Брянский капкан

Брянский капкан
Александр Борисович Михайловский

Александр Петрович Харников

Ангелы в погонахКрымский излом #4
Российская эскадра, из конца 2012 года неожиданно оказавшаяся в начале января 1942 года в Черном море на траверзе Евпатории, продолжает свой боевой путь, безвозвратно меняя историю этого мира. Едва закончились сражения зимней кампании 1942 года, для уроженцев этого мира ставшие логическим продолжением битвы под Москвой, советское командование начало готовиться к грандиозной летней битве, которая определит дальнейший ход войны. Прочитав эту книгу, вы узнаете, как ковалось оружие Победы, как проходила локальная Брянская наступательная операция и до чего Туманный Альбион довела безвременная смерть Британского Борова.

Александр Михайловский, Александр Харников

Брянский капкан

Часть 13. Операция «Благовест»

15 апреля 1942 года, Полдень. Брянский фронт. деревня Дьяково. Хозяйство Бесоева.

Старший лейтенант ОСНАЗ Петр Петрович Вершигора

Ранней весной 1942 года – как раз в те дни, когда вся страна праздновала освобождение Пскова, Риги, Таллина и снятие блокады Ленинграда – я попрощался с политотделом 40-й армии и убыл в распоряжение отдела кадров Брянского фронта. Мне казалось, что я уже пообтерся среди командного состава, и теперь я отчаянно желал найти свое место на войне и покомандовать самому. Сам не знаю почему, но мне хотелось за линию фронта – то ли в рейдирующие части ОСНАЗА, совершающие глубокие прорывы в немецкий тыл, то ли к партизанам.

Как человек уже повоевавший, раненый и побывавший в окружении, я просто восхищался нашими советскими людьми, сумевшими повернуть против немцев их же немецкую тактику и идти с ней от победы к победе. Конечно, мне многое дало общение с бойцами 13-й гвардейской дивизии и с ее командиром полковником Родимцевым (на командном пункте которого я, пользуясь экстерриториальностью корреспондента, просиживал целые дни), но действия частей ОСНАЗА казались мне чем-то запредельным.

По какому-то странному стечению обстоятельств, а может быть, и по велению судьбы, когда я в отделе кадров Брянского фронта набрался наглости и заявил: «Хочу в ОСНАЗ», рапорту моему был дан незамедлительный ход. Не знаю, какие шестеренки военно-бюрократического механизма при этом провернулись, но уже в первых числах апреля я получил предписание и убыл в распоряжение своего нового начальства. При этом меня попутно переаттестовали из интенданта второго ранга (что соответствовало общевойсковому званию майора) в старшие лейтенанты ОСНАЗ. Злосчастные селедки[1 - Эпизод с дележом двухсот селедок на триста бойцов начинающим интендантом Вершигорой описан в автобиографической книге «Люди с чистой совестью».] мне больше не грозили.

Начало апреля – такое время, когда внезапно оседающие сугробы вдруг сереют и начинают таять, повсюду поверх промерзшей земли разливаются бескрайние, подмерзающие по ночам лужи, а на пригретых солнцем южных склонах пригорков пробиваются зеленая травка и первоцветы. Фронтовые дороги в это время превращаются во что-то невообразимое: в заполненных водой глубоких колеях тонут по самое пузо даже обычно безотказные полуторки. Так что двести километров от деревни Нижний Ольшанец в пятнадцати километрах восточнее Ельца, где располагался штаб Брянского фронта, до места моего назначения, деревни Дьяково, в двадцати пяти километрах севернее Мценска, я с превеликими мучениями преодолевал чуть ли не неделю.

Мой новый командир, майор ОСНАЗА Николай Арсеньевич Бесоев, как и все кавказцы, был скуп на слова. Громче него говорил позвякивающий иконостас на его груди: звезда Героя Советского Союза, орден Ленина, два ордена Красной Звезды, и совсем недавно учрежденные орден Отечественной Войны 1-й степени и Орден Кутузова 3-й степени. Повоевал мой новый командир немало, и, судя по орденам, о его подвигах можно было бы написать не одну приключенческую книгу.

Прочитав мои документы, майор поднял свои черные глаза и некоторое время смотрел на меня будто на старого, почти забытого знакомого.

