Оценить:
 Рейтинг: 0

Притяжение Царства Небесного. Статьи и эссе

<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Казалось бы, программа этого житийного образа должна представлять святых князей, прежде всего, покровителями воинов. Ведь это именно с их помощью новгородцы смогли овладеть Болванским городком и Кокшаровым. Однако в среднике иконы князья изображены пешими и безоружными. Святой Борис держит в руках пальмовую ветвь – символ праведности, победы мученика над смертью. Праведник яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане, умножится (Пс. 91). И даже стрела в руке святого Глеба – не воинское оружие, а духовное – символ мученичества за Христа[13 - Балыбердин А., прот., Крупина О. В. Житийный образ святых Бориса и Глеба в контексте событий начальной вятской истории // Церковь в истории и культуре России / Сборник материалов Международной научной конференции, г. Киров (Вятка), 22—23 октября 2010 г. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2010. С.40—44.].

Последнее удивительным образом перекликается с существовавшим в старину обычаем брать в этот крестный ход небольшие деревянные стрелы, которые, по возвращении в Троицкую церковь села Волково, паломники обменивали на церковные свечи. Некоторые историки видели в этом обычае напоминание о победах над язычниками, некогда населявшими Вятский край. Но он мог также служить и напоминанием о том, что в мире есть более сильное оружие, которое единственное может превратить врагов в союзников – это жертвенная, христианская любовь.

Отправившись на поиски безмятежной страны, новгородцы нашли ее на берегах реки Вятки. Однако и ее история началась также с пролития крови – разорения вотяцких поселений на Чепце и вельми жестокого взятия Болванского городка. Потребовались столетия, чтобы жизнь в далекой и чужой стране, в окружении нерусских народов смирила русских переселенцев и научила их, по слову Апостола, насколько это возможнобытьв мире со всеми людьми (Рим. 12, 18) – независимо от происхождения, цвета кожи, разреза глаз и даже вероисповедания.

Чем же могли русские жители Вятской страны заслужить понимание и уважение местных племен, не понимающих русского языка и не знающих русского Бога? Только любовью! Той жертвенной, христианской любовью, которая не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла (1 Кор. 13, 4—5). Любовью, которую тысячу лет назад, на заре русской истории, явили миру святые Борис и Глеб, отказавшись поднять руку на старшего брата Святополка. Именно об этой любви рассказывают клейма Никулицкой иконы, и именно в свете этой любви Никулицкий ход, не теряя связи с вятской историей, исполняется более глубокого смысла, становится интересен не только вятчанам или историкам, но всем людям. Потому что именно этой жертвенной, христианской любви так не хватает всем нам сегодня.

Небесное

Каждый год, 15 мая вятчане отправляются на поиски страны, где можно было бы отойти от междоусобия, жить по правде и любви. В XII веке новгородцы искали и нашли землю, где не было бы князей, которые казались им главной причиной междоусобиц. Наш опыт богаче, и он подсказывает, что на карте такой страны не найти, потому что она не от мира сего. Эта страна – Царство Небесное. И именно в это Царство Отца и Сына и Святаго Духа призывает нас священник первым возгласом Божественной литургии. Неслучайно многие паломники стараются приехать в село Волково заранее, к началу литургии и причастится за ней Святых Христовых Таин.

Но вот звучит отпуст, и крестный ход начинает движение. Какое странное ощущение! Как будто литургия не закончилась, а все еще продолжается. Только уже не в храме, а среди вятских лесов, на узкой тропе, струящейся вдоль берега Никульчинки или весенними лугами. Переливаются звоном колокола Троицкой церкви. По-прежнему звучат пасхальные песнопения. Развеваются на ветру хоругви. Кресты и иконы плывут во главе колонны. Светятся радостью лица паломников. Повсеместно звучит Христос Воскресе! Воистину Воскресе! Как будто мы и не выходили из храма!

