– Эй, – донеслось вдруг из кладовки сквозь удушливый кашель. – Ты так и оставишь меня здесь? Я вообще-то спас тебя от пули. Может, сочтёмся?..
«Ага, щас, – подумала я, – держи карман шире». Открою ему дверь – и тут же загребёт в ментовку. Нашёл тоже дуру.
– Прости, дружок, – ласково ответила я. – Наверно, в следующей жизни, когда я стану… кошкой. Вот тогда, обещаю, сочтёмся!
Мне показалось, что это забавная шутка. Кто же знал, что она станет пророчеством?!
Прожила я после этого, к сожалению, недолго, а если быть точной, то минут десять. Стоило мне выйти из притона и пройти каких-то сто метров, как пуля моих бывших «друзей» всё-таки догнала меня. Уж не знаю, чем я им помешала, но они решили от меня избавиться.
Но это ещё полбеды. Угадайте, что мне сказали там, наверху, когда я захотела снова стать человеком?! Правильно: держи карман шире! За тобой, говорят, висит должок, и пока ты его не вернёшь, никакого тебе больше человеческого тела – будешь тем самым, кем пообещала.
И вот я в этом уродском тесном туловище, которое мне жутко давит и жмёт, несусь через весь город за горе-комиссаром, а он опять прёт как танк, на верную смерть и, как всегда, ничего не подозревает.
А ещё считает себя хорошим полицейским. Да как бы не так! Я уже чего только не делала – и под ноги ему кидалась, и из-за угла выпрыгивала, и дорогу перебегала – не знаю, как ему еще объяснить: ну не ходи ты туда, да ещё один, без прикрытия! Тебя там ждут, ты не справишься! Звание новое он хочет, геройствовать решил – тоже мне, рэмбо недоделанный!
Нет, ну вы посмотрите на него: идёт прямиком в засаду и даже не замечает наставленной на него пушки… Ну всё, дальше медлить нельзя, придётся идти ва-банк…
Я зажмурила глаза и прыгнула вперёд с истошным мяуканьем.
Я даже не понял, откуда стреляли – только услышал характерный хлопок, и в тот же момент мне на шею с диким визгом рухнуло что-то чёрное и мохнатое – чтобы тут же безжизненным комом скатиться вниз. Я понял, что это засада и, выхватив оружие, бросился в сторону, стараясь не думать о том, что осталось красно-чёрным пятном лежать на асфальте…
Пронзительно выли сирены. Их было жутко много – казалось, сотня или две. Всё-таки пуля в кошачьем теле ощущается гораздо острее, чем в человеческом. Не могу даже мяукнуть – кажется, боль заполнила меня всю до краёв, перекрыла кислород. Но так даже лучше. Я отдала долг и, значит, теперь свободна. Да ведь, комиссар? Ну что ты на меня так смотришь?..
Она лежала у меня на коленях, облезлая и тощая, истекающая кровью, с рваной раной на животе – странная кошка, зачем-то поймавшая на себя предназначавшуюся мне пулю. Чёрные лапы и хвост безжизненно повисли, но правый глаз чуть приоткрыт и смотрел совсем по-человечески, будто хотел сказать…
Ну, что ты тупишь, комиссар? Возьми свой пистолет и пристрели меня, ты же видишь – я мучаюсь. Хоть здесь не будь лузером, помоги девушке умереть. Мамочки, как больно…
Кажется, сознание оставило меня, и я уже было возрадовалась скорому освобождению, но напрасно. Открыв глаза, я по-прежнему обнаружила себя раненой кошкой, лежащей на каком-то длинном столе, а чьи-то руки в перчатках бесцеремонно копались в моём брюхе.
– Повезло, – услышала я. – Жизненно важные органы не задеты. Сейчас пулю вытащим, зашьём – и будет как новенькая. Это же ваша?..
И знакомый голос подтвердил:
– Моя.
Э-э-э, подожди, мужик! Ты что, шутишь?! Ну зачем тебе тощая, облезлая, подстреленная кошка? И на кой чёрт мне быть твоей кошкой, если я хочу быть человеком! Эй, слышишь, мы так не договаривались!.. Ну ты и придурок, комиссар, как всегда, ничего не понял…
По мотивам песни Маши Ржевской «Когда я стану кошкой».
Коля
Алиса Аве @alisaave
Мама собирает Колины рисунки. Нужно сохранять чёткую последовательность. Коля нервничает, когда они перепутаны. Вот первый: на нём бассейн. Коле нравится плавать. Ещё больше нравится просто смотреть на воду.
– Видишь, как сверкает? – сестра болтает ногами, сидя на бортике. Белые брызги отражают солнечные лучи, превращаются в цветные. – Это так солнце делает. Красиво? Солнце тоже любит глядеть в воду. Оно видит в нём себя.
