Ковчег острова Альмендралехо. Приключенческий роман

– Вообще-то я очень занят, мама. Что-то случилось?

– Не знаю, как тебе сказать… Вобщем, это по поводу отца. Ты понимаешь, это не телефонный разговор, эти журналюги, они буквально стерегут каждый мой шаг, пытаются что-то выведать, а я сама ничего толком не знаю. Поэтому приезжай через запасной ход, хорошо?

Питер Черрик, двадцатишестилетний мужчина, в мать чернявый, с коричневыми глазами и смугловатой кожей, отчего его белая рубашка выглядела ослепительно белоснежной, был первым ребёнком в семье. Он уважал отца, который по русской привычке называл его Петей, и недолюбливал свою ветреную мать, которая ни разу не приложила его к своей груди. Возможно, именно потому, что мать его не вскармливала, Питер был к ней равнодушен. Но внешне его чувства никак не проявлялись, с матерью он был всегда вежлив, приветлив и даже сентиментально привязан, возможно, по той простой причине, что она ему когда-то недодала, и он подсознательно ждал этого недоданного.

Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, он вспомнил свой последний разговор с отцом, который приехал в его офис в последний день перед своим путешествием. Отец приехал без звонка, и потому сын как-то сразу растерялся и засуетился:

– Папа, что-то случилось? Да ты садись. Кофе будешь? Ты не предупредил. Мы давно с тобой не виделись. Извини, все дела и дела.

– Да брось ты, Петя, всё нормально, я всё понимаю. – С сыном он всегда говорил по-русски. – Не суетись. Я просто соскучился по тебе, вот и всё. Ты не думаешь припутиться? – спросил он, намекая на женитьбу.

Пётр рассмеялся:

– Все хотят заковать меня в кандалы. С чего бы это? А если честно, то я боюсь нарваться на… на…

– Не договаривай. Мать твоя, хоть и не примерная мать, но все-таки мать, женщина, которая дала тебе жизнь. – Николай улыбнулся. – Не без моего участия, конечно. Ты знаешь, как у нас в России говорят: какая бы мать ни была, а она мать, и дети должны её почитать за святую. Что поделаешь, она так воспитана. Ты помнишь, мы ездили с тобой в Россию?

– Конечно. Там совсем другие люди, особенно в провинции: доброжелательные, светлые, простые, от них так и веет родством, даже если они чужие.

– Вот-вот, там все родные. – Николай вздохнул. – А я к тебе вот по какому поводу: я собираюсь в очередное свое путешествие. Можем долго не увидеться.

– Снова на подлодке к Антарктиде?

– Нет, нет, это совсем другое. Но всякое может случиться. Поэтому я дарю тебе вот эту штучку.

Николай протянул сыну телефонный аппарат. Тот повертел его в руках.

– Обыкновенный аппарат космической связи, что же в нём такого.

– Да, обыкновенной, да не обыкновенной. Через этот аппарат можем связываться только мы с тобой. Понимаешь, только мы вдвоем. Даже не так: только я с тобой.

– Но зачем, папа, что за таинственность и конспирация?

– Так нужно. Пока я объяснить тебе ничего не смогу. Потом как-нибудь. И я попрошу тебя: чтобы со мной ни случилось, никому ничего не говори. Об этом знаем только ты и я.

– Отец, что может с тобой случиться, ты меня пугаешь, ей богу.

– Ну, ты же понимаешь, что любое путешествие, тем более по океану, связано с риском, с большим риском.

Петр недоверчиво, исподлобья посмотрел на отца.

– Ты что-то не договариваешь, отец. На современных кораблях и яхтах пройти кругосветку не сложнее, чем пройти через комнату до ночного горшка.

– И, тем не менее, – твердо сказал отец. Помолчав, он продолжал: – К тому же из всего нашего семейства я могу надеяться только на тебя. Ты единственный самостоятельный, деловой человек, который может принять нужное решение в случае необходимости. Ты сделал большие успехи в бизнесе, сын, – неожиданно добавил он.

– Ну, не такие уж и большие, – поскромничал Петр.

