История города К.

Увы, как ни прискорбно, расцвет не спешил наступать. Инвестиции упорно не желали течь, а покупательная способность расти, хотя давно стали достоянием истории и Куманёв, и Шабашкин, и Мироедов, и бразды правления перешли к передовой, во всех отношениях высоко подготовленной личности, чуждой волюнтаризму. Молодые, подтянутые финансисты-экономисты уверяли, что институциональные изменения быстро не совершаются, и призывали потерпеть. Елисей Васильевич выслушал их очередной доклад, глядя куда-то сквозь докладчика, и, не вымолвив ни слова в ответ, встал из-за стола. Его обер-секретарь объявил, что монаршая… вернее, губернаторская воля будет сообщена позднее.

Трижды крикнув «ура», экономисты разошлись на каникулы. И погода воистину располагала к отдыху. Теплую весну в Крыжовинске сменило на редкость жаркое лето. Солнце светило с раннего утра до позднего вечера, на небосводе не было ни облачка. Все аборигены при малейшей возможности стремились за город, чтобы искупаться и позагорать. Производительность труда резко упала, так что экономический бум теперь явно откладывался – по меньшей мере, до осени.

Депутаты и чиновники тоже потянулись на отдых. Изношенные организмы слуг народа грузились в самолёты, уносившие их далеко от мирской суеты. Столбик термометра поднимался всё выше, и однажды верноподданные редакции получили короткий пресс-релиз. Посредством этой ценной бумаги народ извещали, что губернатор Нудеев тоже ушел в отпуск. На хозяйстве за него остался, если можно так выразиться, старший из плеяды молодых финансистов.

«Желтый дом» почти опустел. Суши-бар на Большой Дворницкой готовился подсчитывать убытки, зато настоящий праздник наступил для продавцов мороженого. А солнце жгло и жгло без пощады…

Следствие, предпринятое впоследствии, установило, что всё началось в пригородной слободе Маргариновке. То ли кто-то из любителей выпить и закусить на воздухе не затушил костер, то ли неизвестный обыватель решил избавиться от мусора путем кремации – в общем, как от копеечной свечки, занялись и трава, и кустарники, и сама Маргариновка. Жители слободы кинулись кто куда: кто увозить нехитрое добро, кто поливать водой дома и заборы, а пламя устремилось и в другую сторону. Ветер переменных направлений подгонял его.

Через несколько часов за Крыжовинским морем стояла сплошная стена огня. Облака едкого дыма плыли на город К., и солнца сквозь них почти не было видно. Полыхали все сохранившиеся после петровских реформ леса. Дороги были забиты машинами дачников и просто отдыхающих, которых пожар застал врасплох. Взрослые ругались последними словами, дети плакали. Радио по-прежнему передавало танцевальные мелодии, губернский телеканал плел что-то про устойчивое развитие.

Крыжовинцы, верные себе, ожидали указаний от начальства. Но начальство в первые, самые страшные часы хранило молчание. Губернатор Нудеев отдыхал, и синхронно с ним, за компанию с компаньонами, отправился поохотиться-порыбачить мэр Коля Ухов. Поздно вечером в телевизоре мелькнуло лицо старшего экономиста, оставленного на хозяйстве. Он сказал, что создана комиссия и не надо поддаваться панике. После слов про панику наиболее смекалистые граждане вместе с семьями заспешили к вокзалам и в аэропорт. Дым накрыл городские улицы, просачивался в дома. В аптеках не осталось ни одного респиратора.

ДУРС бился в конвульсиях, пытаясь наладить связь с Нудеевым. Вначале серьезно обсуждалась идея заменить отсутствующего губернатора пресс-релизом с портретом, но ее отмели. Нудеев был очень далеко, и связь не налаживалась. Наконец, к исходу вторых суток губернатор появился-таки на экранах. Картинка была плохой, нечеткой, как из мобильного телефона. Елисей Васильевич стоял без галстука и без пиджака. На нем была пляжная рубаха яркой расцветки, а ниже, кажется, начинались шорты. За правым плечом шелестело нечто, похожее на пальму.

