Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!

– Следовательно, тот, кто будет изображать Палена, должен довольно убедительно прихрамывать, – добавил Игорь Михайлов. – Надо найти человека, который все это изобразит. Мои ребята вряд ли справятся с этим делом – нынешняя форма для них непривычна, и со стороны сразу бросится в глаза, что они чувствуют себя в ней весьма неуютно.

– Могу предложить моего приятеля Дмитрия, – задумчиво произнес Иванов. – Он одно время увлекался реконструкцией, ездил на Бородинское поле и как-то раз добрался до Аустерлица. Димка изображал артиллериста и даже научился орудовать банником и пальником. Форму он тоже умеет носить, правда, не совсем ту, что носят сейчас, а александровскую. К тому же он схож фигурой с Паленом.

– Алексей Алексеевич, – сказал заинтригованный император, – вы мне потом расскажете о ваших реконструкторах и о том, чем они занимаются. Пока же я принимаю ваше предложение. Вызовите поскорей сюда вашего приятеля, ведь уже через час мне надо выйти к сановникам, которые придут ко мне с докладами.

– А я пока прикину, как нам лучше арестовать Палена, – добавил Михайлов. – Ведь он человек храбрый и хитрый. Почуяв опасность – а чуйка у него работает, как у дикого зверя, – граф наверняка попытается оказать сопротивление. Поэтому его нужно брать строго и осторожно, чтобы не повредить телесно. Он нужен нам относительно целым и способным давать показания.

– Хорошо, господа, – кивнул Павел. – Давайте приведем себя в порядок и будем готовиться к встрече графа Палена. Скажу честно – с вами мне скучать не придется…

* * *

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург, частный дом купца Бергера.

Чарльз Джон Кэри, 9-й виконт Фольклендский

– Еще колбасы, герр Удольф? – спросила меня Лизелотте.

– Нет, спасибо, Лизе, я наелся, – улыбнулся я. Если сказать честно, мне уже изрядно осточертели ее немецкие завтраки. То ли дело моя родная Шотландия, где у меня на столе с утра уже стояли блюда с жареными куропатками, омлет из яиц с грибами, копченые сардинки, кровяной пудинг… Но когда ты в Риме, веди себя как римляне[21 - Английская поговорка, примерно соответствующая русской «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».]. Тем более что меня здесь считают отпрыском знатного саксонского дворянского рода, которому зачем-то приспичило посмотреть Россию в эти холодные мартовские дни.

Лорда Уитворта я знаю по лондонскому клубу, в котором я поселяюсь, когда приезжаю в столицу по делам. В прошлый мой приезд он неожиданно пригласил меня отобедать вместе с ним. Мы уединились в приватном кабинете, где он с ходу спросил меня:

– Чарли, ты же вроде неплохо говоришь по-немецки?

– Именно так. Нам с братом преподавал этот язык некий саксонец, который бежал в Шотландию по неизвестным нам причинам. Он утверждал, что его невзлюбил саксонский король, но я подозреваю, что все было намного прозаичнее – то ли он оказался замешан в финансовых махинациях, то ли что-то связанное с неблаговидной любовной историей. Но языку он нас научил хорошо – если у Генри и прослеживался английский акцент, то меня даже немцы почитают за чистокровного жителя Дрездена или Лейпцига.

– А ты не хочешь поработать на благо Его Величества короля Георга?

– С удовольствием, – ответил я, зная, что оплачиваться эта работа будет щедро. А то меня Кристина все пилит за то, что у нас слишком мало денег. Да и отдохнуть от моей мегеры совсем не помешает.

Через две недели я встретился с Гансом Бергером, купцом из Петербурга, который пребывал на водах в Карлсбаде. Сначала он был довольно-таки заносчив, мол, сударь, я вас не знаю и не понимаю, о чем с вами разговаривать. Но прочитав записку, полученную мною от Уитворта, он изменился в лице и заискивающе произнес:

– Как там виконт поживает?

– Очень хорошо, – улыбнулся я. – Он передает вам привет.

– Виконт пишет, что вам необходима квартира в Санкт-Петербурге. Почему бы вам не остановиться в моем доме? Он находится на Кирочной улице, недалеко от нашей церкви.

– А это далеко от Английской набережной?

– Всего лишь половина мили.

Приехав в Петербург и поселившись у герра Бергера, я был неприятно удивлен, узнав, что ганноверская миля более чем в четыре с половиной раза превышает нашу, английскую. Но приняли меня вполне радушно, и я решил, что если заговор провалится и будут искать несостоявшихся убийц коронованного русского паяца, то здесь меня вряд ли кто-либо найдет. Немцев в городе много, и никто не заподозрит в приезжем из Саксонии эмиссара лорда Уитворта. Тем более сама фрау Бергер тоже посчитала меня саксонцем, и отношение ее ко мне было вполне приятственным. К тому же русских она не любит, и вся прислуга у них в доме – исключительно немцы. Англичан, к слову, она презирает еще больше.