А ведь и на самом деле – мы не покинули Царства Божьего, которое приблизилось и теперь живет внутри нас (Лк. 17:20, 21), как праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14:17).

Когда-то первые христианские общины жили именно этим ощущением приблизившегося Царства Небесного. Но, как заметил прот. Александр Шмеман, «со временем христиане стали все меньше воспринимать Царство Божие как приблизившееся и все больше разуметь под ним потусторонний, загробный мир. Поэтому, мир сей и Царство Божие стали мыслиться почти исключительно – в хронологической последовательности: сейчас только мир сей, потом – только Царство. Тогда как для первых христиан всеобъемлющей реальностью и потрясающей новизной их веры было как раз то, что Царство приблизилось и, хотя и незримое, и неведомое миру сему, уже пребывает посреди нас, уже светится, уже действует в нем»[14 - Шмеман А., прот. Евхаристия. Таинство Царства. М., 2001. С.51.].

Никулицкий ход никого не оставляет равнодушным. Его удивительная атмосфера захватывает сразу и не оставляет до конца пути. И, думается, что это поразительное влияние Никулицкого хода (как, впрочем, и Великорецкого и других) основано, прежде всего, на том, что крестный ход обновляет и возвращает нам понимание Царства Божия, свойственное первым христианам. Когда, с выходом из храма, это Царство не исчезает, но, наоборот, расширяется и, здесь и сейчас, вбирает в себя весенний лес, мирно текущую реку, согретые майским солнцем заливные луга, пылящую лесную дорогу – весь окружающий мир, проснувшийся после долгой вятской зимы, хрупкий, свежий и чистый, пахнущий ладаном, звучащий пасхальными песнопениями и оттого еще более похожий на Царство не от мира сего, Страну Божией любви.

Священнодействия, совершаемые на пути Никулицкого хода, также не только напоминают о земных вехах истории Православной Вятки, но являют это Царство Божие пришедшее в силе (Мк. 9:1). Вот предстоятель хода совершает освящение воды в Никульчинке, и кажется естественным, что отныне по руслу лесной реки течет святая вода, окунувшись в которой посреди вятского мая, не заболеешь. Вот, стоя среди могил на сельском кладбище, священники поют пасхальные песнопения и поздравляют усопших с Пасхой Христовой. И в этом нет ничего удивительного – ведь у Бога, в Его Царстве все живы!

Вершина хода – молебен на Никулицком городище, у церкви святых Бориса и Глеба, словно парящей в облаках над рекой Вяткой и всей Вятской страной. Здесь все – природа, богослужение, прошлое и будущее, земное и небесное – достигает такого единения, радости и полноты, что хочется, вслед за апостолами, воскликнуть: Господи! Хорошо нам здесь быть! (Мф. 17, 4). Восхождение закончено. А дальше – с миром изыдем! – и паломников ждет обратный путь в Волково.

Разве это не удивительно? Никулицкий ход вел нас лесными и полевыми дорогами, а, на самом деле, мы шли дорогой жертвенной любви. Шли, казалось бы, в прошлое, а оказалось – в вечное. Крестный ход вел нас в Никульчино, а привел – в Царство Небесное, которое приблизилось и объяло собой весь мир.

Это и есть та Страна, которую искали и нашли наши православные предки. Они не могли завещать ее нам, так как сами были только странниками в этой Божией Стране. Но они смогли указать нам путь в эту Страну – Никулицкий крестный ход, который в земном измерении идет по вятским лесам и лугам, а в небесном – дорогой жертвенной, христианской любви, которую явили святые братья Борис и Глеб.

Вот уже более восьми веков святые братья идут впереди Никулицкого хода и ведут вятчан в Царство Божие. Пойдем и мы за ними!

    2012

Великорецкая традиция как общее дело

Возможно, один из наиболее важных и назидательных уроков Великорецкой традиции состоит в том, что организация паломничества на реку Великую, а затем и Великорецкого крестного хода являлись общим делом всех вятчан.

