Копия
Александр Иванович Бородулин
В сказочной, а может и реальной стране Фалетия, как и везде, живут разные люди. Хорошие и плохие. Нередко, плохие люди скрываются под маской хороших людей. Важно распознать кто есть кто.
Александр Бородулин
Копия
КОПИЯ
сказка
…почитай-ка эту сказку … сказка может научить, как сорвать с мерзавца маску, и во лжи изобличить.
Некогда жил на одном дальнем хуторе юноша шестнадцати лет отроду. Так вот один и жил. Он был единственным и очень поздним ребенком, и родители его год назад умерли почти сразу. Сначала матушка умерла, а после того как ее схоронили, батюшка только неделю и прожил. Вот так и остался паренек один-одинешенек. Родственников не было, а если какие и были, то жили далеко.
А парень то был очень избалованный, самостоятельно вести хозяйство не умел. Запасов пропитания хватило лишь на полгода. Потом, пришлось на ярмарку идти, коня продавать. Потом и овец продал, и гусей, и кур.
Но вскоре все припасы закончились, и ничего другого ему не осталось, как только идти по белу свету, искать работу какую-нибудь.
Но поскольку навыков у него не было, то и в работники его никто не брал.
Так он и мыкался из одного села в другое. Хорошо еще, что кое-где находились добрые люди, которые и переночевать пускали и поесть давали. За время скитаний юноша изрядно исхудал, да и одежку потрепал. Так, что вид у него был весьма жалкий.
Как-то раз шел он из одного села, где нашелся для него ночлег лишь в хлеву, а поесть ему там и вовсе не пришлось.
Вдруг увидел он в поле возле дороги кибитку, драпированную лиловой атласной тканью. Поодаль паслись жеребец с кобылицей, да до чего красивые, буланой масти да с ленточками в гривах. А еще дальше, почти у леса, увидел паренек рослого дядьку с пышной шевелюрой, темными волнами ниспадающей на мощные плечи, который стоял перед какой-то широкой доской и водил по ней маленькой палочкой.
Дядька был очень хорошо одет и весьма упитан, а у паренька настолько подвело живот, что он преодолел робость, и подбежал к этому почтенному человеку. Поздоровавшись, он попросил у него хотя бы кусочек хлеба.
Дядька обернулся и внимательно разглядел паренька. Затем положил свою палочку в вазу, которая стояла возле доски, вытер руки белым полотенцем и, не сказав ни слова, пошел к кибитке. Из кибитки он достал большую корзину, накрытую так же белым полотенцем. Дядька поставил корзину на траву, откинул край полотенца, достал из корзины кусок хлеба и протянул его юноше. Хлеб был настолько пышным и ароматным, а юноша настолько голодным, что проглотил его почти не прожевав. Из корзины доносились аппетитные запахи деликатесов. Так, что паренек застыл на месте, не находя в себе сил уйти от этих соблазнительных ароматов.
Хозяин корзины, заметив с какой жадностью паренек поглотил кусок хлеба, спросил юношу, не хочет ли он еще чего-нибудь съесть?
Глаза паренька засветились радостной надеждой. Он часто закивал головой, и, заикаясь от волнения, стал благодарить этого доброго человека за щедрость и милосердие.
Но дядька снова укрыл корзину и поставил ее в кибитку. Затем обернулся к юноше, который стоял и растерянно хлопал веками, и сказал, что для того, чтобы поесть еще, юноша должен сделать что-нибудь полезное для хозяина, и тогда он с удовольствием поделиться с ним едой.
Глаза паренька снова засветились радостной надеждой. Он снова стал благодарить доброго человека и заверять что готов сделать все, что в его силах.
Однако, когда хозяин спросил его о том, что он умеет делать, паренек стыдливо опустил голову и прикусил губу, чтобы не расплакаться.