На Английскую набережную я сам не поехал. Вместо этого я посетил некого голландца по фамилии Голдевайк, который давно уже работал на Уитворта, и поручил ему, во-первых, арендовать почтовый ящик под вымышленным именем у конторы де Конинка – такую услугу они, как правило, предоставляют всем иностранцам за сравнительно умеренную плату. А во-вторых, он должен послать надиктованное мною письмо барону Беннигсену с просьбой о встрече. Эта просьба была немедленно выполнена – ведь в письме содержалось ключевое слово, говорившее адресату, что обращается к нему человек из Лондона, имеющий соответствующие полномочия.

Встретились мы в вечернем Летнем саду – он оказался для этого самым удобным местом. В другое время года, думаю, там очень приятно, а сейчас – холодно и неуютно. Днем в нем еще попадаются прохожие, а ночью я ни разу никого не видел, кроме сторожей, которые, впрочем, не выказывают большого желания ходить по парку. Я мог быть уверен, что никто не подслушает наш разговор и даже не увидит нас вместе.

Но вот один момент мне совершенно не понравился. Когда мы встретились, Беннигсен с ходу назвал меня виконтом и присовокупил, что он был в Ганновере на Рождество, где и получил весточку от Уитворта о том, что я вскоре прибуду в Петербург. Так что конспирация моя оказалась отнюдь не лишней – достаточно Беннигсену попасть под подозрение, и русским станет известно о моем приезде. Я разъяснил ему, что о моем присутствии в Петербурге никто знать не должен. Тут он тоже чуть замялся, из чего мне стало ясно, что об этом известно не только ему.

Зато меня удовлетворило то, что он рассказал мне о самом заговоре. Не пройдет и двух недель, как у России появится новый император, устраивающий нашего короля и его правительство. Моя помощь, скорее всего, не понадобится. Если что-нибудь случится, у Беннигсена будет возможность связаться со мной через де Конинка и вымышленного Корстаанье. Адриаан, старый слуга Голдевайка, будет наведываться туда раз в день и проверять содержимое ящика. А я буду время от времени прогуливаться по Невскому проспекту – если на окне Голдевайка будет задернута занавеска с одной стороны, то это означает, что у него для меня есть новости. А если с обеих, то что-то пошло не так. Голландцы, к слову, вообще занавески не любят – у них за право их повесить нужно заплатить налог, так что по своей воле он их задергивать не будет.

Конечно, о моем местопребывании было известно немногим. Но все равно, после нашей встречи я специально покинул сад и отправился в сторону Мраморного дворца, в котором проживает сейчас сын императора Павла Константин. Пусть Беннигсен немного поломает голову, прикидывая, где я остановился.

А вскоре я покину этот варварски красивый, но холодный и сырой город. Единственное, что хоть как-то скрашивает мое пребывание здесь – Лизелотте, служанка герра Бергера, которая не прочь иногда составить мне компанию в постели за небольшую сумму денег, на что она мне намекнула в первый же день моего приезда. Должен сказать, что с ней подобное времяпровождение намного приятнее, чем с моей Кристиной. Но я надеюсь, что в скором времени я услышу, что дело сделано, и немедля отправлюсь в Кёнигсберг, откуда первым же кораблем отбуду в старую добрую Англию.

* * *

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк

Первый ход нами был сделан. Из рядов заговорщиков мы вырвали самого опасного и самого деятельного из них – графа Палена. За остальными установили слежку. Беннигсен должен был вывести нас на своих британских кураторов, а в квартиру Валериана Зубова на Миллионной к вечеру слетятся прочие, наиболее активные участники заговора.

Из общения с главой Тайной экспедиции Александром Макаровым, который по вызову императора прибыл в Михайловский замок, я понял, что помощник из него будет никудышный. Скорее наоборот. Мне вспомнилось, что о нем очень тепло отзывались люди, сочувствовавшие в нашей истории заговорщикам. Это наводило на определенные размышления.

Правда, с другой стороны, он долгое время служил в Риге секретарем при губернаторе Юрии Броуне, старом вояке и честнейшем человеке. В Тайной экспедиции Макаров начинал свою карьеру с должности помощника знаменитого Шешковского, от которого он научился многим хитростям политического сыска.

Но в данном случае Александр Семенович почему-то особого рвения не проявил. Его агенты наверняка докладывали о подозрительных сборищах гвардейских офицеров, о разговорах, в которых ругали императора и звучали призывы к цареубийству. Но Макаров относился к донесениям своих людей с преступной халатностью. В том же можно было, кстати, обвинить и генерал-прокурора Петра Обольянинова, не проявлявшего должного рвения в борьбе с крамолой.