Нудеев заверил народ, что ситуация под контролем, что он (губернатор) лично принимает доклады с мест, а все виновные и растерявшиеся понесут всю полноту ответственности. Его последние слова едва не перебила своим воплем какая-то экзотическая птица. По итогам выступления, само собой, был распространен пресс-релиз. В нем тактично умалчивалось о том, что губернатор контролировал ситуацию с острова Ямайка.

К прибытию Нудеева с Ямайки от слободы Маргариновки и от лесов остались одни головешки. Крыжовинцы еще кашляли, но потихоньку приходили в себя. Как ни удивительно, пожарные сделали свою работу и без губернатора с мэром. Город, не считая задымления, не пострадал. Сгорели несколько фешенебельных коттеджей в сосновом бору, но летний дворец Елисея Васильевича отстоять удалось. Чиновный контингент затих в ожидании разбора полетов.

Первым уволился по собственному желанию глава сельсовета злосчастной Маргариновки. Все содрогнулись перед вторым актом трагедии. Но второго акта сразу не случилось. Губернатор, проводя совещание, пожурил социальных работников за нехватку чуткости и этим ограничился. Большие и малые начальники облегченно выдохнули и расправили плечи под пиджаками. Как выяснилось чуть погодя, всё-таки рановато. Из «серого дома» в «желтый» принесли последнюю, наисвежайшую и секретнейшую сводку, из которой вытекало, что рейтинг Нудеева после пожара заметно упал.

Отставка старшего экономиста, как молния, как финский нож, поразила и наблюдателей в кофейнях, и публику из здания на площади. Стратег реформ только что сам взял законный отпуск, а вдогон ему грянуло заявление губернатора с цитированием указа. Указ гласил, что контракт с молодым человеком расторгнут по инициативе нанимателя. Чем была вызвана инициатива, был ли даровитый финансист одним из растерявшихся при возгорании, а, может, имелись другие причины для развода – обществу не сказали. Неделей позже в отставку были отправлены и прочие министры-экономисты с лазерными указками. Обязанности стратега Нудеев возложил на зрелого, но не старого производственника, всегда верно понимавшего политику партии.

Аппарат гадал, кто будет уволен еще. Нет, кипучая работа в «желтом доме» из-за этого, конечно, не прекратилась. Вышколенные служащие задолго до Нудеева овладели искусством усиленно что-нибудь делать, не делая ничего, что могло быть так или иначе поставлено им в вину. Главное было не забывать про планы и отчеты и подавать их по инстанции вовремя. Ушли в прошлое гусиные перья, чернильные ручки и пишущие машинки, вся информация циркулировала по компьютерным сетям, но традиция жила живее всех живых…

Чтобы встряхнуть аппарат и показать населению чистоту помыслов, губернатор-варяг предложил радикальную меру. Как всегда, для немедленного утверждения депутатам был роздан проект морального кодекса чиновника. По кодексу, каждому бюрократу надлежало иметь волосы подстриженными, голос тихим, произношение четким, двигаться он должен был размеренно, руками не размахивая и ногами не топоча. Употребление бранных слов морально осуждалось. Указывались (в сантиметрах и миллиметрах) ширина брюк и длина юбок. О взятках предписывалось информировать ближайшего начальника и брать только с его санкции. Кроме того, составители документа не поленились и подняли творческое наследие предшественников Елисея Васильевича и в очередной раз запретили пить на рабочих местах.

Избранники слегка подивились пункту про взятки, очевидно, писавшемуся в жуткой спешке, но кодекс приняли без обсуждения. Они, вообще, принимали теперь всё, не обсуждая и, на всякий случай, даже не читая. Да и как иначе эти достойные люди могли доказать свою верность замечательнейшему из губернаторов?