Хозяин шумно вздохнул, точно так, как вздыхали те, к кому парнишка пытался наняться в работники, но в отличие от них, хозяин не стал посылать парнишку идти своей дорогой, а послал его в лес за хворостом.
Услышав эту просьбу, парнишка обрадовался, и бегом побежал к лесу. Съеденный кусок хлеба дал ему силы.
Он набрал огромную охапку сухих сучьев и веток, какую только мог унести и вышел из леса.
К тому времени, хозяин снова стоял возле широкой доски и снова тыкал в нее своей палочкой. Увидев охапку хвороста, которая возвышалась над головой юноши. хозяин невольно рассмеялся и велел сложить хворост возле кибитки и снова подойти к нему.
Паренек донес охапку до кибитки, положил на траву, а затем, как мог, аккуратно сложил хворост веточка к веточке. Исполнив это задание, он снова подошел к хозяину, но, едва взглянув на доску, замер на месте. Хозяин почувствовал, что парнишка остановился и оглянулся. Он увидел исхудалого оголодавшего юношу, который еще больше изодрал свою одежду, исцарапал руки и лицо, но, который, позабыв обо всем, широко раскрыв глаза и отвесив челюсть, почти не дыша, смотрел на доску.
На доске же, хозяин уже успел изобразить несколько деревьев. И хотя картина была только начата, для паренька она представляла настоящее чудо!
Обычно, художник не потерпел бы, чтобы за его работой наблюдали, да, к тому же, из-за спины, но это неподдельное восхищение юного паренька, который, очевидно, еще ни разу не видел настоящих картин, не вызывало ни малейшего раздражения у художника. Напротив, ему было даже приятно, что паренек завороженно глядит на его работу, принимая ее за настоящее волшебство!
Художник с легкостью тыкал своей палочкой то в круглую крышку, похожую на большой лист лопуха, то в широкую доску, на которой, каким-то чудесным и пока непонятным для паренька образом, появлялись новые деревья, на деревьях вырастали ветви, распускались листья, на которых поблескивали лучики поднимавшегося над лесом солнца.
Художник, время от времени, поглядывал назад через плечо, и видя, что паренек так и продолжал стоять как вкопанный, довольно улыбался, а потом, и вовсе, стал напевать веселую песенку. Когда же он в очередной раз оглянулся, то увидел, что паренек уже не стоит как вкопанный, а не отрывая глаз от картины, слегка приплясывает в такт мелодии. От такого потешного зрелища художник едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Но все-же, не прерывая мелодии, допел песенку. Причем финальную ноту пропел особенно громко и протяжно. После этого, он неспешно положил свою палочку в вазу, где находились и другие палочки, вытер руки о полотенце и достал из кармана округлый, похожий на большой каштан, предмет. Предмет был сделан из какого-то желтого железа, которое игриво поблескивало в ярких лучах набиравшего высоту солнца, и от которого свешивалась тонкая, словно шнурок, цепочка, из такого же желтого железа. Едва хозяин пошевелил пальцем, предмет раскрылся, словно ракушка, и из него прозвучала какая-то необычайно красивая и переливистая мелодия, будто кто-то, находящийся в этом чудесном предмете, проиграл ее своими мельчайшими колокольчиками.
Хозяин посмотрел в этот предмет, затем посмотрел в небо, затем снова посмотрел в предмет, и уже затем перевел взгляд на паренька. Паренек снова стоял не шевелясь, сосредоточив все свое внимание на хозяине.
Хозяин улыбнулся, подбадривающе подмигнул пареньку, и сказал. что пришло время покушать. С этими словами он закрыл свой блистательный предмет и вернул его в свой карман.
Когда они подошли к кибитке, хозяин спросил паренька. видел ли тот, когда шел сюда, придорожный колодец? А когда паренек ответил утвердительно, хозяин достал из кибитки два ведра и вручил их пареньку. Ни слова не говоря, паренек направился к колодцу.