Как сказано в древней «Повести о Великорецкой иконе святителя Николая», само перенесение этого чудотворного образа с реки Великой в главный город Вятской земли было не чьим-то частным делом или делом одного только духовенства, но все «града Хлынова люди» обещали поститься и ежегодно «ездить», то есть плавать по рекам с «честной» иконой на место ее обретения. Когда же священники в сопровождении «избранных» народом людей впервые принесли чудотворный образ в Хлынов, то его с великой честью и радостью встречали «все гражане»[15 - Повесть о явлении чудотворного образа Великорецкого Николы архиепископа Мерликийского с 18 илл. (№403, Маз.). Рукопись 17 века. РГАДА. Ф. 196. Оп. 1. Д. 403. Л. 5 об.—6 об.].

Известно, что и в последующие годы не все жители Хлынова ходили на Великую реку – как правило, этот труд совершали священники, но все они считали своим святым долгом проводить икону на «прежнее чудотворное место» и спустя несколько дней, при возвращении иконы с Великой реки, встретить паломников у села Филейского и пройти вместе с ними через весь город, ощутив себя частью Церкви, как Единого Тела Христова, в котором, по слову Апостола, «Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно, … дабы все члены одинаково заботились друг о друге» (1 Кор. 12; 18. 25). Все это было заботой не только духовенства, но и городских властей, которые не отделяли себя от Церкви Божией, но сослужили ей, соучаствовали в общем деле, каждый – на своем месте и в своем призвании.

Многим известны события, произошедшие в июне 1551 г., когда внезапные морозы, чуть было, не погубили посевы и будущий урожай вятчан. Тогда вятчане «паки», то есть «снова», «повторно» совершили паломничество на место явления чудотворного образа, после чего внезапная зима отступила, и урожай был спасен.

Обычно, вспоминая это чудо, принято говорить о верности традиции. Однако его значение состояло также в том, что, если раньше Великорецкое паломничество было обетом одних только хлыновцев, то новый обет был дан всеми православными жителями Вятской земли. В «Повести о Великорецкой иконе» об этом сказано так: «Тогда все православные христиане города Хлынова и уездов собрались на совет и решили снова поехать на реку Великую с чудотворным Великорецким Николиным образом на место, где была обретена честная икона, и впредь совершать это неотложно»[16 - Перевод автора статьи. Оригинальный текст: «Положи совет благ, Хлынова города с уезды всем православным христианом. Еже ездити паки на Великую реку с чюдотворным Николиным образом Великорецким. Идеже проявися честная та чюдотворная икона. По вся годы по-прежнему неотложно». – Повесть о явлении чудотворного образа Великорецкого… Л. 10 об.].

С этого момента Великорецкая традция объединила всех жителей Средней Вятки – от Шестакова до Котельнича. Когда же на рубеже XVI и XVII вв. Вятская страна приросла Уржумом, Малмыжем, Яранском и другими городами в нижнем течении реки Вятки, то Великорецкая икона стала посещать Низовым крестным ходом и эти земли, и так объединила вокруг Христа Спасителя и Его святителя Николая весь Вятский край.

С особой силой традиция почитания чудотворного Великорецкого образа, как общего дела церковных и мирских властей была явлена в знаменитых путешествиях этой иконы в г. Москву. Нашего современника, привыкшего считать религию «частным делом верующих», скорее всего, удивит тот факт, что вятская святыня посещала Москву не по архиерейскому, а по царскому указу. В «Повести о Великорецкой иконе» читаем: «В лето 7062 февраля в 23 день (23 февраля 1555г.) была прислана государева грамота на Вятку к вятскому наместнику Борису Ивановичу Сукину, и велено чудотворный Великорецкий образ великого чудотворца Николы взять к нему, государю, к Москве»[17 - Повесть о явлении чудотворного образа Великорецкого… Л. 8.]. Также и во второй раз в 1614—1615 гг. Великорецкая икона «ходила» в столицу по «грамоте государя и царя и великого князя Михаила Федоровича».

