Не помню

На стенах висели старые фотографии, напоминающие о тех временах, когда дом был полон молодой, пахнущий свежим лесным деревом и смолой.

Теперь же уже давно не было этих запахов. И снимки казались лишь призраками послевоенного прошлого. Как и сам дом.

Мы сидели за обшарпанным столом, на котором стояла одна-единственная свеча, освещавшая наши лица.

Свеча мерцала, отбрасывая тени на стены, создавая иллюзию движения вокруг нас. Пламя свечи дрожало от каждого нашего вздоха, словно боясь угаснуть в любой момент.

Комната была холодной, и холод проникал до костей, заставляя нас ёжиться.

Мама была радостной и взволнованной, хотя я видел, как она старается скрыть свою тревогу перед тем, как сообщить мне важную новость, видимо очень сложную и трепетную для неё.

Ее глаза блестели, но в них скрывалась усталость и надежда одновременно. Она нервно теребила край скатерти, пытаясь найти нужные слова.

А я, поглядывая исподлобья вошедшего Игоря Петровича, чувствовал себя лишним. Внутри меня бушевала буря эмоций, которую я старался держать под контролем.

Он – новый мужчина – казался мне чужаком, вторгшимся в нашу жизнь.

Его имя мне ничего не говорило. Кроме того, что сказала мама. Он какой-то большой начальник в областной строительной организации. У него три года назад умерла жена. У него дочка. Большой дом где-то в далеком посёлке.

Он был высокий, сухощавый, с пронзительными глазами, которые будто видели насквозь. Его лицо было худым, почти костистым, и кожа натягивалась на скулах, придавая ему строгий, почти суровый вид.

Руки его были длинными и сильными, и когда он положил их на стол, я заметил, как сильно они отличаются от рук моей мамы, тёплых и мягких.

– Вот, сынок, это Игорь Петрович, – сказала мама, и ее голос звучал так, будто она хотела, чтобы я сразу полюбил его.

Но вместо этого я почувствовал, как моё сердце сжимается от неприязни. Почему она решила, что я приму его просто так?

Я кивнул, но внутри меня бушевала буря. Я не хотел никого нового в нашей жизни. Мне было достаточно того, что мы уже имели. Мы жили с мамой вдвоём с самого моего рождения. Отца у меня не было. Вернее, он покинул нас за три месяца до моего рождения. С тех пор я его не видел. То есть получается, что я его не видел никогда. И всегда жили с мамой вдвоём. И нам никогда никого не надо было. Нам с мамой всегда было хорошо вдвоём. И зачем этот появился?

Но мама продолжала говорить, стараясь убедить меня, что всё будет хорошо. Её слова звучали как музыка, но эта мелодия была чужой и непонятной для моего сердца.

– Он хороший человек, Саша, – говорила мама, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Он поможет нам, поддержит нас. Он будет тебе отцом. От будет тебе другом. Мы будем счастливы вместе.

Ну вот, отцом. А я знаю, что такое отец? Я никогда с отцом не жил. У меня никогда не было отца. И нам всегда было хорошо. Нам всего хватало. Мы не бедствовали. Правда, маме приходилось работать иногда на двух работах. Но, когда был маленький, считал это в норме вещей. У нас в заводском районе многие подрабатывали, или оставались на сверхурочные. Чтоб побольше получать. Все так жили. И у многих после войны не было отцов. И двух моих друзей тоже не было отцов. А если у меня не было отца? И я не знаю, что такое отец? И тогда кто он мне будет? Он будет «Не знаю кто» что ли??

– Здравствуйте, «Не наю, кто»!

– До свидания, «Не знаю, кто»!

– Как у вас дела, не знаю, кто там вы мне приходитесь?