– Здравствуйте, Петр Петрович, – наконец сказал он после долгой паузы, – как говорят моряки, добро пожаловать на борт. Батальон, в который вы направлены служить, еще только формируется, но времени для расслабления и отдыха совершенно нет. Командованием перед нами поставлена очень важная задача, в суть которой вы будете посвящены позднее. У ОСНАЗА вообще не бывает неважных задач. – Он снова оглядел меня с ног до головы. – Со спецификой службы вы совсем еще незнакомы, да и все вакансии ротных и взводных командиров уже заполнены. Назначу-ка я вас пока адъютантом батальона и моим заместителем по разведке. Справитесь?

Я судорожно кивнул, а майор все так же спокойно, не повышая голоса, сказал куда-то в пустоту:

– Черданцева ко мне!

Через пару минут в помещении штаба буквально из ничего материализовался невысокий, но очень мускулистый старший сержант.

– Вот старший сержант Черданцев, – сказал мне майор, – наш инструктор по физической и специальной подготовке. Ваша с ним первая задача – в кратчайшие сроки дойти до такой физической кондиции, чтобы в деле не выпадать из обоймы. ОСНАЗ – дело жесткое, и очень не хотелось бы, чтобы вы стали причиной гибели кого-то из ваших товарищей. Вам придется попотеть. Понятно?

Я опять кивнул, а майор продолжил, уже обращаясь к сержанту:

– Сергей, дело ответственное. Товарищ перспективный, раз уж его к нам прислали… Но происходит из кинорежиссеров, а они люди нежные. Конечно, товарищ уже повоевал, и общее понимание имеет, но понимание пониманием, а физическая форма чрезвычайно важна. И не увлекайся там – Брюса Ли ты из него все равно не сделаешь. – Он немного помолчал, переводя взгляд с меня на старшего сержанта и обратно, и добавил: – Теперь, Сергей, не в службу, а в дружбу – отведи товарища старшего лейтенанта к старшине, пусть экипирует и вооружит его, как и полагается настоящему офицеру ОСНАЗа.

Сержант козырнул, сказал: «Так точно, тащ майор!», и мы вышли из помещения штаба на свежий апрельский воздух, но пошли сперва не к старшине, а в импровизированную батальонную столовую, оборудованную среди негустого сосняка под прикрытым маскировочной сетью навесом. Прибыл я перед самым обедом, а если учесть, что за время мытарств от штаба фронта к месту назначения вел откровенно полуголодное существование, то кишки мои пели Лазаря и просили дать им хоть чего-нибудь перекусить.

И хоть меня царапнуло слово «офицеры», примененное вместо привычного «командиры», то столовая сразу рассеяла все опасения насчет того, что я попал в какой то рассадник старорежимности. За грубо сколоченными деревянными столами «прием пищи» (как говорят в армии) осуществляли вместе и бойцы, и их командиры. Стоял особый гул, характерный только для армейской столовой, состоящий из смешавшихся воедино звуков жевания, чавканья, стука алюминиевых ложек и негромких голосов. Поверх этой какофонии в воздухе плыл запах борща, картофельного пюре и еще чего-то столь же вкусного, так что рот мой наполнился тягучей слюной.

Пока мы со старшим сержантом шли к раздаче, среди сидящих за столами мой наметанный взгляд фронтового корреспондента сразу выделял ветеранов, отличая их от новичков. На первых их пятнистые стеганые камуфлированные куртки сидели привычно и ладно, на других, пусть тоже бывалых бойцах, но новичках в батальоне, обмундирование осназовского образца выглядело совсем необношенным. Новичков было очень много (что подтверждало слова майора о том, что батальон только формируется), и в то же время было явно заметно, что все они – не вчерашние призывники, а уже умелые бойцы, прошедшие фронт и госпитали. Судя по соотношению ветеранов и новичков, батальон или совсем недавно был ротой, или же понес в боях потери, выбившие из строя три четверти его состава.

На раздаче старший сержант еще раз смерил меня взглядом, потом указал на меня пожилому раздатчику и сказал:

– Новенький, рацион номер пять.

– Сам вижу, что новенький, Сергей Валерьевич, – проворчал раздатчик, после чего начал накладывать мне обед в алюминиевые миски, расставленные на жестяном подносе.