Однако для наших предков в этом не было ничего удивительного. Можно представить, как в ответ на недоумение нашего современника, предок мог спросить: «Разве не все мы – и церковные, и мирские – под одним Богом ходим?». На что, возможно, современник дерзнул бы возразить: «Так ведь бюджеты разные!». А предок, скорее всего, заметил бы: «Вот это и странно: Бог один, Церковь одна, святыня одна, история одна, народ один, а бюджеты разные». Действительно, странно.

К счастью, в XVI и XVII вв., когда через Великорецкую икону Вятка духовно породнилась с Москвой, люди считали иначе. Апостол писал, что «существующие власти от Бога установлены, а начальник есть Божий слуга» (Рим. 13; 1, 4). Поэтому и для наших предков Государь был не только «высшим должностным лицом». Он был помазанником Божиим, и служение Государю было неотделимо от служения Богу и соработничества Христовой Церкви.

Примеров тому история знает немало. Так в июне 1555 г., по прибытии вятской святыни в Москву, ее встречало не только столичное духовенство, но у Николо-Угрешского монастыря – брат царя, великий князь Юрий Васильевич, у Симонова монастыря – сам царь Иван IV, и уже затем, у церкви Всех Святых на Кулишках – святитель Макарий, митрополит Московский и всея Руси. Также, год спустя, святитель Макарий и царь Иван Васильевич вместе провожали Великорецкий образ из Кремля до «Ям», района на северо-восточной окраине Москвы, а брат царя Юрий Васильевич – до села Ростокино, где москвичи окончательно простились с вятской святыней.

Это был не просто «протокол», а символ, являвший единство Церкви, как Тела Христова, к которому принадлежали не только духовные лица и народ, но и мирские власти. Поэтому, когда в начале XVII в. Московское Царство потрясла многолетняя Смута, лучшими умами Отечества она была осознана не только, как нарушение государственного, мирского единства, но также как результат охлаждения христианской любви, отпадение от единства с Богом и ближними, раздрание единого Тела Христовой Церкви.

Неслучайно, когда Смуте был положен конец, и Земский собор 1613 г. дал начало новой династии, царь Михаил Федорович Романов одним из своих первых указов снова призвал в столицу Великорецкий образ, чтобы это новое путешествие прославленной вятской святыней соединило в единую Церковь и единый народ всех жителей России – от Хлынова и Казани до Нижнего Новгорода и Москвы.

Так и произошло. Повсеместно, на всем протяжении пути, по прибытии вятской святыни в города и села, ее встречали сотни и тысячи людей во главе с местными воеводами, которые нередко становились свидетелями чудес и исцелений. В описании чудес Великорецкой иконы мы встречаем имена хлыновских воевод Василия Терентьевича Жемчужникова и Федора Андреевича Звенигородского, казанского боярина и князя Ивана Михайловича Воротынского, воеводы г. Уржума Дмитрия Воробьина, который во главе всех жителей города вышел встречать чудотворный образ за несколько верст от города на «Уржумский караул» – современное село Цепочкино[18 - Там же. Л. 50, 63 об, 82, 84, 115 об.].

Известно, что по возвращении с р. Великой ежегодно чудотворная икона посещала города в среднем течении р. Вятки – сначала, «по большой воде», ходили в Шестаков и Слободской, осенью – в Орлов и Котельнич. И каждый раз это также совершалось при деятельной помощи мирских властей – сегодня мы бы сказали, «органов местного самоуправления».

В те годы на Вятке еще не было своего архиерея. Поэтому, если требовалось освидетельствовать то или иное чудо, произошедшее вне храма, то это просили сделать воеводу, который проводил весьма тщательное расследование. Так было в 1647 г. с воеводой князем Иваном Ухтомским и в 1657 г. с воеводой Иван Ивановичем Дашковым[19 - Повесть о явлении чудотворнаго образа Великорецкаго иже во святых отца нашего Николая архиепископа мирликийкаго и вселенскаго чудотворца. ГИМ, Муз. 4043. Л. 110.], имена которых сохранила «Повесть о Великорецкой иконе».