Другой мерой, призванной поднять рейтинг, стал поворот лицом к футболу. Этот вид спорта к приезду Нудеева в городе К. зачах совсем. Далеким-предалеким прошлым казались времена, когда доцент Абрамкин обсуждал шансы местного клуба, восседая на краешке стола. Не осталось ни шансов, ни, по сути, самого клуба. Случившееся было тем более непонятно, если учесть, что суммы из казны на футбол отпускались серьезные. Конечно, вряд ли сравнимые с бюджетом «Барселоны», но всё же… И отцы города и губернии регулярно захаживали на стадион, грызли семечки, как простые болельщики, возмущались действиями судей, обещали народу высшую лигу. Только происками нечистой силы можно было после этого объяснить загадочное утекание денег из клубной мошны и скатывание команды вниз по турнирной таблице.

Кто только не рулил футболом в Крыжовинске! И бравый военный (не очень красивый, но в теле), и дипломированный массажист-физиотерапевт, и советник одного из губернаторов, лично проводивший тренировки. Последним президентом клуба до наступления эпохи Нудеева успел побыть депутат из крепких хозяйственников. При нем приватизировали последнее поле, на котором могли позаниматься игроки. База, где они квартировали перед матчами, была приватизирована еще раньше.

Изучив докладную записку на эту тему, Елисей Васильевич позвал хозяйственного президента клуба к себе. От него депутат вышел уже избавленный от бремени президентства. Народного избранника сменил вертолетных дел мастер – верный спутник Нудеева еще с Москвы. Это был яркий кадровый ход. Далее, перед тем как произвести новые финансовые вливания, принялись искать тренера с именем, под которое влитые финансы можно было бы освоить. Однако никто из именитых специалистов не спешил паковать чемоданы и перебираться в город К. Даже личные (разумеется, устные) гарантии губернатора почему-то не действовали на корифеев отечественного футбола.

Пауза грозила неприлично затянуться, когда свое согласие дал известный в спортивных кругах Автандил Сапсания. Тренером он, правда, побыл совсем немножко, и его подопечные лавров не снискали, зато новый наставник блестяще ориентировался на рынке – знал, где можно купить подешевле, а продать подороже, и на чем дополнительно сэкономить. Техника и тактика при таком руководстве за ненадобностью могли отойти на второй план. Оформляя отношения с клубом, Сапсания оговорил особое условие: что ровно половину времени будет проводить в столице и за рубежом – вести селекционную работу. Хозяева с ним не спорили, предвкушая, что футбольный клуб на вертолетной тяге вот-вот понесется прямиком в Лигу чемпионов УЕФА со скоростью поезда «Сапсан».

Оптом и мелким оптом было куплено затребованное количество игроков – тоже без впечатляющего послужного списка, зато перспективных, в основном из Украины и Молдавии, и закипела отчаянная, бескомпромиссная борьба. ДУРС уже готовил подход губернатора к прессе прямо у футбольных ворот, но победы всё никак не приходили. То опять мешало необъективное судейство, то мяч попадал в штангу, то травмы не давали раскрыться новому, чрезвычайно перспективному бомбардиру. И вот тогда одно уважаемое информационное агентство сообщило, что в Крыжовинск едет… сборная России.

Первым на эту сенсацию откликнулся интернет-фанат, написавший в откликах, что автор жжёт. Другие читатели полезли уточнять, не первое ли апреля на календаре. Однако факт подтвердился, розыгрышем не пахло. Герои Евро-2008 действительно должны были сыграть в городе К. товарищескую встречу со сборной Люксембурга. Крыжовинск охватила небывалая эйфория! Торсида ликовала, а подчиненные Нудеева ходили, гордо выпятив груди, как будто собственноручно ковали успех.