По дороге он с восхищением поглядывал на ведра. Металл, из которого были сделаны ведра, был знаком парнишке. Это было чистое серебро. Но парню и в голову бы не пришло, что из серебра можно делать такие обычные предметы, как ведра.
Когда он вернулся к кибитке, то увидел хозяина, укладывавшего хворост в походный мангал, а вблизи, на небольшом коврике, стояла та самая корзина с вожделенной снедью, которая пока оставалась укрытой все тем же белоснежным полотенцем. Возле коврика, взаимно противоположно были положены две продолговатые круглые подушки.
Хозяин движением глаз показал юноше, что ведра следует поставить возле кибитки, а когда тот исполнил, подошел к нему и с улыбкой потрепал рукою его волосы. Потом хозяин не спеша разулся, закатал штаны до колен, а рукава до локтей. Затем, сняв, висевший у бортика кибитки, небольшой медный ковш, зачерпнул им из ведра, и, отойдя шагов на пять, все также, не спешно, омыл ноги, руки, лицо, шею, а оставшейся на дне ковша водой, сполоснул рот. Закончив эту процедуру, хозяин довольно фыркнул, выпрямился, и, с улыбкой глядя на юношу, вытянул руку с пустым ковшом.
Юноша несколько секунд был в замешательстве. Может быть хозяин просит, чтобы паренек доставил ему еще воды, а может быть предлагает совершить такую же процедуру. Но смекнув, что если бы хозяину воды оказалось недостаточно, то он не стал бы споласкивать рот. Поэтому паренек, поспешно скинул обувь, как мог, подогнул штанины и рукава, подбежал к хозяину, принял из его рук ковш, и, в несколько прыжков оказался возле ведер. Зачерпнув воды, он отошел чуть дальше хозяина и попытался повторить его действия. Однако, едва омыв ноги, юноша обнаружил, что на дне ковша почти ничего не осталось. Он снова застыл в замешательстве, но тут же услышал ободряющий голос хозяина, который говорил, что воды у них вдоволь и если нужно можно еще не раз зачерпнуть. Второго ковша хватило с избытком, и, после полоскания рта, парнишка спонтанно вылил остаток воды себе на голову. Он глубоко и шумно набрал в грудь воздух, и, часто моргая от падавших на его ресницы капель, немного рассеянно, посмотрел на хозяина. Тот снова одобрительно улыбнулся и, широким взмахом руки, дал команду идти к кибитке.
Когда они подошли к кибитке, хозяин достал изнутри пушистое голубое полотенце, обмакнул краешком шею и лицо, и вытер руки. Потом протянул сухой край полотенца пареньку. Тот сделал точно так же как сделал хозяин. Затем хозяин вынул из корзины, что стояла на коврике, какую-то серебряную коробочку, вручил ее пареньку, а сам уселся на одну из подушек.
Юноша осмотрел коробочку и увидев, что одна из граней выпуклая, понял, что это крышка. Он слегка надавил на краешек крышки пальцем и та, довольно легко, открылась. Эта коробочка оказалась шкатулкой для спичек. Юноша достал спичку, чиркнул ею по краю мангала и бросил в уложенные дрова. Пламя быстро растеклось по сухим ветвям.
Паренек несколько секунд завороженно смотрел на огонь, а затем повернулся к хозяину. Тот обеими ладонями указал юноше на незанятую подушку.
Паренек, усаживаясь, с радостью увидел, что полотенце, которым была накрыта корзина, теперь служила скатертью, на которой уже стояла широкая плетеная тарелка, полная хлебными ломтиками. Рядом с хлебницей, находилась фарфоровая пиала, почти до самых краев наполненная густым золотистым медом, а рядом в небольшой менажнице, находились кусочки брынзы, вареные кукурузные зерна, жареный миндаль и маринованные оливки.