Сегодня, если, в отсутствие правящего архиерея, случится какое-то чудо, пойдем ли мы к губернатору или мэру, чтобы они его засвидетельствовали? Скорее всего, нет. Но почему? Кто и когда внушил нам мысль о том, что Великорецкая икона – «святыня одних только верующих», и забота о Великорецкой традиции – «дело одной только церковной администрации»? Что мирским властям надо держаться от Церкви в стороне, потому что, будто бы, «бюджеты у них разные»? Словно мы – не один народ, и у нас – не одна история и не одни святыни? Словно то, что происходит в храме или в душе человека не имеет никакого отношения к тому, как человек служит и трудится в миру, соблюдает законы своей страны и вкладывается в ее развитие, строит отношения в семье, воспитывает детей? Словно храмы посещают, ходят крестными ходами и путешествуют по святым местам не наши родные и близкие, друзья и соседи, а какие-то незнакомые и чужие для нас люди?

Когда же началось это трагическое разделение на «своих» и «чужих», которое в итоге и привело к тому, что наше Отечество было залито кровью миллионов «врагов народа», которые, на самом деле, были нашими братьями и сестрами?

Конечно, это случилось не сразу. Отматывая ленту времени назад, в итоге мы придем к тому дню, когда однажды отказались увидеть в тех, кто рядом с нами – как в обычных гражданах, так и во власть придержащих людях – наших ближних, и потому перестали ощущать себя членами Единого Тела Христова – одной Церкви и одного народа Божия. Поэтому не только вера, но сама жизнь стала не общим, а только нашим «личным делом» в мире, в котором «каждый выживает, как может».

Поэтому так показательно то, что произошло с Великорецкой традицией в XIX вв. Вглядитесь в старые фотографии. Обычно, на них изображены тысячи вятчан, провожающих чудотворный образ из Вятки, встречающих его на Великой реке. Такое количество паломников не может не потрясти. Но давайте не будет поддаваться магии цифр, а лучше вглядимся в их лица, разглядим одежды, обувь, нехитрое снаряжение.

Кто эти люди? В подавляющем большинстве, это крестьяне. Не только русские, но также удмурты, марийцы. Как было принято говорить в те времена, «простонародье». Вы напрасно будете искать среди изображенных на старых фотографиях паломников «знатных» вятчан, имена которых включены в «Энциклопедию земли Вятской»[20 - Энциклопедия земли Вятской. Т. 6. Знатные люди. Киров, 1996.]. Они на Великую реку не ходили. В том числе потому, что не считали это паломничество общим делом, то есть и своим тоже.

М. Е. Салтыков-Щедрин в рассказе «Общая картина», написанном под впечатлением проводов Великорецкой иконы, сказал об этом так: «Я вообще чрезвычайно люблю наш прекрасный народ, и с уважением смотрю на свежие и благодушные типы, которыми кишит народная толпа. Конечно, мы с вами, мсьё Буеракин, или с вами, мсьё Озорник, слишком хорошо образованны, чтоб приходить в непосредственное соприкосновение с этими мужиками, от которых пахнет печеным хлебом или кислыми овчинами, но издали поглядеть на этих загорелых, коренастых чудаков мы готовы с удовольствием»[21 - Салтыков-Щедрин М. Е. Общая картина. URL: http://az.lib.ru/s/saltykow_m_e/text_0470-1.shtml.].

Конечно, мы не знаем, сколько было в толпе провожающих икону людей тех, кто приходил лишь для того, чтобы «поглядеть издали на загорелых, коренастых чудаков». Но вряд ли стоит только умиляться старым фотографиям. Скорее, следует задуматься над уроком, который преподнесла история Православной Вятке – когда вятчане перестали ощущать себя частью Единой Церкви, как Тела Христова, и Великорецкое паломничество перестало быть для них общим делом, тогда и народ перестал быть единым народом, разделился на «чистых и нечистых», «ближних» и «дальних», «своих» и «чужих», а стравить их было уже нетрудно.

