– Товарищ Симонов, послушайте… – Я напряг память: как-никак он один из моих любимых поэтов.
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина, —
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
– Замечательно! – всплеснул руками Симонов, – кто написал такие замечательные стихи?
Я посмотрел на Брежнева, тот утвердительно кивнул.
– Вы, товарищ Симонов. Вы и написали, – ответил я, отвернувшись, чтобы не видеть его ошарашенной физиономии.
Из-за поворота траншеи, чуть не сбив Брежнева с ног, выскочил командир первого отделения моего взвода, сержант Алешин. Наверное, что-то случилось. Я-то посылал его к комбату с донесением и заявкой на патроны. А он обратно несется так, будто за ним гонится сам Гитлер с Герингом впридачу.
Даже не переведя дух, Алешин торопливо козырнул Ильичу.
– Товарищ бригадкомиссар, разрешите обратиться к товарищу взводному?
Дождавшись утвердительного кивка, Леха выпалил на одном дыхании:
– Птиц, то есть товарищ старший сержант, тебя там комбат на НП зовет. Срочно! – Он оглянулся и, видя, что Брежнев с задумчивым Симоновым пошли дальше по траншее, яростно зашептал мне прямо на ухо: – Слышь, Игорех, я не я буду, если наш «папа» ничего не задумал. Ночью немцам, кажется, будет концерт…
– Так… – Я осмотрелся по сторонам. – Лех, остаешься за старшего. В первую очередь набивайте в ленты сколько хватит патронов – если ты прав, они нам понадобятся.
– К «немцам» тоже? – шепотом переспросил Алешин.
– К ним в первую очередь, – ответил я, – если будет вылазка, то «Утес» с собой тяжеловато тащить будет, а вот МГ-шки в самый раз…
Хлопнув старого друга по плечу, я почти бегом направился в сторону НП.
22 января 1942 года. Ночь, 03:35. г. Сталино, штаб 1-й танковой армии вермахта
– Господа, положение просто катастрофическое! – Генерал-полковник Эвальд фон Клейст обвел собравшихся тяжелым взглядом. – Господа генералы, должен сообщить вам нерадостное известие. Только что получено донесение разведки, что конно-механизированный корпус Буденного с ходу взял Синельниково и движется к Запорожью. Впрочем, обстановка наверняка уже снова изменилась, и не в нашу пользу. Синельниково было захвачено почти двенадцать часов назад, а известие об этом пришло только сейчас. Русские научились создавать весьма эффективные помехи радиосвязи. Но, господа генералы, это лирика. А суровая реальность заключается в том, что в результате решительных и дерзких ударов большевиков мы оказались окончательно отрезаны от 6-й полевой армии генерал-полковника Паулюса. Кроме того, полностью разгромлена 17-я полевая армия, генерал Гот пропал без вести. Оставим пока в стороне вопрос, как такое могло произойти. Хотя хотелось бы послушать мнение наших многоуважаемых коллег из абвера. Я спрашиваю, как так могло получиться, что рейд большевистской механизированной группы оказался для нас абсолютно внезапным? Про накопление сил красных в районе Изюма и Славянска мы знали, и ждали удара именно оттуда. Как могло получиться так, что сводная кампфгруппа генерал-полковника Гудериана оказалась полностью уничтоженной? – Стек фон Клейста указал на начальника разведки 1-й танковой армии. – Молчите, герр Лозе?! Ну молчите дальше!
Полковник абвера вскочил и вытянулся в струнку.
– Герр генерал, нашей службе удалось узнать, что сводная механизированная группа полковника Бережного впервые начала действовать 4 января на Евпаторийском плацдарме. Сведения крайне отрывочные… После успеха у Евпатории большевики берегут тайну этой группы, как зеницу ока. Тем более что абверкоманда 11-й армии погибла полностью…
– Хватит! – зло выкрикнул Клейст, развернувшись в сторону группы танкистов. – Оберст-лейтенант Клозе лично побывал на том месте, где русские уничтожили кампфгруппу Гудериана. Расскажите этим господам, что вы видели!