При этом я подумал, что этим количеством еды до полусмерти можно было бы укормить троих изголодавшихся фронтовиков. Насколько столовая была неказиста внешне, настолько же роскошен в полуголодной воюющей стране был тот самый рацион номер пять. И лишь потом, вдоволь хлебнув тренировок от «сенсэя Сережи», я понял, что без столь обильного питания бойцы и командиры просто протягивали бы ноги, а не превращались в идеальные живые машины по убийству себе подобных.

Старший сержант взял свою порцию, которая была даже побольше моей, потом проводил меня за стол, отведенный для управления батальона. Там я наскоро познакомился со своими новыми сослуживцами: начальником штаба, капитаном ОСНАЗ Петром Борисовым и замполитом батальона политруком Семиным. Чуть позже к нам присоединился и майор Бесоев. Как я понял из разговоров, с капитаном Борисовым майор воюет вместе с Евпаторийского десанта, а политрук Семин, хоть и бывалый волк, как и я, присоединился к батальону недавно.

После обеда чудеса продолжились. Старший сержант Черданцев отвел меня к старшине, и тот выдал мне целую кучу необходимого в осназовском деле инвентаря, начиная от специального «осназовского» пистолета-пулемета ППШ-42 с пистолетной рукоятью и специальной ручкой для удержания под цевьем. Как сказал мне старший сержант, «пистолет в нашем деле – это только чтобы застрелиться, а для серьезных дел нужен автомат или такая вот швейная машинка, перешитая на парабеллумовский калибр 9-мм».

Дальше были десяток плоских двойных магазинов под эти самые патроны, и специальный жилет-разгрузка для их ношения. Причем жилет был хитрый: с одной стороны серо-белый, под зимний камуфляж, а с другой стороны цвета хаки с желтым. Карманы и застежки тоже были выполнены так, что его можно было носить на обе стороны. Таким же продуманным было и прочее обмундирование. Большую его часть пришлось сложить в высокий рейдовый рюкзак, в котором основной вес в силу специальной конструкции с рамой приходился на бедра, а не на плечи.

Переложив свои вещи из сидора в специальный карман рюкзака, я вышел от старшины нагруженный как ишак и направился к месту своего расположения. Но не успел я пихнуть рюкзак под койку и облегченно вздохнуть, как вдруг из штаба прибежал посыльный и сказал, что «старшего лейтенанта Вершигору вызывает гвардии майор Бесоев». Пришлось идти.

С сомнением (как мне показалось) оглядев мою заново обмундированную личность, товарищ майор довольно жестко проэкзаменовал меня по поводу того, что я сегодня увидел в батальоне и что понял.

Когда я рассказал ему все вышеизложенное, он сказал загадочные слова:

– Думаю, товарищ старший лейтенант, что вы действительно подходите для той должности, на которую я вас определил, товарищи не ошиблись. Хотя, вполне возможно, от судьбы не уйдешь, и ваше место – совсем с другими людьми… Но будем посмотреть. В любом случае тому, чему вы научитесь здесь, вас не научат больше нигде, и это может сильно пригодиться вам во время дальнейшей службы.

15 апреля 1942 года, Вечер. Брянский фронт. деревня Дьяково. Штаб батальона.

Гвардии майор ОСНАЗ Бесоев Николай Арсеньевич

Формирование батальона можно считать законченным. Времени на завершение обучения и боевое слаживание остается совсем немного. Выручает лишь то, что все наши бойцы – люди бывалые, и хорошо представляют себе, что надо делать по обе стороны от мушки.

Из роты в батальон разворачиваемся не только мы. Вся наша бригада переформировывается в механизированный корпус ОСНАЗ нового типа. Ставкой Верховного Главнокомандования перед нами поставлена задача обеспечить успех действий нашего корпуса, а по сути, и всего Брянского фронта. Задача не простая, не имеющая в принципе тривиальных решений.

Я отдернул занавеску, прикрывающую висящую на стене карту с обозначением линии фронта и известным нам расположением сил противоборствующих сторон. Локальная Орловско-Брянская наступательная операция, по имеющемуся у нашего командования общему замыслу, должна выбить противника из ритма подготовки к стратегическому летнему наступлению на южном направлении и заставить его распылить свои резервы.

