Обручье

– Не туда смотришь, – заметила Катька. Она уже встала и теперь мрачно разглядывала стоящий на откосе лес. Он выглядел странно: зеленоватые гладкие стволы, похожие на брюхо водяного, торчали вкривь и вкось, словно пьяные. Выше по склону, над грудами тусклой, с холодным отблеском листвы, чернели ёлки. Солнечный свет, заливающий реку, дробился и отступал, не проникая в гущу спутанных веток, где в тёмных провалах угадывались заросли свирепой крапивы и ковры паутины. Лиска поёжилась, сообразив, каково пробираться по такой чаще в одних купальниках.

– Как думаешь, до лагеря далеко?

Катька пожала плечами:

– Если берегом, небось не дольше, чем плыли. Как твоя нога, прошла?

Лиска с сомнением притопнула. Как ни странно, нога была в полном порядке.

– Тогда идём, а то, не дай бог, заметят, что нас нет. Хорошо ещё, никто не видел, как мы поплыли, а то скандал гарантирован. Могут и из лагеря вышибить.

Но далеко уйти не получилось. Метров через двадцать песчаный пляж перегородила съехавшая с откоса глыба земли. Кое–как перебравшись через баррикаду переломанных веток и корней, подруги обнаружили, что пляж кончился. Берег обрывался в воду почти отвесно, пробраться по откосу не было никакой возможности. Катька и Лиска растерянно смотрели друг на друга. Выхода не было, приходилось лезть в чащу.

Они, как по лестнице, поползли по ветвям толстого дерева, лежащего на откосе макушкой вниз. Дерево, наверное, было очень старое, гладкую кору покрывали трещины и шершавые разводы лишайников, а вывороченные корни, похожие на растопыренную хищную лапу, торчали на самом краю обрыва. Катька с Лиской добрались до выворотня и, пригнувшись, нырнули в густой ельник. Сразу запахло сыростью и поганками, хотя ничего похожего на грибы видно не было. На буром ковре хвои лежали целые россыпи шишек, кое–где между ними торчали зеленые трилистники кислицы. Ступать по шишкам было ужасно неудобно, девчонки ойкали и поджимали ноги. Между стволами болталась старая паутина, и, чтобы пройти, приходилось отодвигать её руками, как занавески. Хорошо ещё, нижние ветки ёлок давно засохли и обломились, так что можно было особо не пригибаться. Они старались не удаляться от обрыва, заблудиться в таком лесу казалось парой пустяков, но скоро выяснилось, что ельник смыкается гуще и чаще и словно не пропускает к реке. Они постепенно отклонялись в сторону. В лесном мраке было сыро и холодно, но Лиске было жарко. Она все сильнее волновалась и ругала себя – вот опоздают они в лагерь, и что тогда? Профессор разозлится, она же обещала соблюдать дисциплину и все такое, а что вышло. Да ещё и Катьку втянула. «И зачем только я предложила плыть до самого моря? Дура, географию надо было лучше учить!» – ругала себя Лиска.

– Эй, очнись! У меня глюки или как? – внезапно спросила Катька, ткнув пальцем в землю. Лиска взглянула – этого не могло быть, и все–таки было, они стояли на тропинке. Кто протоптал её в этой чаще, лучше было не задумываться. Наверняка это были не люди. Что, если кабаны? Лиска вздрогнула. Кабанов она ужасно боялась.

– Даже если кабаны, нам–то что? – возразила храбрая Катька. У неё имелась в деревне родная бабушка, у которой каждый год воспитывался очередной поросёнок Борька. Поэтому Катька свиней не особо боялась, считала за своих, пускай даже и диких.

Она первой пошла по тропке, Лиска следом. Тропа забиралась в самую чащу, но в то же время слегка отклонялась вправо, так что направление они примерно выдерживали. Наконец впереди начало светлеть, сквозь косматый лапник мелькнуло что–то похожее на просвет. Забыв о тропе, подруги бросились вперёд, раздвинули ветки и замерли. Перед ними открылась круглая, как по циркулю очерченная, прогалина. Мрачные ёлки высотой едва не с пятиэтажный дом обступили её тесным частоколом. В центре прогалины поднимался травяной холм с плоской макушкой, увенчанной серым камнем.

– Могила, – шёпотом ахнула Лиска. Она как–то сразу поняла, что Васина версия насчёт простой насыпи не проходит. Мало того, неизвестно почему у неё возникло чувство, что она уже где–то видела похожее место. Но где и когда? Нет, ничего не вспоминается.

Катька тряхнула кудрявой головой. Она собиралась сказать что–то бодрое и нахальное, вроде того, что могил боятся только первоклассники и вообще неизвестно, чья это могила. Может, того же кабана зарезали и закопали, мало ли чего древним могло в голову стукнуть. А что камень сверху взгромоздили, так он небось тут с ледникового периода остался. Но ничего сказать Катька не успела. Камень наверху шевельнулся и раскололся надвое. Нижняя, плоская, часть осталась лежать, зато верхняя поднялась и превратилась в тёмную фигуру в балахоне. Голова в капюшоне повернулась. В тот же миг девчонки отпрянули в чащу и откатились к корням матёрой, наверное, лет триста простоявшей ёлки. Они боялись дышать, и посмотреть тоже боялись. Было так тихо, что Лиска слышала суматошное биение крови в висках. Спустя несколько минут что–то лязгнуло, кто–то прошёл совсем рядом с ёлкой, зашуршали ветки. Потом все стихло. Девочки на четвереньках вылезли из–под ели, уставились друг на друга.

