Я шел на небо…

– Почему именно Нюрнбергский процесс?

– Я хотел спросить о другом. Почему этот процесс заинтересовал вас?

Морозов ответил не сразу:

– Как сказать… В Нюрнберге вчерашние союзники даже не пытались искать взаимопонимания. Они самостоятельно изучали сотни документов, протоколы допросов, гитлеровский опус «Майн кампф».

Ди удовлетворённо скрестил на груди руки и сладостно потянулся в кресле. Его рука непроизвольно легла на коробочку с леденцами в кармане пиджака. Он не имел вредных привычек, но питал одну слабость – кисловатый привкус любимых конфет напоминал ему о детстве.

– Когда-то в детстве, – продолжил Морозов, – отец подарил мне книгу, двухтомник. Я любил читать. Я много читал. Это была стенограмма Нюрнбергского процесса.

– Czytanie nie jest dla dziecka.

– Да, не для ребёнка.

Они замолчали.

Наслаждаясь их взаимным волнением, Ди ждал продолжения.

– Знаете, – Морозов заговорил не спеша, тщательно подбирая слова, – примерно за месяц до начала процесса там, в Нюрнберге, случился скандал: схлестнулись сотрудники английской и американской спецслужб. Англичане, пытаясь установить прослушку в камере Геринга, нашли микрофон, уже установленный там американцами. Конфликт замяли. Сошлись на том, что разведки обеих стран будут работать параллельно…

Морозов вдруг оглянулся назад, но Ди словно растворился в салоне.

– Странно, я волнуюсь словно школьник на экзамене! – Морозов усмехнулся. – В тюрьме недавних вождей рейха прослушивали круглосуточно: в камерах, в столовой, во время свиданий. Несколько английских записей прослушек были предоставлены трибуналу для психологической характеристики личности подсудимых.

– Всё было так, – не сразу откликнулся Ройзман, – и не совсем.

Морозов едва не вздрогнул от услышанного.

– Никогда ещё, – теперь уже Ройзман подбирал слова, – никогда ещё не было… столько крови не было в истории человечества…

– Простите, вы были в Нюрнберге? Тогда, в Нюрнберге?

Ройзман ответил не сразу:

– Я… живу… вечно…

Ди достал из внутреннего кармана пиджака коробочку с леденцами, открыл её и отправил очередную конфетку в мясистый и влажный рот.

* * *

Нюрнберг, тюремная больница. 23 октября 1945 года.

Открывается дверь, и в палату к Роберту Лею входит Ди, всё такой же широкоплечий, ростом не выше полутора метров, голова ниже плеч, ноздри вывернуты, с появляющейся время от времени на лице не самой приятной улыбкой.

– Нам есть о чём поговорить, герр Лей, – жестко произносит он на чистейшем немецком.

– Кто вы? – Лей вскочил с кровати.

– У меня к вам деловое предложение. Я присяду?

– Что вам от меня нужно? – вместо крика горло Лея выдало мышиный писк.

– Мне нужны вы, такие, как вы, – улыбнулся Ди.

– Кто вы? – Лей сел на кровати, его правая рука дрожала больше левой.

– У вас будет всё, что вы сочтёте нужным иметь: полигоны, технологии, персонал. Так я присяду? – гость вновь неприятно улыбнулся. – Для друзей я просто Ди.

– Садитесь. И вы предлагаете мне…

Ди улыбнулся ещё шире:

– Создать армию.

– Создать что?

– Армию.

– Банановую?

– Армия может быть и немецкой. Может быть и гибридной. – Ди опустился на табурет. – На ваш вкус.

Теперь уже саркастически усмехнулся Лей:

– Вы представляете себе, сколько это может стоить?

– Об этом вы не должны беспокоиться.

– Каковы ваши цели? – Лей инстинктивно приник спиной к стене.

– Противовесы, герр Лей, противовесы. – Ди встал с табурета. – У нас с вами один враг, – он сделал шаг к Лею.

– У нас с вами? Кто? – Лей понемногу начал приходить в себя.

– Восток, – Ди сделал ещё шаг.

– Не славяне и не евреи? По-вашему, с Востоком есть за что воевать?

– Представьте себе!

– Сфера наших интересов распространяется на другие территории.

– Распространялась, – уточнил Ди таким тоном, что Лей снова вздрогнул. – Я говорю не о войне, герр Лей, я говорю о противовесе. Достаточно держать кулак перед носом врага.

– И это будет немецкий кулак? – Лей перешёл на французский язык.

– А почему нет? – Ди так же изящно ответил по-французски. – Германия десять лет держала в страхе весь мир. И это было великолепно!