Коммунальщики тотчас бросились облагораживать улицы, примыкавшие к стадиону. Соседнюю барахолку, с которой, как лев, безуспешно бился Шабашкин в лихие 90-е, снесли до основания за пять минут. Наконец, всем питейным заведениям и магазинам города в день матча было строго-настрого запрещено торговать чем-то крепче воды. Трезвые и благодарные губернатору, крыжовинцы заполнили все места на трибунах, готовые внимать каждому движению братьев Березуцких, Павлюченко и Погребняка. Что касается Аршавина, то ОМОН едва сдержал толпу юных поклонниц футбола, желавших родить ребенка от капитана сборной.

Впервые за долгие годы был аншлаг. Увы, игра пошла не по тому сценарию, который ожидался. Губернатор Нудеев, стоя в элегантном кожаном пальто рядом с высшими чинами из Москвы, молча наблюдал, как гости из маленькой страны дали бой звездам. Они и двигались как-то быстрее, и с мячом обращались осмысленнее, и недоброе предчувствие сдавило сердце Елисея Васильевича. Оно, это предчувствие, подтвердилось, когда дюжий выходец из Люксембургского Конго по фамилии Мукаку, оттерев плечом нашего защитника, нанес неотразимый удар.

Переполненные трибуны охнули. И хотя оставалось еще время что-то исправить, то же самое предчувствие определенно подсказало: не получится. Так и произошло. Герои Евро брели в раздевалку с опущенными головами, а при подходе к бессовестным столичным журналюгам Нудееву ничего больше не оставалось, как бормотать что-то про истинное крыжовинское гостеприимство.

Гол Мукаку обрушил рейтинг Нудеева еще на пару пунктов. И то ли правда кто-то наверху счел, что позиции губернатора слабеют, то ли чуть пониже кому-то показалось нечто подобное, но на парадном сюртуке появилось новое пятно. Из застенков был выпущен арестованный олигарх. Очередной апелляционный суд по каким-то процедурным мотивам признал его посадку незаконной. А поскольку акций тот никому не отдал и не продал, двери кабинета и финансовой дирекции опять распахнулись перед ним.

Тень промелькнула на челе Елисея Васильевича, но комментариев с губернского Олимпа не последовало. Освобожденный олигарх на людях тоже смолчал. В политику он не вернулся, особое внимание уделив реконструкции производства и реструктуризации задолженностей. Гражданский мир в Крыжовинске, таким образом, не пострадал.

Видя, как тяжко приходится мужу, инициативу взяла в свои руки супруга варяга. На периферию она приехала небыстро и не сразу. Долго присматривалась и приценивалась, от самых вопиющих безобразий морща нос. Мир глухой провинции был так далек от сияющей огнями родной Москвы!.. На так называемых благотворительных балах первая леди едва кивала в ответ на льстивые приветствия и приседания. А особенно ее, бакалавра искусствоведения, возмущали фасоны местных клумб и цветников. С ними-то она и решила разобраться раз и навсегда.

Однажды утром под окнами «желтого дома» загрохотала техника. Памятник Ильичу-Лукичу был взят в кольцо из деревянных щитов, а бульдозеры принялись соскребать асфальт вокруг него. Коммунисты подумали, что готовится уничтожение святыни, и доктор Чудаков поспешил с петицией на аудиенцию. Но когда всё открылось, ревнители социализма остыли. Скульптура никого из владык не интересовала – решительно переделывали саму древнюю площадь. По проекту супруги Елисея Васильевича, она (площадь) должна была стать зоной для гуляний и благостных размышлений, утопающей в цветах и кустарниках.

Одновременно с обустройством площади в городе развернулись другие работы. Мэрия, не дожидаясь, пока ей снова попеняют на беспорядок, подхватила великий почин. Сносить и соскребать начали киоски и торговые палатки – наследие проклятого прошлого. Дорогие земляки успели привыкнуть, что в любое время суток могут разжиться здесь кто сигаретами, кто пивом, кто простенькой закуской. Но зоркий глаз ревнителей благочестия достал и до этих закоулков дикого рынка. Депутаты из «Любимого города» давно, еще при честной власти Бориса Минаевича, цивилизовали свой бизнес. В их собственности находились отныне рынки и мега-центры, и мелким хозяйчикам было любезно предложено пройти туда. Правда, и платить за удовольствие предстояло совсем другие деньги.

