолога Гилберта в Нюрнберге особо интересовали трое обвиняемых: Геринг, Гесс и Лей. Он так и писал о них в дневнике: «Под плотным наблюдением!»

Гесс заявил, что потерял память. Но как это доказать или опровергнуть? В присутствии психиатра и психолога американцы устраивали ему свидания с Хаусхофером, фон Папеном, Риббентропом, Функом – Гесс был холоден.

Наконец против Гесса сел Лей. Они долго смотрели друг на друга и молчали.

– Мне всё ясно, – сказал Лей.

– Что вам ясно? – не выдержал психиатр.

Лей встал, собираясь уйти.

– Вы уверены, что перед вами Рудольф Гесс? – полковник Амен остановил Лея.

– Я убеждён, – Лей стоял в дверях. – Можете проверить: у настоящего Гесса на левом лёгком шрам от ранения, полученного в 1917 году.

– Как мы это проверим? Разрежем его, что ли? – нервно улыбнулся Амен.

– Как хотите, – сказал Лей и вышел.

Разговоры о том, что подлинного Гесса казнили в Англии в 1941 году, а в Нюрнберг англичане привезли двойника, многим из подсудимых были неприятны. Амен, Гилберт, Эндрюс, психиатры и прочие специалисты предпочли эстетский вариант эксперимента: в присутствии русских и французских представителей Лей был вынужден просить Гесса написать на листке бумаги три любимых музыкальных произведения, что тот и сделал. Листок передали наблюдателям. Лей сел за рояль и сыграл «Маленькую ночную серенаду» Моцарта, «К Элизе» Бетховена и «Зиму» Чайковского. Гесс узнал все мелодии и назвал их по порядку. Эмоциональная память идентифицирована. Что дальше? Знает он что-то или нет, подлинная у него амнезия или он симулирует болезнь, – на контакт Гесс не пойдёт, это стало ясно всем. Эксперимент провалился.

Семнадцатого октября доктор Гилберт собирался работать с Герингом. А это значит – допрос или психологическое тестирование. Начальник тюрьмы полковник Эндрюс счёл это нарушением режима и всё отменил.

Геринг весь день пробыл в камере. Часами он разговаривал вслух со своей первой, умершей ещё в тридцать первом году, женой. Он рассказывал Карин о том, что было в его жизни после её смерти, объяснял, что суд должен состояться, но судьёй ему может быть только она и никто больше.

– Помнишь, – говорил он, – мы гуляли с тобой по берегу Изара, всегда в одном и том же месте, возле часовни, и я говорил тебе одно и то же, повторял, не замечая, что повторяюсь. Ты слушала всегда по-новому. И однажды ответила: «Если всё будет, как ты говоришь, то мне страшно…»

Геринг расхаживал по камере: четыре шага туда, четыре – обратно, взгляд – в потолок. Иногда он натыкался на привинченный к полу стул и будто приходил в себя. Снова начинал ходить и снова натыкался на стол, на стул, словно знал, что специалисты определяют такое состояние как психологический перелом, после которого заключённый какое-то время бывает неадекватен.

Неадекватен? А время идёт.

Все эти психологи, наблюдатели – пошли они к черту!..

* * *

Тот, кто назвал себя Ди, пришёл к Лею двадцать третьего октября, а в ночь на двадцать пятое Лея нашли повешенным. Следствие установило: самоубийство. С чего вдруг? И вдруг ли? Пять дней назад подсудимым предъявили обвинительное заключение. Шахт воспринял его равнодушно, Геринг иронически. Лей был спокоен! Он сказал психологу, что победителям трудно будет разыграть спектакль правосудия, не прибегнув к спецэффектам. Говорил он без эмоций. Зачем ждать пять дней, чтобы повеситься? Приступ заикания начался у Лея во время встречи с Ди. На следующий день, по свидетельству того же психолога, он не мог сказать ни слова. А ночью, скрутив жгутом казённое полотенце, сделал петлю. «Чрево плодит гадов» – шесть раз было написано им вдоль и поперёк незаконченного в ту ночь письма детям. Что он хотел сказать, о каких гадах писал?

* * *

Бледный, мечущийся по камере Кейтель злобно выкрикивает в стену, в дверь, самому себе под ноги полные отчаяния короткие фразы. Молоденький офицер охраны зачарованно наблюдает за ним сквозь глазок в двери.