Макаров же, получив энергичный нагоняй от императора, предоставил в распоряжение Игоря Михайлова несколько толковых агентов, которые и занялись слежкой за нужными нам людьми. Они энергично взялись за дело, и к вечеру их донесения о передвижении всех фигурантов дела лежали на столе императора. Из них стало ясно, что внезапное исчезновение главы заговора графа Палена встревожило заговорщиков, и многие из них запаниковали.

Кое-кто поспешил покинуть Петербург и перебрался в свои загородные поместья. Некоторые сказались больными, о чем с горестным выражением лица поведали лакеи визитерам, пожелавшим навестить их хозяев. Ну, а те, кто оказался не из робкого десятка, посылали друг к другу слуг с записочками. Мы, естественно, не могли с ними ознакомиться, но общий замысел переписки заговорщиков нам был понятен – они собирались внести коррективы в изначальный план, выбрать нового лидера и добиться успеха во что бы то ни стало.

Завтра подполковник Михайлов собирается отследить Беннигсена и подвесить ему «жучок». Он потолковал об этом с двумя агентами Тайной экспедиции, и те предложили способ, с помощью которого можно будет отвлечь внимание генерала и выбрать момент для того, чтобы воткнуть ему в одежду булавку с миниатюрным радиомикрофоном.

Я же был приглашен Павлом на ужин в Михайловский замок. Как я понял, он хочет познакомить меня со своей семьей. Видимо, слухи о необычных гостях и странных событиях, которые последовали за нашим появлением, заинтриговали императрицу и великих князей с княжнами. На ужин, ради общения с нами, были приглашены также Алексей Иванов с дочкой, подполковник Михайлов и Дмитрий Сапожников. Император даже перенес это событие с девяти на семь часов пополудни, пожертвовав посещением придворного театра, хотя он обыкновенно был весьма педантичен в соблюдении распорядка дня.

Но у меня возникли вопросы, которые я тут же поспешил довести до Павла.

– Государь, от себя лично и от моих друзей я благодарю вас за приглашение, но боюсь, что некоторые моменты могут быть не совсем приятными для вас и вашего семейства.

– А что именно вас беспокоит, Василий Васильевич? – насторожился император. – И что может быть неприятного в нашем общении?

– Во-первых, государь, как вы уже успели заметить, наша одежда несколько отличается от той, которую носят ваши подданные и вы сами. Как вы понимаете, мы попали в ваше время в том, во что были одеты в тот момент, когда неведомая сила забросила нас в прошлое. И другой одежды у нас просто нет.

Во-вторых, наши этикет и нравы довольно сильно отличаются от здешних. Мы мало обращаем внимание на титулы и чины друг друга, нам незнакомы придворные церемонии, и потому мы можем показаться вам и вашей семье грубыми и невоспитанными. А этого нам совсем не хочется…

– В ваших словах, Василий Васильевич, – озадаченно произнес Павел, – есть резон. Конечно, я могу приказать пошить для вас и ваших друзей платья, которые носят у нас. Но ведь вы не умеете их носить, и до тех пор, пока вы этому не научитесь, вы будете выглядеть в нашей одежде несуразными и смешными. Проще объявить всем, что вы приехали из какой-то далекой страны, где говорят по-русски, где умеют делать удивительные вещи и где люди живут по своим законам и правилам приличий. Полагаю, что все поверят такому объяснению и не будут смотреть на вас, как на каких-то заморских монстров.

– Ну, если так… – мне осталось лишь развести руками. – Только надо будет как следует проинструктировать моих друзей, чтобы они следили за своими словами и поступками. А вам, государь, неплохо было бы предупредить членов вашей семьи, что я и мои люди обладают некоторыми знаниями, недоступными пока еще жителям Старого Света. Это на тот случай, если все же кто-то из нас сболтнет что-то лишнее.

– Хорошо, Василий Васильевич, – согласился император. – Я поговорю с императрицей и моими старшими. Как вы понимаете, младших детей я за стол не приглашу – рано им еще сидеть рядом со взрослыми. Из старших же будут присутствовать великие князья Александр Павлович и Константин Павлович, а также великие княжны Мария Павловна и Екатерина Павловна…

И вот мы впятером (не считая собаки) идем по двору Михайловского замка в сопровождении поручика Бенкендорфа, который стал для нас кем-то вроде Вергилия[22 - В данном случае имеется в виду персонаж поэмы Данте «Божественная комедия», древнеримский поэт Вергилий, который служит спутником и проводником Данте в мире мертвых.] в XIX веке. Любопытно, интересно и немного боязно. Я увижу людей, о которых знал лишь по документам и мемуарам, и которых видел лишь на картинах и гравюрах. Ну что ж, самое время нам с ними познакомиться…

* * *

2 (14) марта 1801 года. Санкт-Петербург.