Малый бизнес попытался восстать, как при Иване Минаевиче. Тогда общими усилиями предпринимателям удалось отбиться от портативных кассовых аппаратов, носимых на шее (См. главу «Народно-патриотический губернатор» – Прим. автора). Теперь времена изменились. До мэра Ухова ходатаи не добрались, митинговать на площадь бунтарей не пустили. Площадь была уже вся обнесена забором. Пикет из десятка протестующих (больше мэрия не позволила, дабы не страдали права пешеходов) помахал своими причиндалами возле статуи местного виртуоза-балалаечника восемнадцатого века. Чиновники и депутаты выслушать челобитчиков не соизволили, бумагу с перечнем требований принял постовой милиционер. В общем, дальше балалайки протест не прошел.

Заодно с киосками и палатками городская власть подчистила самых мелких кустарей-одиночек: и бабушек-старушек с пучками редиски и шнурками, и продавцов пиратских дисков и книжек. На рее никого из нарушителей-пиратов не вздёрнули, но гонять и штрафовать взялись беспощадно. Стоны и жалобы этих гонимых не стали слушать даже стражи порядка. Что же касается отрегулированных СМИ, то их сотрудники вообще ничего и никого не заметили. Эфир и газетные полосы переполняли репортажи о встречах губернатора Нудеева и мэра Ухова с новыми потенциальными инвесторами.

Забот у акробатов пера и микрофона опять прибавилось. На повестке дня вырисовался новый юбилей города. Говоря строго, юбилеем в полном смысле он не был, ибо дата надвигалась всё-таки некруглая. Просто ждать круглой оставалось еще слишком долго, и дожить до нее в физическом смысле (не говоря уже о политическом) и губернатору, и мэру вряд ли удалось бы. Науке, по крайней мере, случаи такого долголетия не известны. Но плох тот начальник, который пассивно ждёт юбилея вместо того, чтобы идти навстречу ему. И губернатор с мэром постановили: досрочному юбилею быть!

Вывозом мусора и покраской бордюров ограничиться было нельзя. На передний план, как обычно, выдвинулась монументальная пропаганда. Грянул клич, и затеялся конкурс – на лучший памятник воеводе Бухвостову. Проблема состояла в том, что ни в одном музее мира не сохранилось ни одного, даже приблизительного изображения основателя Крыжовинска. Отдельные скульпторы спасовали, однако не мэтры туземного ваяния! А мэтр из мэтров по фамилии Крикунов, самый напористый и голосистый, победил на конкурсе за явным преимуществом. Нокаутом, так сказать.

Подобие будущего памятника, сделанное из папье-маше, было выставлено в одном из конференц-залов. В сопровождении многочисленных свит оценить его прибыли (строго по очереди) Нудеев и Ухов. Оба походили вокруг и около, поковыряли пальцем верхний слой материала и сказали по паре слов для прессы. Пресса трепетно внимала правящему тандему. Бухвостов, подозрительно напоминавший Медного всадника, вздыбив коня, указывал рукой туда, где будет заложен острог. Взор его был ужасен. Наиболее зоркие наблюдатели подметили, что средневековый воевода лицом похож на современного губернатора, только усы имел пышнее и, кроме них, бороду.

Параллельно с увековечиванием образа воеводы Бухвостова в историю должна была войти (или вплыть) первая петровская галера под названием «Не лезь, убьет!» Ее точную копию для пущей наглядности решили изготовить втрое больше оригинала и водрузить на гранитный постамент у берега бывшей реки. Когда общественность случайно узнала, во сколько миллионов обойдётся макет героического судна, краеведы, и не только они, содрогнулись. Подрядчик, взявшийся создать галеру, каким-то чудесным образом объявился вообще без конкурса, даже формального. И, в отличие от Крикунова, сего столичного дизайнера не знала ни одна живая душа.

