Не помню

И однажды, гуляя по парку, я вдруг понял, что несмотря на все произошедшее, я остался самим собой.

Витька ушёл из моей жизни, но это не значит, что я потерял себя. Мы оба выросли, и каждый выбрал свой путь. Пусть этот путь теперь идёт в разных направлениях, но в сердце моем навсегда останется память о нашем общем детском прошлом.

Чувство потери чего-то хорошего, чего-то очень значимого для меня, для моего сердца не покидало меня.

Однажды вечером я решил поговорить с Валерием, своим старшим братом. Он всегда был моей опорой и поддержкой, и я надеялся, что он поможет мне разобраться в своих чувствах.

Валерий сидел за столом, читая книгу. Я подошёл к нему и сел рядом.

– Валера, я не могу простить Витьку. Он ударил меня, и я не знаю, как с этим жить дальше.

Валерий отложил книгу и внимательно посмотрел на меня:

– Саня, жизнь – это постоянная борьба. Ты должен научиться прощать, но и уметь постоять за себя. Друзья могут предавать, но это не значит, что ты должен отказываться от дружбы вообще. Каждый человек совершает ошибки, и важно уметь их прощать.

– Но как я могу простить его, если он ударил меня?

– Прощение – это не слабость, Саня. Это сила. Когда ты прощаешь, ты показываешь, что ты выше обид и конфликтов. Но это не значит, что ты должен позволять другим топтать твои принципы. Умей постоять за себя, но делай это с достоинством.

Я задумался над его словами. Валерий был прав. Жизнь действительно жестока, и мне нужно научиться справляться с этим. Нельзя позволять обидам затмевать рассудок. Нужно уметь прощать, но и уметь защитить себя.

– А что делать, если я боюсь будущего? – спросил я.

– Будущее всегда пугает, Саня. Но главное – не бояться. Учись на своих ошибках, развивайся, становись сильнее. И тогда ты сможешь справиться с любыми трудностями.

Я посмотрел в окно. За окном снова шел дождь, и листья продолжали падать с деревьев.

Осень была временем перемен, и я понимал, что эти перемены будут сопровождать меня всю жизнь.

Но теперь я знал, что у меня есть силы и мудрость, чтобы преодолеть любые препятствия.

Этот случай стал первым знаком для меня, предупреждающим о том, что жизнь может быть жестокой, но именно в этом заключается ее смысл – учиться прощать, учиться защищать себя и свои принципы, и двигаться вперёд, несмотря ни на что.

Однажды, спустя несколько месяцев, я снова оказался в парке, где мы с Витькой проводили столько времени в детстве. Снег, скрипящий от мороза под ногами, напомнил мне о тех днях, когда мы бегали среди деревьев, смеялись и наслаждались свободой.

Я сел на скамейку, глядя на закат, на небо, окрашенное в тёплые оттенки оранжевого и розового. Ветер мягко касался моих волос, словно пытаясь утешить. В этот момент я почувствовал, как внутри меня что-то изменилось. Боль, которая так долго мучила меня, начала отступать, уступая место светлой печали.

Я вспомнил, как Витька говорил мне, что хочет начать все сначала, и впервые задумался над тем, что, возможно, он тоже переживал нечто подобное.

Быть может, наша дружба была слишком ценной для обоих, чтобы просто взять и выбросить её.

Тихий ветер и далёкие заводские гудки, стук паровоза, проезжающего на комбинат, выпускающего из-под больших колёс клубы белого дыма, наполовину закрывающего старые вагоны на зимнем ветру, вдруг показались мне знакомыми мелодиями, которые я давно не слышал.

И в этот момент я понял, что жизнь продолжается, и иногда нужно позволить ей идти своим чередом.

Когда я встал со скамейки и отправился домой, в моей душе поселилось спокойствие.

Я больше не чувствовал той острой боли, которая терзала меня все эти месяцы.

– Надо, как паровоз, – подумал я пыхтеть, крутить колеса и ехать вперёд, тащить за собой груз жизненных обязанностей.

– Как паровоз? – повторил я задумчиво.

И вдруг, впервые за долгое время улыбнулся.

Вместо неё, обиды, уже порядком надоевшей мне и мешающей уже мне просто жить, пришло понимание, что некоторые вещи остаются с нами навсегда, даже если обстоятельства вынуждают нас расстаться, если с ними тоже не расстаться. Если их не оставить в прошлом.

Проходя мимо школы, я взглянул на окна, за которыми когда-то кипела наша школьная жизнь.

На мгновение мне показалось, что я снова вижу нас с Витькой, бегущими по коридорам, смеющимися и спорящими. Но это видение было лёгким и прозрачным, как осенний туман, который вскоре рассеется.

Дома мама ждала меня с чашкой горячего чая.

Она молча обняла меня, и я понял, что она тоже чувствовала это изменение во мне. Мы сели за стол, и я рассказал ей обо всем, что случилось в парке.

И рассказывал. И рассказывал. И рассказывал.

Я перестал размышлять. Я просто заговорил.

Мама улыбалась. Ее глаза были в слезах. Но это были уже не печальные слезы о молчащем сыне, это были слезы облегчения.

Она слушала внимательно, не перебивая, и в её глазах я увидел ту же светлую печаль, что наполнила и моё сердце.

Вечером, ложась спать, я подумал о том, что, несмотря на все трудности и потери, жизнь всё равно прекрасна.

И пусть наша дружба с Витькой осталась в прошлом, она оставила глубокий след в моей душе, который будет согревать меня всю жизнь.

Я не помню, как мы с Витькой помирились, но потом я снова давал ему списывать тетрадку по арифметике, и мы снова гоняли в одной команде футбол во дворе нашего дома.

И я ещё много на забивал голов с его, Витькиной, подачи.

А когда он научил меня драться и защищать себя?

Я не помню.

Отчим

Я не помню, как моя мама познакомила меня с Игорем Петровичем.

Помню только то, что этот день был серым и унылым, как и все дни в нашем маленьком, провинциальном городке.

Дождь барабанил по старому деревянному двухэтажному дому, где мы жили в коммунальной квартире.

Городок наш был настолько мал, что казалось, он затерялся среди бескрайних полей и лесов, окружавших его со всех сторон и как бы плыл таким продолговатым неопределённой формы островом вдоль широкой реки, поды которой упорно и безуспешно подмывали его высокий берег.

Здесь каждый знал друг друга, и любые изменения в чьей-то жизни становились предметом обсуждения на каждом углу.

Каждый шаг по скрипучим половицам отзывался эхом, словно дом сам по себе был живым существом, страдающим вместе с нами. Полы были покрыты толстым слоем коричневой краски, который никак не мог закрасить щели между досок и устранить противный скрип, когда по нему проходили кирзовые сапоги жильцов, спешащих на раннюю утреннюю заводскую смену.