Три шага сквозь время

– Я не должен сомкнуть глаз до утра, таков наказ отца. А от крепкого сакэ меня станет клонить в сон.

– Да брось, Хидэёси-сан. Неужели одна чаша сакэ сможет уморить такого доблестного самурая, – засмеялся второй приятель Хидэёси, Куроки по прозвищу Лис.

– Нет уж. Последнее дело прекословить отцу. Зато от сушими я не откажусь.

Усевшись между друзьями, Хидэёси ухватил кусочек рыбы и отправил в рот.

Людей на причале становилось всё больше. Некоторые подходили к самой воде, рискуя свалиться, ведь позади напирали любопытные. Однако никто не посмел загородить обзор трём вооруженным самураям.

За полночь загромыхало и в небо взвились огненные кометы. Они окрашивали море в красный, зелёный и жёлтый цвета – ханабиси постарались на славу. Народ на пристани ликовал и славил божественных влюблённых, принцессу и волопаса, чьи звёзды лишь раз в году встречаются друг с другом.

После фейерверка люди стали расходиться по домам, но приятели Хидэёси и не думали прекращать попойку. Хозяин забегаловки стоял неподалёку, опасаясь подойти к разгоряченным выпивкой самураям. Умоляющие взгляды, которые он бросал на трезвого Хидэёси, были достаточно красноречивы.

Хидэёси добродушно кивнул хозяину и произнёс:

– Не пора ли нам по домам, друзья?

– Зачем? Нам и здесь хор-р-рошо, – удивился Дзиро, едва не опрокинув рукой кувшин. – Посмотри, друг Хидэёси, как прекрасно море в лунном свете. Я не хочу отсюда уходить!

– От твоего прекрасного моря воняет тухлой рыбой, – возразил ему Куроки.

Хидэёси его поддержал:

– Твоя правда, друг. Пойдёмте лучше через сливовый сад. Своей красотой он услаждает не только взгляд, но и нюх. Достаточно мы насиделись в порту. К тому же, чувствуете, какая стоит духота? Готов поспорить, приближается шторм.

Долго уговаривать приятелей не пришлось. Они кинули трактирщику щедрую плату и двинулись вдоль освещенной фонариками центральной улицы. Она пустела буквально на глазах. Скрипели калитки, запирались на засовы ворота – город готовился ко сну.

Сливовый сад встретил самураев прохладой, тихим шелестом листвы и журчанием ручья. На мостике троица друзей остановилась передохнуть. Едва усевшись на скамью, Куроки и Дзиро уснули. Хидэёси же остался на ногах. Ещё не хватало, чтобы приятели во сне свалились в воду.

Полная луна освещала сад. Под ногами убаюкивающе ворковал ручей, а за мостом, возле навеса с каменным изваянием, монах-отшельник наигрывал на биве. Его лицо в неверном свете казалось призрачно белым. Тихая музыка разливалась повсюду, переплетаясь с шелестом листвы и образуя замысловатую мелодию.

Голова Хидэёси потяжелела. Чтобы не заснуть, он опёрся о низкие перила и принялся любоваться луной. Вскоре ему это надоело. Он отвёл взгляд и на мгновение прикрыл глаза, чтобы те привыкли к полумраку. В саду стало непривычно тихо: исчезла музыка, не было слышно и храпа приятелей.

Молодой самурай оглянулся, но не увидел ни скамьи, ни ручья, ни сада. Его глазам предстал незнакомый каменный город. Серые исполины тянулись к небесам, словно борясь за лучи солнца. Среди них стояли и обычные дома, но пространство над ними было оплетено множеством толстых верёвок, будто бы в городе жил гигантский паук Цутигумо.

Не успел Хидэёси изумиться видению, как до его слуха донёсся глухой рокот. С моря надвигалась буря, но буря необычная – без ветра и волн. Лишь раскаты грома звучали непрерывно. Небо над городом было затянуто плотными облаками с редкими просветами. В одном из таких просветов Хидэёси увидел огромную чёрную птицу. Внезапно, она выронила из когтей свою добычу, и та с жутким свистом понеслась к земле.

Солнце, едва видимое сквозь облачную пелену, потухло. Зато на востоке вспыхнуло второе солнце, во сто крат ярче первого. Оно росло и ширилось, неслось прямо на Хидэёси, разрушая всё, к чему прикасалось.