Здесь надо отметить, что разговор об этом «Не знаю кто» у нас с мамой был. Давеча. Она мне рассказала, что познакомилась с хорошим человеком. И что этот «хороший человек» будет жить у нас. Что ее старшая сестра, которой мама с детских лет слушалась, одобрила ее выбор и мамино решение. Я, стараясь успокоить таким разговором мамино взволнованное сердце, похвалил ее и сказал:

– Конечно, мама. Ведь я уже большой через полтора года мне в армию. Что ты будешь здесь одна? Конечно, не возражаю.

Но чувствовало, видимо, материнское сердце, что не просто это все будет.

И вот. Сидим все за столом. И все меня уговаривают, что мама будет счастлива.

Но я не мог поверить ей!

Как можно быть счастливым с незнакомцем? Как можно доверять тому, кого едва знаешь? Мои мысли метались, как пойманные птицы в клетке, и я не находил ответа на эти вопросы.

Свеча погасла, оставив нас в темноте. В комнате стало ещё холоднее, и тишина, нависшая над нами, казалась бесконечной. Я смотрел на маму и Игоря, чувствуя, как между нами вырастает невидимая стена. И я понял, что этот день изменит нашу жизнь навсегда.

Первые недели после его прихода были невыносимыми. Игорь начал устанавливать свои порядки. Он требовал, чтобы я убирался в комнате, делал уроки вовремя и вообще был более "ответственным". Все эти новые правила казались мне издевательством. Я не мог понять, почему он считает себя вправе командовать мной.

Городок наш жил своей размеренной жизнью, но для меня всё изменилось. Раньше улицы, казались такими уютными, а сейчас они превратились в узкие коридоры, ведущие к неизвестности. Двухэтажные дома, выстроившиеся вдоль главной дороги, больше не выглядели приветливыми, а скорее напоминали крепости, деревянные крепости готовые проглотить любого, кто осмелится войти внутрь.

Погода тоже изменилась. Осень пришла раньше обычного, и холодный ветер гулял по улицам, проникая сквозь одежду и заставляя людей прятаться в домах. Листья, ещё недавно зелёные, теперь стали жёлтыми и коричневыми, устилая землю ковром, который шуршал под ногами, словно шептал что-то тревожное.

Однажды вечером, когда я вернулся домой с прогулки, он встретил меня у порога. Его фигура, высокая и угловатая, загораживала вход, словно преграждая мне путь. Лицо его было напряжённым, губы сжаты в тонкую линию.

– Ты опоздал, – сказал он строго. – У тебя есть обязанности, которые нужно выполнять вовремя.

Его голос был холодным, без малейшего оттенка сочувствия. Я посмотрел на него с презрением, чувствуя, как внутри меня растёт протест. Кто он такой, чтобы указывать мне, что делать?

– А кто ты такой, чтобы мне указывать? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри меня кипела ярость.

Он не ответил, но его взгляд был холодным и безжалостным. Глаза его сверлили меня, словно пытались пробраться в самые тёмные уголки моей души. Я чувствовал, как внутри меня поднимается волна гнева, но сдерживал её, зная, что любая вспышка может привести к неприятностям.

– Проходи, – прошептал он наконец, отступая и пропуская меня внутрь дома.

Я прошёл мимо него, стараясь не смотреть в его сторону. Этот дом больше не был моим домом. Эти стены, которые когда-то хранили тепло и уют, теперь давили на меня своей тяжестью. Я ощущал себя пленником в собственном доме, где каждый уголок напоминал о том, что я больше не хозяин здесь.

Комната моя, некогда светлая и уютная, теперь казалась мрачной и тесной. Окна, которые раньше пропускали солнечный свет, теперь были закрыты плотными шторами, создавая впечатление вечной ночи. Я сел на кровать, чувствуя, как усталость и гнев переполняют меня. Всё, что я хотел, – это вернуться к тем дням, когда мама и я были одни, когда никто не вмешивался в нашу жизнь.

Но те времена ушли безвозвратно, и я понимал, что теперь придётся жить по новым правилам. Правила, установленные человеком, которого я уже ненавидел всем сердцем.