Также при планировании этой операции Верховным были поставлены два непременных условия. Первое – операция должна быть успешной. Орел и Брянск необходимо освободить, а общее стратегическое положение советских войск на южном фасе Центрального направления радикально улучшить. В результате этой операции следует создать предпосылки для дальнейшего продвижения в направлении Гомеля для рассечения немецких групп армий «Юг» и «Центр» на две не связанные между собой отдельные группировки. Второе – проведение этой операции не должно повлечь за собой неоправданных потерь, как только что безуспешно завершившаяся Болховская наступательная операция, которая проводилась силами 61-й армии Западного фронта вместе с 3-й армией Брянского фронта. Как и в нашей истории, после двух месяцев безуспешных атак пехотой и легкими танками на заранее подготовленную оборону противника обе армии оказались обескровлены, потеряв почти все танки и двадцать одну тысячу человек убитыми и сорок семь тысяч ранеными.

Задача, поставленная перед корпусом, повторю, не имела простых решений. Находившаяся перед нами немецкая оборона была развитой и устоявшейся, и взломать ее в лоб без массированного применения крупнокалиберной артиллерии было невозможно. Массированного – в смысле того самого «жуковского»: «200 орудий на километр фронта». Причем не каких-нибудь трехдюймовок, а 122-мм М-30 и 152-мм МЛ-20, вкупе с гвардейскими реактивными минометами РС-13.

По самым скромным прикидкам, для двух прорывов (каждый в полосе не менее десяти километров) требовалось около четырех тысяч орудий и тысяча полторы гвардейских минометов. На данный момент, после потерь лета 1941 года, такая концентрация крупнокалиберной артиллерии в одном месте была нереальной. В случае же, если такое количество артиллерийских и реактивных полков РВГК все же удастся сосредоточить на указанных направлениях, немецкая авиаразведка, скорее всего, установит нашу артгруппировку, после чего Гальдеру и его помощникам в ОКХ сразу станет ясен замысел нашей операции. А это нежелательно.

Кроме того, наученные опытом наших зимних операций против группы армий «Север» немцы стали особо старательно укреплять свои позиции в полосе, прилежащей к железнодорожным магистралям. Крупнокалиберные железнодорожные транспортеры и поезда, составленные из платформ с установленными на них направляющими для запуска РС-13, произвели на немцев неизгладимое впечатление. Теперь повторить наши псковские подвиги вряд ли удастся. В таких условиях прорыв в полосе железной дороги возможен лишь в том случае, когда там будут перекопаны артиллерией все вражеские укрепления на два метра вглубь, или залиты сплошь напалмом, как было при авианалете на Невель.

Все эти соображения я высказал вчера, когда, оставив батальон на Петю Борисова, на одну ночь слетал в Москву, чтобы доложить результаты рекогносцировки на Брянском фронте самому Верховному. Кроме него, на Ближней даче присутствовали Берия и Василевский.

Наш командир в это время буквально разрывался между Челябинском, где шло налаживание производства танков Т-42 и тяжелых 152-мм САУ на их шасси, Сталинградом, где делали БМП-37, 122-мм САУ, а также 23 мм ЗСУ и Горьким (в наше время Нижним Новгородом), где для корпуса должны были срочно изготовить партию полноприводных ЗиС-5МА, с изменениями в конструкции, навеянными автотехникой из будущего. Бережного замещал начальник штаба корпуса, полковник Ильин, который вошел к Сталину полковником, а вышел генерал-майором. Кстати, всем нам Указом Президиума Верховного Совета были присвоены очередные воинские звания. Так, я стал майором, Ильин – генерал-майором, а Бережной – генерал-лейтенантом.

Выслушав, мои соображения, Верховный немного помолчал, а потом спросил:

– Товарищ Бесоев, вы что, считаете, что в настоящий момент нецелесообразно проведение Орловско-Брянской наступательной операции?

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил я, – операция эта целесообразна и необходима. Цель поставлена правильно, а вот средства могут быть использованы неверно. Можно, конечно, рассчитывать на пробивную мощь мехкорпусов нового типа. Но кому пойдет на пользу, если оба корпуса – и наш, и товарища Катукова – в результате проведения этой операции окажутся обескровленными, пусть даже и с достижением локального успеха? Не стоит забывать, что наступление на Брянск – это всего лишь увертюра к главным событиям летней кампании 1942 года.