«А что видишь ты?» – вопрос повисает в воздухе. Коля не отрывает взгляда от переливов синевы. Лазурная плитка насыщает воду цветом. Сестра обнимает Колю, он отстраняется. Почему-то её голос пробирается в него, он отмахивается. Сестру он слышит даже когда она молчит.
– Коля, может, хочешь поплавать?
Он отворачивает голову. Кажется, ещё чуть-чуть и голова сломается, вывернется с хрустом. Это значит: «Ты мешаешь». Мешаешь погружаться в только ему ведомую глубину.
– Пожалуй, нырну.
И сестра ныряет. Брызги падают на лист бумаги. Коля хмурится. Достаёт чистый, начинает рисовать. Восковые мелки: синий, красный, зелёный, жёлтый. Четыре цвета, которые Коля выбрал. Прямоугольник. Синий-синий. Жёлтые полосы. Солнце отражается. Коля рисует бассейн. Берёт красный. Закрашивает воду. Быстро-быстро. Сестра плывёт от стенки к стенке, цепляет рукой дно. Выныривает и опять. Коля заполняет синий красным. Получается фиолетовый. Ещё зелёный, гуще. Почти чёрный, но не совсем.
Пузыри поднимаются к поверхности. Солнце нагревает воду. Коля откладывает мелки. Двумя пальцами подцепляет ластик. Мелки плохо стираются, он отчищает лишь маленькое окошко в черноте. Затем осторожно спускается по ступенькам в прохладу бассейна. Он хорошо плавает – мама водила на специальные занятия.
Вода похрустывает, звенит от широких взмахов рук. Графин с лимонадом тоже звенит. Жёлтые лимоны, зелёная мята. Мама кричит. Сестра колыхается лицом вниз в дальнем углу.
Мама ахает, перелистывает. Коля сидит за своей партой у окна. Вот второй рисунок: опять сестра. Выше, в волосах, зелёные полоски. Рядом шприц. Коля знает, что такое шприц. Медсестра приходит через день. Сестра приводит чужого в комнату Коли. Они выдыхают слова. Они горячие. Няня гремит на кухне. Папа на работе. Мама красит ногти у соседки.
– В другой комнате? – чужой тычет в Колю пальцем.
– Дурак… не понимает, – голос сестры больше не тревожит Колю. Теперь он доносится гулом будто из-под воды.
– Смотрит… – Коля повторяет окончания шумных предложений. Коля – эхо.
– Внимания… – машет рукой сестра.
Он устаёт от их жара. Сестра не любит смотреть его рисунки. Бассейн же её не заинтересовал. Просто не хватило дыхания. Хорошо, вовремя родители подоспели. Нарисованный шприц она тоже игнорирует. Она же хорошая, а шприц принесёт этот чужой.
Мама плачет. Папа ломает мебель. Няня шепчет в телефон:
– Передозировка.
Коле нравится повторять длинные слова.
Мама гладит пальцем жёлтый шприц. Пачкает рисунки слезами. Вот третий: Коля, няня и папа. Коля – за синим столом, один. Сестра не мешает. Няня держит большой торт, зелёный в жёлтых кремовых цветочках. Раз, два, три… тринадцать свечей. Папа держит большой красный нож.
Папа говорит быстро и громко. Машет руками. Коля сидит в углу. Повторяет папины слова, только последние.
– Не могу… Терпел… Есть конец…
Потом шёпотом, но Коля слышит:
– Убил… ты…
И очень высоко, как комар:
– Не замечаешь!
Мама отвечает спокойно. За ней Коля не хочет повторять. Она не надоедает. Её вмешательство ограничивается поцелуем в лоб, сказками на ночь, едой и походами туда, где пахнет кислым онемением. Там все похожи на Колю. Там Коля видит других, а другие – его. И вместе они видят мир, в который так стремятся влезть папа и няня. И сестра… раньше. Стены там белые, на них можно рисовать. Рисунки не стирают. Колю хвалят: он нарисовал себя. На глазах повязка, вокруг головы множество людей. Они летают, крылья раскрыты.
– Талант, – твердит Коля за человеком, таким же белым, как стены.
Коля добавил к крылатым сестру. А теперь старательно перерисовывает папу и няню. Он носит домашние рисунки с собой, мама купила прозрачную папку, пронумеровала в правильном порядке листы. Коля достаёт нужный не глядя. Недоеденный торт в холодильнике. Красный нож под столом. Няня тоже. Папа в своей комнате готовится полететь. У крылатого папы на шее будет хвостик от шарика. Шарик рвётся вверх. Мама закрывает Коле глаза рукой, чтобы не видел качающегося под потолком папу. И няню в красной луже.