– Это страшно, господин генерал-полковник, – сказал офицер со старым шрамом через всю щеку. – Судя по расположению сгоревшей техники, наши танки только начали развертывание из походной колонны. Русские расстреляли их из чего-то калибром в десять-двенадцать сантиметров и пошли дальше. Ни один русский танк не был сожжен, хотя мои люди нашли следы того, что некоторым из них пришлось ремонтировать перебитые гусеницы. Следы, господа, следы могут рассказать вам многое, даже если земля промерзла и звенит как камень. У этого Бережного не так много техники, но он мастерски ее использует. Мы думаем, что это человек из эмигрантов, офицер старой школы, может быть наполовину или даже полностью немец. В его бригаде царит жесткий порядок, столь нехарактерный для военных частей большевиков. Только истинный ариец мог спланировать и провести такую операцию.
– И об этом вам тоже рассказали следы? – скептически заметил командующий 14 моторизованным корпусом, генерал от инфантерии Густав фон Вительсхайм.
– Именно так, герр генерал, я не зря командовал когда-то разведбатальоном 1-й танковой дивизии. Иначе как объяснить, что многоопытнейший генерал Гудериан попался в его ловушку? Пока он разворачивал свои «ролики» против головного отряда большевиков, две большие группы танков обошли его основные силы по целине и ударили по неприкрытой колонне с мотопехотой и артиллерией. Стреляли с расстояния почти в полтора километра. Как раз там мы нашли гильзы неизвестных доселе образцов калибром в десять и три сантиметра. Вы знаете, что делает с «двойкой» десятисантиметровый фугас? Разрывает на куски, герр генерал! У наших артиллеристов и панцергренадер не было ни одного шанса. И еще, господа, обратите внимание: шестнадцатого утром его группа прорывает оборону нашей 100-й легкопехотной дивизии на Перекопе и начинает движение в сторону Каховки. В полдень она ведет бой с выступившей ей навстречу кампфгруппой Гудериана и полностью ее уничтожает. К вечеру шестнадцатого мы теряем связь с Каховкой… Теперь там сводный большевистский полк из бывших пленных, которых этот Бережной вооружил нашим же оружием. Врачи в наших полевых лазаретах вытаскивают из тел немецких солдат пули нашего же немецкого образца. А уже в ночь с девятнадцатого на двадцатое они громят тылы и штабы 17-й армии и выходят к Изюму. Такой марш по нашим тылам, в метель, за четыре дня – это просто невероятно!
– Здесь, под Краматорском, творится то же самое, – пожал плечами командир 3-го моторизованного корпуса генерал-полковник Эберхард фон Маккензен. – Мои части, выдвинутые к Славянску, на полпути напоролись на полевую оборону, кстати, весьма толковую. Там у большевиков в цепи просто до неприличия много наших же пулеметов, и они совершенно не жалеют патронов, стреляя из них в наших солдат. Скорее всего, вы правы, герр оберст-лейтенант, этот Бережной должен быть из старых офицеров – тех, кто помнит траншейные бои, и то, как в Великую войну за четверть часа пулеметами целые полки сдувало в преисподнюю.
