Когда давали имена…

Звездой ночною в утешенье
ей упадать. Обречена
поэтом на самосожженье.

И через муки маяты,
под жерлами версификаций,
он выливает, как цветы,
под натиск света куст акаций,

стихи. Сей выплеск – всплеск души,
в них отзвук – звук сердцебиенья.
Они постольку хороши,
поскольку преданы забвенью.

Когда поэтова душа
уже отделена от тела,
строфой и рифмою дыша,
к нам пробирается несмело,

и по задворкам, и задам
приходит, мучаясь, капризна,
на пир ехидствующих дам,
она на собственную тризну.

Она является как тень,
как призрак, еле уловима.
Она не вздыблет жизни день,
она не более, чем тень,
а ночь долга неумолимо.

Хотя и лёгок мысли бег,
под солнцем ей не прокормиться,
и потому свой долгий век
влачит поэзия в темнице.

Не потому ль взведён курок?
Нет, палачу поэт не пара,
ему всегда прописан срок,
десятка вместо гонорара.

Вознёсся Лермонтов, глупя,
за Пушкиным. Дуэль со всеми!
Кому пожертвовал себя
и Маяковский, и Есенин?

А Гумилёв, а Мандельштам,
а Хармс, а Кедрин? И кому же
их жизни помешали там,
где сам поэт давно не нужен?

Ахматова и Пастернак,
и Заболоцкий, и Жигулин,
сполна испив, лишь бог весть как
не угодившие под пули.

Ушли Цветаева, Рубцов,
Высоцкий и Тальков, я вижу
страну поэтов-мертвецов
и тишь задумчивую выше

чуть впереди твоей судьбы…
Зачем, Россия, с укоризной
тела их втиснуты в гробы,
и наспех спета злая тризна?

Постскриптум лживит, спасу нет.
Помин. Похмел. Народ умаслен.
Кому? И почему поэт
в моём отечестве опасен?

Кого смывал девятый вал
его порывов, откровений,
и кто нам в головы вбивал,
что враг народа дивный гений?

Закрыты на лета, навек,
живые кладези. Похоже,
поэт в России – не поэт,
заложник выстраданной ноши.

И до поры лишь не убит
отцами гор и нищим бытом,
– ещё быть пишет, быть влачит,
пока ещё не знаменитый…

Пророки все умерщвлены,
покуда денщики у власти.
Не от того ли все напасти
и бездны у моей страны?

Обозлясь на себя и со зла

Обозлясь на себя и со зла,
одурев от досады и злобы,
я разбил все свои зеркала
на осколки колючие, чтобы
их уже никогда не сложить,
ну а если и сложишь, не склеить,
если сердцу уже не ожить,
если попросту не во что верить.