– Скромность качество очень хорошее, сынок, и тем не менее это так. И ещё один совет: не набирай лишнего веса, ни физического, ни финансового. Если чувствуешь, что ожирел, – сбрось его, иначе ты потеряешь подвижность и коммуникабельность. А там и до кресла-каталки недалеко, – с шутливостью добавил он. – И ещё вот что. Ты помнишь квартиру, которую я оборудовал в районе Скотч-Плейнса?

– Конечно, – ответил Питер. – Ты, кажется, затеял какой-то очередной эксперимент. Я же был там.

– Хорошо. Так вот, как только получишь обо мне какие-нибудь неприятные известия, я попрошу тебя приезжать в эту квартиру еженедельно по четвергам в восемь часов вечера.

– Ты меня пугаешь, папа. – Питер недоверчиво посмотрел на отца. – Ты уже сейчас заранее говоришь о каких-то неприятностях. Впрочем, если ты меня об этом просишь, то мне нетрудно.

Прощался с Петром отец на этот раз необычно нежно и сентиментально, на мгновение Петру даже показалось, что на глазах старика мелькнула слёзная росинка, чего он никогда не видел с тех пор, когда они ездили в Россию на похороны отцовской матери и бабушки Петра.

После того как прошли слухи о таинственном исчезновении всего экипажа яхты «Аннушка», Пётр долго думал, тот ли это случай, когда появилась необходимость связи с отцом, но после некоторого размышления решил подождать развития событий.

Сейчас, когда он ехал на встречу с матерью, ему на секунду показалось, что такой момент наступил – уж слишком лихо и стремительно закручивались события, но всё же он решил сначала поговорить с матерью – что-то она скажет ему.

Ещё издали Питер заметил толпу журналистов, дежурящих у главных ворот, засады фотокорреспондентов на балконах и крышах соседних домов, и потому без сомнений свернул на маленькую боковую улочку и припарковался у незаметного обшарпанного подъезда четырехэтажного кирпичного дома. Пётр нажал кнопку звонка и неожиданно услышал сзади клацк фотоаппарата. Оглянулся и увидел перед собой безусобородатую морду известного «папарацци» Рио Диксона. На лице его застыла блудливо-насмешливая улыбка. Он спросил:

– В гости, сэр Черрик?

– Какое ваше дело, господин Диксон, – неприветливо ответил Питер. – Ваше место у ворот дома моей матери, не так ли.

– Это как сказать, сэр Черрик. Если эти бараны, – он махнул в сторону, – думают, что подцепят там что-то жареное, то они ошибаются. По моему, жареным пахнет именно от этой двери, где вы сейчас стоите.

– Ну что ж, – спокойно отвернулся Питер, – если вы голодны, то нюхайте, авось, насытитесь.

– А что вы можете сказать, сэр, об исчезновении экипажа вашей яхты?

– Поверьте, Диксон, я знаю об этом даже меньше, чем вы.

В это время дверь открылась и на пороге появилась добродушное лицо Стефана. Он был очень сметлив и сообразителен, этот афроамериканец. Увидев позади Питера известного фотокорреспондента, он сказал:

– Для того чтобы посмотреть вашу машину, сэр Питер, понадобится время, поэтому вы проходите, а я поеду в автосервис. Это не займет много времени.

– Хорошо, Стеф, я подожду. А твоя Джен угостит меня своим пирогом?

– Конечно, сэр.

Питер оглянулся, увидел потухающую блудливость на лице Рио Диксона, постепенно превращающуюся в гримасу, и вошёл в дом.

Потайной подземный ход, о котором знали только члены семьи и несколько слуг дома Черрика, был оборудован лет двадцать назад именно для защиты семейного спокойствия от назойливого любопытства репортеров и излишне любознательных мещан. Им пользовались только в крайне щепетильных случаях, когда иного способа тайно и незаметно проникнуть в дом не было. Строился этот тоннель тоже скрытно, даже рабочие, которые его сооружали, не знали, куда их привозили.

После короткого взаимного приветствия низенькая толстушка Джен подала Питеру ключ и сказала:

– Сэр Питер, со вчерашнего дня около нашего дома крутится какой-то странный тип.

– Я знаю, Джен.

– Он просил войти внутрь, чтобы попить воды.

– И что? – насторожился Питер.

– Я его впустила и угостила водой. Он долго не уходил, разговаривал со мной и долго крутил головой и что-то вынюхивал. Но что можно увидеть в нашей халупе, разве что старый дубовый шкаф.