– А чего им жалеть наши патроны, – проворчал фон Клейст, – ведь в Лозовой и Барвенково к ним в руки попали все армейские склады 17-й армии. К сожалению, мы уже не можем наказать тех, кто повинен в таком вопиющем разгильдяйстве. Но, я собрал вас не для этого. Подкреплений не будет – из-за угрозы большевистских десантов в Румынии и Болгарии. Все резервы перебрасываются на побережье Черного моря, где сейчас хозяйничает русский флот. Вы все уже слышали о разгроме Констанцы. Эти варвары не оставили от города камня на камне. Итальянский флот, получив хорошего пинка, больше за Босфор не сунется. Так что Рейх остался с русскими один на один. Не смейтесь, господа – наше счастье в том, что эти корабли в море, а мы здесь. Разрешения отступить, кстати, тоже не будет. Фюрер в ярости. И поскольку выхода у нас нет, то нам придется побеждать – побеждать, господа генералы и офицеры, любой ценой. Задача номер один – деблокировать Славянск. Связи с гарнизоном нет, но отдельные узлы обороны держатся, передовые части слышат канонаду. Командование сводной кампфгруппой сконцентрированной у Константиновки и состоящей из танковой дивизии СС «Викинг», 1-й моторизованной дивизии Лейб-штандарт СС «Адольф Гитлер» и 60-й моторизованной дивизии, я возлагаю на генерал-полковника фон Маккензена. Я знаю, что в частях по тридцать-сорок процентов условно исправной техники, и ее моторесурс на исходе. Фюрер обещал перебросить запчасти по воздуху, но вы видели, в каком состоянии наши аэродромы. Ждать моторов нельзя, наступать необходимо сегодня. Я держу генерала Василевского за горло в Славянске, а он меня – в Павлограде. Если большевикам удастся захватить Славянск и восстановить работу железной дороги, то их войска сразу получат снабжение, которого лишены наши солдаты. А если мы будем сидеть сложа руки, то это лишь дело времени. Наступление назначено на завтра, за час до рассвета. Удар наносится по линии Дружковка-Краматорск. По данным разведки, вражеских танков в полосе вашего прорыва нет, они сейчас где-то за Артемовском, и быстро прибыть не смогут. Так что против вас будет только небольшое количество русских легких самоходок. Надеюсь, оберст-лейтенант Клозе не опозорит панцеваффе, и в первых рядах ворвется на русские позиции. Хайль Гитлер!
Примерно в то же время. В районе станции Барвенково
Район сосредоточения немецкой техники был выявлен воздушной разведкой заранее. Клейст еще в десятых числах января обнаружил концентрацию советских войск в районе Изюма и Красного Лимана и сделал соответствующие выводы, создав в районе Сталино мощную моторизованную группировку. В эти части была передана вся исправная техника, а личный состав по возможности доведен до штата. Кампфгруппа должна была ударить во фланг нашим войскам, теснящим части 17-й полевой армии.
Но все пошло не так, как планировали, и большевики не теснили 17-ю армию своим любимым фронтальным натиском, а разгромили ее ударом с тыла. Но цель для кампфгруппы все равно нашлась – несколько советских батальонов, упрямо перекрывающих непобедимому вермахту путь к победе.
И вот настал звездный час немецких танкистов. Поступил приказ, и механики-водители запустили масляные печки на прогрев. Но эта процедура имела последствия, о которых немецкие танкисты и не подозревали. Где-то высоко-высоко в небе разведывательная аппаратура патрульной «сушки» засекла россыпь новых источников тепла, не являющегося открытым огнем. Маскировка немецких танкистов полетела к черту, и слово «район сосредоточения» обрело координаты с точностью до метра. Дежурный по штабу поднял генерал-лейтенанта Василевского из тяжелого беспокойного сна, после чего военная машина завертелась на максимальных оборотах. Пятнадцать минут потребовалось, чтобы срочно связаться с Москвой и получить у абонента «Иванов» разрешения на применение изделия «Смерч».
И вот уже восемнадцать установок медленно поднимают к небесам пакеты пусковых. Есть разрешение вождя на один залп дивизиона термобарическими боеприпасами. Не выспавшиеся, а потому злые, как собаки, офицеры дивизиона готовят данные для стрельбы. Морские пехотинцы, танкисты, летчики, моряки воюют с самого первого дня. А вот они, офицеры и бойцы тяжелого дивизиона РСЗО, не сделали по врагу ни одного выстрела. Но теперь подошла и их очередь.
Вот все готово, наступила тишина. Нет, не совсем: где-то вдалеке артиллерия РГК, сведенная в один кулак, по одному давит немецкие узлы обороны в Славянске. В небе над городом нарезает плавные круги окрашенный в черный цвет БПЛА. Рядом с оператором коробка полевого телефона. Вот так, с помощью высоких технологий, каменного топора и такой-то матери разрушается хитроумная система немецкой обороны. Главное – не торопиться и как следует пристреляться, а потом не жалеть снарядов.