Пареньку вдруг очень сильно захотелось забыть про всякие приличия и набросится на все эти вкусности. Однако, словно прочитав его мысли, хотя это было совсем не трудно, хозяин сказал, что если он сразу набросится на еду, то, вместо удовольствия и пользы, получит несварение желудка. Еда – это удовольствие! А принятие пищи – это искусство! Затем, видя, что паренек немного смутился и поборол в себе страсть, хозяин с ласковой улыбкой предложил для начала познакомиться.
Едва услышав это предложение, юноша вскочил, выпрямился, сделал вежливый кивок головой и сказал, что его зовут Тэйри, и что он жил на хуторе около села Кугаро, и вот уже более полугода, как он остался сиротой. Паренек прикусил нижнюю губу, чтобы сдержать слезы, а хозяин прикрыв глаза закивал головой в знак соболезнования. Потом, хозяин рукой показал пареньку садится. Тэйри снова сел и широко раскрыл веки, чтобы слезинки, которые все же навернулись в уголках глаз, не были заметны.
Хозяин сказал, что ему, как принимающей стороне, можно не вставать. Затем также сделал вежливый кивок головой и назвал свое имя. Хозяина звали Бонзи. Потом, Бонзи добавил, что у него есть небольшой особняк в городе Сарамант, и он зарабатывает себе на жизнь живописью.
Сообщив кратко о себе, Бонзи неспешно взял оливку, положил ее в рот и стал смачно жевать. Тэйри все еще пребывал в нерешительности, но Бонзи указал ему открытой ладонью на менажницу и Тэйри с радостью схватил оливку и закинул себе в рот. Он осторожно прикусил ее, чтобы не повредить зубы о косточку, но к его удивлению, косточку он не обнаружил. Тэйри смутился, подумав, что он вероятно так сильно хочет есть, что не заметно для самого себя проглотил косточку.
И опять, прочитав недоумение на лице Тэйри, Бонзи пояснил, что перед тем, как мариновать оливки его домохозяйка удаляет из них косточки. Затем Бонзи предложил попробовать оливки с брынзой, брынзу с кукурузой, кукурузу с миндалем, а миндаль с оливками. Он пояснил, что искусство трапезы предполагает класть в рот маленькие кусочки, длительно и с наслаждением жевать. При чем, жевать нужно сомкнув губы для того, чтобы воздух не подмешивался в пищу. И уж конечно, во время жевания строго не следует говорить! Поскольку при разговоре, вместе с воздухом частички пищи могут попасть в дыхательные пути, что может привести к весьма неблагоприятным последствиям. Разумеется, во время трапезы в компании приятно вести дружескую беседу, но произносить слова можно только тогда, когда рот не занят пищей!
Когда менажница стала почти пустой, Бонзи взглянул на мангал. Пламени уже не было. Бонзи весело подмигнул Тэйри, который с наслаждением жевал хлеб с медом, и достал из корзины какой-то продолговатый сверток. Подойдя к мангалу, Бонзи снял оберточную бумагу и бросил ее в раскаленные угли. Содержимым свертка оказался небольшой шампур, с нанизанными на него кусками сочной баранины.
Через минуту в воздухе распространился чудесный аромат жарившегося мяса. Несмотря на то, что Тэйри уже немного насытился, дымок, доносившийся от мангала, будоражил его аппетит с новой силой.
Бонзи, переворачивая шампур, стал насвистывать красивую и протяжную мелодию, время от времени, поглядывая на своего нового знакомого, который, проглотив хлебный ломтик, сидел почти недвижимо, но все же, непроизвольно, глубоко вдыхал носом, наслаждаясь запахами, которые буквально растекались от, покрывавшихся румяной корочкой, мясных кусочков.
Наконец, когда блюдо было готово, Бонзи снял шампур и попросил Тэйри добавить в мангал дровишек. Тэйри, очень обрадовался. Ему было неловко сидеть без дела, а хозяин снова озадачил его вполне посильной работой. Это было здорово!