– Кто это был? – шёпотом спросила Катька.

– Колдун, – губы не слушались Лиски, их словно прихватило инеем, – это он… слуга Велеса…

Катька фыркнула:

– Какой слуга? Какой Велес? Ты что, на ночь этнографии перечитала? Раскрой глаза! Это, по–твоему, что?

– Что?

– Да сигареты! Покойники не курят, ясно?

Лиска потрясла головой, стиснувшая сердце ледяная хватка отпустила.

Действительно, на земле лежала пустая пачка Winston. Лиска осторожно подняла её.

– А сигареты–то дорогие. Я думала, деревенские чего попроще курят.

– Да брось эту гадость! – К Катьке уже снова вернулось хорошее настроение. – Наверняка какой–нибудь кекс из дачников городских. Типа грибы собирает или ещё чего. Вон тут он пошёл, наверняка на выход. Ну точно, тропинка есть!

– А чего ж он тогда на камне делал? – спросила Лиска.

– Ну мало ли чего, прилёг человек отдохнуть, закурить, на солнышке погреться, – пожала плечами Катька. – Зря мы его испугались. Он сам бы от нас драпанул: прикинь, чаща, глушь, и вдруг две голые девицы вылазят. Небось решил бы, что русалки!

– А почему тогда он в балахоне?

– Ну… с чего ты решила, что это балахон? Может, просто дождевик с капюшоном, знаешь, грибники их носят.

Лиска посмотрела на холм. Не такой уж и высокий, может, и впрямь никакая не могила? Зато с верхушки наверняка видно небо. Лиска вдруг поняла, что ей срочно необходимо увидеть небо, хватит с неё этой кошмарной паутинистой чащи, этих фигур в капюшонах. И почти не отдавая себе отчёта, что говорит, Лиска предложила:

– Слушай, Кать, а давай наверх залезем?

– Наверх? – Катька заколебалась лишь на секунду. – А впрочем… А давай! А полезли!

И выбежала на прогалину первая. Она терпеть не могла, когда кто–то оказывался храбрее и предприимчивее её. Пожав плечами, Лиска начала карабкаться по травяному склону вслед за подругой. Трава была влажной и пачкала коленки и руки, земля под ней неприятно холодила ладони, она почему–то совсем не прогрелась. Под конец Лиска пожалела, что затеяла этот подъем. Они вылезли на холм и увидели плоский серый камень с ямкой в центре, похожей на выдолбленную круглую чашу.

– Ну и чего мы лезли? – спросила Катька недовольным голосом. – Наверное, раньше отсюда далеко видно было, а сейчас ёлки мешают. Какие–то они чересчур здоровенные.

Верхние лапы ёлок качались примерно на уровне глаз, хотелось подпрыгнуть, чтоб все–таки увидеть горизонт. Подруги разочарованно озирались, и тут Катьку осенило.

– Ага, знаю! – Она вскочила на камень в том месте, где ободок каменной чаши слегка выпирал вверх, и попыталась подпрыгнуть.

– Нет, все равно не видать. Одни ёлки.

– Кать, слезай. Не надо так делать, – попросила Лиска, чувствуя непонятное беспокойство. Она почему–то не могла отвести глаз от загорелых Катькиных ступнёй, танцующих на камне. – Кать, осторожно! Ну я же говорила!

Катька ойкнула, оскользнувшись на краю впадины, замахала руками.

– Ну вот, ободралась до крови. Чего под руку говоришь? – Катька гибко изогнулась и попыталась зализать ссадину. Видно было, что занятия йогой даром не прошли – со второй попытки ей удалось дотянуться языком до лодыжки. Лиска машинально перевела взгляд на камень и вздрогнула – узор трещин по краю впадины показался внезапно осмысленным.

Она присела и посмотрела поближе.

– Тут что–то нацарапано. Вроде знаки!

На плоской поверхности виднелись три ряда непонятных чёрточек и галочек.

– Странно, почему мы сразу не заметили?

– Дай я гляну, – Катька просунула кудрявую голову. – Ни фига себе! Слушай, да это же письмена какие–то. Откуда взялись… Ага, поняла, они под лишайником были, вон, видишь, я ногой его содрала!

– На руны похожи, как у Толкиена, – рассуждала Катька. – Вот срисовать бы, Лешке показать. Он у нас ботаник, может, и расшифрует. Эй, ты чего?

Лиска затрясла головой. Ей вдруг показалось, будто углубление в камне быстро наполняется кровью. Лиска зажмурилась, потом посмотрела. Конечно, никакой крови нет и в помине, только серый сухой камень. Сухой? Боясь дышать, она коснулась дна чаши и быстро отдёрнула руку. Кончики пальцев были влажными. Испачканы? Кровью? Лиска замотала головой и с размаху села в траву. Частокол ёлок танцевал перед глазами, белый шар солнца бестолково катался по круглому блюдцу неба, отскакивая от еловых макушек. Она не глядела на камень, но знала, что кровь из ямки уже заливает поверхность.

– Лис, ты чего? – позвала Катька.

Неужели подруга не видит?

– Из камня течёт кровь! – пробормотала Лиска. Катька недоверчиво пожала плечами и наклонилась к ямке.

– Однако! И правда кровь, да ещё перья какие–то прилипли. Ни фига себе, похоже тут недавно курицу резали! Недаром я, как клуха, споткнулась.

Выходит, этот тип в плаще…