Условный юбилей, тем не менее, прошел без происшествий. Наверное, в тысячный раз за период правления губернатора Нудеева были перекрыты дороги в аэропорт, и постовые в белых рубашках стояли на каждом углу. Чиновники свято хранили тайну, однако людская молва определила безошибочно: ждали Национального Лидера. Самые ярые челобитчики переписывали набело свои челобитные и готовы были пасть ниц перед головной машиной кортежа. К тому же, по загадочной причине на полчаса было задержано торжественное открытие памятника воеводе Бухвостову. Приглашенные переминались с ноги на ногу, строили версии и посматривали на небо…

Национальный Лидер не прибыл. Вечером его показали по телевизору вместе со сталеварами то ли Удмуртии, то ли Хакасии, а потом в компании с Первым Лицом. Большой тандем прогуливался по аллеям без галстуков, чему-то улыбаясь, а лететь в Крыжовинск никто, похоже, и не думал. Рейтинг Елисея Васильевича вяло шевельнулся и… остался на прежней отметке. По городу поползли слухи о том, что Нудеевым на самом верху недовольны. Кто-то сказал, а незрелые граждане подхватили, будто губернатора ждет место посла в Камбодже или Лаосе.

Очень неприятно и даже горько сделалось Елисею Васильевичу и супруге. К счастью, внимание политизированной общественности быстро захватило другое событие. В планах суверенной и демократической власти в России значилась церемония с большим символическим значением. Дорогие россияне должны были явиться к урнам и выразить поддержку понятно кому. По привычке, еще не изжитой, это нехитрое действие именовалось выборами в Государственную Думу. У губернатора Нудеева появился новый шанс доказать и Национальному Лидеру, и Первому Лицу свою абсолютную незаменимость и высочайшую эффективность.

Вся крыжовинская вертикаль без понуканий знала свой маневр. Все исполнители пообещали устроить образцовый смотр строя и песни – вернее, боевой готовности умереть за партию. Всех получателей бюджетных средств предупредили, что уволят их без выходного пособия, если процент голосов, поданных понятно за кого, будет недостаточно высок. ДУРС только и знал, что славил и славил, строча пресс-релизы, и от перенапряжения творческих сил у нескольких его работников случились припадки…

Вечно молодой Коля Ухов и его «Любимый город» также безоговорочно подтвердили свои союзнические обязательства. Штабы уверенно обозревали театр военных действий, и натасканные агитаторы били копытами. Ну а в селах и деревеньках беседы с избирателями были еще короче городских. «Смотри, бабка, не проголосуешь за кого надо, угля на зиму не дам», – говорил партийный директор бывшего совхоза «Заветы Ильича», ныне акционерного общества «Капитал-Гарант». И прибавлял для пущей убедительности: «А помрешь – на кладбище не похороним».

Проверенная многими кампаниями коллективная бабка в целом не подвела. Отдельно взятые бабки усердно писали заявления о желании выразить волю на дому, и к ним с переносными урнами, тоже проверенными, спешили через сугробы надежные люди, отфильтрованные директорами. Когда появились первые цифры, стало ясно, правда, что с домашним волеизъявлением эффективные менеджеры переборщили. Добрая половина сознательных селян попала вдруг в число неходячих или сраженных внезапной хворью. Данный курьез впоследствии не прошел даже мимо иностранной прессы, вечно пишущей плохо о России.