Генерал-полковник фон Клейст беспокоился не зря – немецкий гарнизон Славянска обречен. Два-три дня такой работы (в крайнем случае, неделя) – и в городе не останется ни одного немецкого солдата.
Но сейчас задача другая – предотвратить, остановить немецкий контрудар, перехватить руку, уже замахнувшуюся ножом. Секундная и минутная стрелки совместились в положенном им месте; на передвижном командном пункте дивизиона подполковник Андреев повернул ключ. Команда на открытие огня, централизовано поступившая на все восемнадцать машин, обрушила на врага адское пламя.
Генерал-лейтенант Василевский, начальник артиллерии Юго-западного фронта, командующий 57-й армией, вышли из автобуса и подняли к глазам бинокли. Земля вздрогнула и завибрировала мелкой дрожью, хоть до огневых позиций и было несколько километров. Потом через все небо косо понеслись раскаленные добела огненные шары, а все вокруг затопил яркий свет, превращающий ночь в день.
Несколько минут спустя, г. Сталино, штаб 1-й танковой армии вермахта
«Херрен генерален унд официрен» уже собирались расходиться, как в подвальное помещение ворвался глухой низкий гул, словно наверху началось землетрясения. С потолка посыпалась пыль, и закачалась на голом проводе разбитая лампочка. Выскочив на свежий морозный воздух, генерал полковник фон Клейст увидел, как в небо, подобно театральному занавесу, поднимается багровое пламя, прорезаемое ярчайшими бело-голубыми вспышками. Эта была катастрофа.
Еще через час командующий 1-й танковой армией узнал, что кампфгруппа «Макензен» понесла невосполнимые потери от огня русской артиллерии и фактически прекратила свое существование. Деблокировать Славянск было нечем. Фон Клейст еще не знал, что завтра рано утром навстречу Буденному из Крыма двинется Рокоссовский, что сделает положение окруженной 1-й танковой армии совершенно безнадежным.
24 января 1942 года, Поздний вечер. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего
Поскребышев приоткрыл дверь.
– Товарищ Сталин ждет вас, – сказал он сидящему в приемной Верховного военному, и майор госбезопасности Санаев шагнул через порог.
Сталин в кабинете был не один. Кроме вождя, там находился Генеральный комиссар Государственной Безопасности Лаврентий Берия. Санаев молча передал Верховному Главнокомандующему запечатанный сургучными печатями пакет из плотной бумаги, и бегло взглянул на висящую на стене карту южного участка советско-германского фронта, всю исчерченную синими и красными стрелами испятнанную условными значками.
Точно такие же карты были в штабе Юго-Западного направления на станции Лозовая и в штабе ОТМБ-1 ОСНАЗ РГК. Изменения обстановки докладывались в Кремль каждые полчаса, и, судя по почерку, Вождь делал пометки лично, не доверяя никому. Даже при беглом взгляде на эту карту становилось ясно, что для германской группы армий «Юг» складывается весьма напряженная обстановка. На севере 6-й кавалерийский корпус достиг Днепра в районе Днепропетровск – Новомосковск и занял позиции по левому берегу реки Самара. Двигающиеся следом за кавалеристами стрелковые дивизии 6-й армии генерал-майора Городецкого, используя выгодный рельеф местности, устанавливали устойчивый, глубоко эшелонированный фронт обороны от Новомосковска до Балаклеи. Участок, непосредственно прилежащий к немецкому «шверпункту» Балаклея передан 38-й армии, и в настоящий момент усиленно укрепляется. В настоящий момент готовы две линии обороны и строится третья. Майор госбезопасности подумал, что если генерал Паулюс в своей излюбленной манере попробует ударить туда, где, как он считает, находится стык между армиями, то он получит много новых и очень сильных впечатлений. Южнее конно-механизированный корпус Буденного взял Запорожье. При этом отмечалось, что под контролем советских войск находится плотина Днепрогэса, а также, небольшой плацдарм на Правобережье.