Почти весь XX в. – это история глубокого разделения и вражды, острие которой было направлено против Христовой Церкви. На Вятской земле это выразилось в закрытии храмов и святых мест, в том числе борьбы с паломничеством на реку Великую, которое в 1959 г. было окончательно запрещено решением советских властей. Об этом сказано и написано немало. Подчеркнем лишь то, что результат оказался закономерным – эта политика закончилась только еще большим разделением, как между народом и властями, так и между самими людьми.

Низкий поклон тем подвижникам, которые в эти непростые годы сохранили для нас Великорецкую традицию, а также тем, кто при первой возможности, сделал все для того, чтобы она возродилась и вновь стала общим делом для всех вятчан! Промыслом Божиим, это произошло незадолго до того, как в 1990-е годы разделение достигло пика и чуть было не погубило страну.

В мае 1989 г. архиепископ Хрисанф обратился к главе администрации Кировской области Василию Алексеевичу Десятникову с просьбой отменить запрет на Великорецкое паломничество. Надо отдать должное Василию Алексеевичу, что он решился на этот шаг. В июне паломники впервые открыто пришли на реку Великую, пока еще не из областного центра, а из села Чудиново.

Причем случилось то, что ранее было строжайшим образом запрещено – крестный ход возглавили священники во главе с секретарем епархии протоиереем Александром Могилевым, ныне митрополитом Астанайским и Казахстанским. Именно он и возглавил Божественную литургию на месте обретения чудотворной иконы – первую после трех десятилетий запрета и гонений. Эта литургия, как «общее дело и служение» стала прообразом того, что возрождение Великорецкой традиции и всей Вятской земли также должно стать общим делом всех вятчан – не только епархиального руководства, духовенства и прихожан, но также областных и городских властей.

С тех пор прошла четверть века. За эти годы Великорецкое преобразилось. Паломничество выросло в многотысячный крестный ход известный всей Православной России. Но что, особенно важно заметить, с каждый годом растет понимание традиции почитания чудотворной Великорецкой иконы святителя Николая как общего дела всех вятчан.

Об этом напоминают колокола, отлитые для Великорецкой колокольни при участии губернатора В. Н. Сергеенкова, а также новое путешествие вятской святыни в Москву осенью 2008 г., которое состоялось при активном участии губернатора Н. И. Шаклеина. Это предполагает областная программа «Земля Великорецкая», в соответствии с которой губернатор Н. Ю. Белых и Правительство Кировской области ежегодно оказывают действенную помощь организации Великорецких тожеств. Особо следует отметить усилия областного оргкомитета под руководством А. А. Галицких, в работе которого активно участвуют клирики Вятской епархии.

Как и много веков назад, все это – не просто «протокольные мероприятия», а символы сотрудничества церковных и светских властей, результатом которого должно стать не только возрождение уникального Великорецкого архитектурного ансамбля или еще более широкая известность крестного хода.

Думается, главный результат всех этих усилий заключается в том, чтобы осознать Великорецкий крестный ход общим делом всех вятчан, а себя частью Церкви, членами Единого Тела Христова, в которое Бог собрал нас, чтобы для нас не было чужих дел и чужих людей, но все стали родными и близкими. Чтобы сама наша жизнь стала служением и общим делом, то есть по-гречески, «литургией».

О главном на Великорецком пути

Озаглавив так статью, легко заслужить упрек, что автор дерзает учить других. Поэтому в первых строках хочется уверить, что желания кого-то учить и, тем более, навязывать свою точку зрения у автора нет. Есть желание поделиться радостью открытия того, без чего, по мнению автора, Великорецкий путь не будет крестным, и еще надежда, что кому-то эти мысли покажутся близкими.

В чем смысл крестного хода?
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
3 из 4