Своя, крыжовинская пресса, еще с вечера построенная ДУРСом, ждала итогов голосования в людской – то есть, особо оборудованном помещении у задней проходной. Место для подхода и кормления официальными новостями было огорожено фанерной декорацией, которая изображала цветущую под Нудеевым губернию. Сам владыка, разумеется, лично возглавил список бурых и косолапых. Он принимал доклады с мест на верхнем этаже. Главы дальних районов рапортовали особенно стремительно, дабы не потеряться на фоне других коллег. И червь сомнения шевельнулся внутри губернаторского организма уже тогда…

Нет-нет, деревенский процент «за» был вполне даже ничего по меркам простой глубинки, но очень уж заметно не дотягивал до рекордных показателей Чечни и Дагестана. А ведь была, была надежда, что, может быть, дотянет или почти дотянет.

Дальше принесли сводку по городу К., и рекорды Кавказа забылись сами собой. Елисей Васильевич не поверил глазам и перечитал увиденное дважды. Потом зачем-то изучил лист бумаги с обратной стороны и с пристрастием пощупал пальцами. Хотел даже куснуть, но вовремя опомнился на глазах у адъютанта. Стены кабинета перед ним как будто поплыли, и пилястры с канделябрами чуть не поменялись местами. Губернатор стиснул край письменного прибора.

– Ухова сюда, – услышал адъютант и, пятясь, покинул кабинет.

Отыскать мэра никто не мог, как ни старались. В особняке напротив дежурные клерки только разводили руками и приседали в испуге. Все вице-мэры тоже куда-то попрятались. Гонцам губернатора пришлось опять обратиться за помощью в «серый дом», и уже оттуда пришел ответ, что след Коли Ухова найден в одном из физкультурно-оздоровительных центров, а именно в той его части, которая к физкультуре не имела ни малейшего отношения. В субботу перед выборами городничий лег на профилактическое обследование. Согласно записи, у медицины возникло подозрение на крайнее переутомление.

Нудеев распорядился доставить к нему доктора философии Чудакова. Ученого сыскали быстро, и тот предстал перед ликом начальства. Лидер обкома бывшей руководящей и направляющей партии вид имел растерянный и смущённый. Того, что стряслось этой ночью, он сам не ожидал и не планировал. А случилось так, что его почти уже забытая Богом и людьми партия набрала наибольший процент голосов у жителей города К., оставив за кормой весь «медвежий» список с губернатором во главе. Хотя, собственно, и агитации практически не вела, ограничившись парой-тройкой ритуальных заявлений.

Адъютанты Коли Ухова искали в это время доцента Карманова – то ли в целях сугубо медицинских, то ли в качестве знатного политтехнолога. Увы, боевой доцент находился по своему последнему обыкновению где-то между Крыжовинском и Москвой и сотовый телефон не брал. А затем и вовсе бесчувственный голос сообщил, что абонент не зарегистрирован. Человек, похожий на муниципального советника Сеню, крыл консультантов, Карманова и всю его родню так, что слышали и мэрия, и близлежащие улицы…

После обеда в понедельник на лентах информационных агентств России появились комментарии, суть которых сводилась к следующему: город К. вернул себе звание столицы «красного пояса». Мудрейшие из политологов рассуждали на эту тему и так, и этак, но по сути крыжовинского казуса высказался один безымянный горожанин, не пожелавший представиться съемочной группе телевидения. «Лишь бы не за этих», – ответил он на стандартный вопрос, за кого намерен голосовать. В ответ на уточняющий вопрос, кто такие «эти», опрошенный только усмехнулся.

Губернатор Нудеев побелел от гнева и отменил все намеченные мероприятия. Вторник миновал в напряженной тишине, редкие чиновники прошмыгивали мимо главного кабинета быстрее серн. Из столицы в город просочилось неслыханное ранее слово «Болотная». В среду всех главных редакторов городских и губернских газет позвали на неформальную встречу. Что это будет, никто не объяснил. На всякий случай все хорошенько помылись, погладили брюки и шнурки. Приглашенных по одному провели в зал и усадили за стол, уставленный бутылками с минеральной водой и тарелками с печеньем. Главные редакторы тотчас достали авторучки и карандаши, не полагаясь на диктофоны. К печенью и воде ни один из них не притронулся.