Хидэёси закричал и упал с моста в воду. В первые секунды он едва не захлебнулся от неожиданности. Отчаянно молотя руками и ногами, он поплыл к берегу, благо речка была небольшой. Утонуть в ней можно было, разве что ударившись головой о камень.

Рядом с ним возникли заспанные Дзиро и Куроки.

– Что случилось? – наперебой спрашивали они. – На тебя напали? Грабители? Где они?

– Никто на меня не нападал, – залившись краской стыда, ответил Хидэёси. – Похоже я задремал и перевалился через перила.

Приятели сочувственно закивали. Они знали, что, уснув, Хидэёси провалил испытание.

Во дворе замка приятели распрощались. Хидэёси хотел сразу же отправиться к отцу с повинной, но Куроки его отговорил.

– Раз уж не справился, так хотя бы обсушись и выспись. Вид у тебя такой, будто ты праздновал весь вечер с нами, а затем на спор нырял с пирса.

Слова Лиса были разумны, и Хидэёси последовал совету друга.

Утром он пришёл к отцу, не утаив необычного сновидения. Удельный князь вопреки ожиданиям не стал гневаться и даже не назначил наказания.

– Не разглядел ли ты монаха, что играл в саду? – спросил он у сына.

– Нет, отец. Стояла глубокая ночь. Я лишь заметил, что одет он был как отшельник.

– Может ты заметил что-то ещё? Необычное.

– Ах да, лицо у него было словно набелено рисовой пудрой. Или же мне так показалось при свете луны.

– Не показалось, – нахмурился отец. – Давно уже слышал я, что в наших садах повадился гулять Сарутахико Ками. Нет твоей вины в том, что ты уснул. Ибо сон был колдовским.

– Сарутахико? Но зачем ему делать мелкие пакости словно озорному духу?

– Кто знает, что на уме у ёкая? – заложив руки за спину, князь принялся мерять шагами залу. – Не иначе, что-то скверное. Встреча с этим племенем не сулит ничего хорошего.

Князь остановился.

– Назначаю тебе новый урок, сын. Немедленно отправляйся к настоятелю храма Кофукудзи, расскажи всё и спроси совета.

Хидэёси поклонился отцу и поспешил к себе.

Дорога в храм шла через весь город. Когда молодой самурай покинул княжеский замок, солнце стояло в зените. На улицах было многолюдно: спешили по делам чиновники, толкали телеги уличные торговцы, возле лавок надрывали глотки зазывалы. В раскалённом воздухе витала дорожная пыль. Со стороны порта доносились крики чаек и человеческий гул; и ни дуновения ветерка.

По дороге ему приходилось постоянно огибать торговцев. Брать с собой мечи отец запретил, а без них молодому Хидэёси не спешили уступать дорогу. Единственную остановку он сделал возле каменного моста через Накасиму, где наскоро перекусил лапшой с водорослями, купленными у разносчика.

Кофукудзи выделялся среди других буддистских монастырей. Двухэтажный, с изогнутой черепичной крышей и тонкими деревянными колоннами, которые обвивали нарисованные драконы. Он напоминал замок заморских варваров и был построен таким не случайно. То был знак примирения между жителями Поднебесной и Страны восходящего солнца.

Почему отец послал Хидэёси именно в Кофукудзи, а не в храм поближе, оставалось для молодого самурая загадкой. Когда он вошёл во двор, на башне возле храма зазвонил колокол. Должно быть, наступило время молитвы.

Внутри святилища царила приятная прохлада, однако посетителей кроме него не оказалось. На алтаре будды Шакьямуни курились благовония; возле них молился монах, одетый в традиционное чёрное кимоно. Его седые волосы были заплетены в длинную косу, какие носили за морем.

– Где мне отыскать настоятеля Мокусу? – спросил у него Хидэёси.

– Считай, что ты его отыскал, молодой господин. Какое у тебя дело к скромному Мокусу?

– Меня послал к вам за советом мой отец, князь Нагасаки. Дело касается колдовства.

– Храм – не место для таких разговоров. Выйдем на задний двор, и там ты мне всё объяснишь.

Хидэёси последовал за монахом. За прогулкой среди мандариновых деревьев он рассказал монаху о вчерашнем происшествии.

– Второе солнце, – пробормотал настоятель.