Наивный мангуст

– Можешь улыбаться, но я это точно знаю, – сказала девушка, потом неожиданно закрыла руками лицо и заплакала. Семён обнял её.

– Что это с тобой, не бойся, всё уже закончилось, всё будет хорошо. Я тебя не дам в обиду, – успокаивал её Семён.

– У меня тяжёлое предчувствие, что-то случится, я так боюсь, – и она зарыдала.

Семён долго успокаивал Асмиру, вытирал ей слёзы, обнимал. Наконец, рыдания стихли.

– Я очень боялась, завтра должен был приехать Абдурашид, тётка оставила бы меня с ним наедине и ушла. А он способен на всё, ничего не боится, у него отец генерал. Я бы погибла, меня бы не было, если бы не ты.

Она обвила его шею своими горячими руками и прижалась влажным лицом к его горячим губам.

Семён попросил Асмиру никуда не выходить из квартиры и не звонить по телефону ни родственникам, ни подругам, иначе могут определить её телефон. Любови Ивановне он вкратце поведал историю с бегством Асмиры.

Семён с помощью Амана и его друзей нашёл имама, но тот не согласился обвенчать его с Асмирой. Сваха Фархунда все равно купила Асмире национальное свадебное платье, а Семёну халат, тюбетейку и всё остальное, предназначенное для венчания. В ЗАГСе назначили регистрацию через четыре дня. А потом в одном из ресторанов планировалось провести свадьбу, пригласить подруг невесты, друзей Семёна из школы, Комиссарова, начальника школы, Любовь Ивановну, сваху Фархунду. Своих родителей и родственников Асмира решила не приглашать, а только передать через тётю всем подарки, которые купил Семён. Матери Асмиры он купил богатый золотой гарнитур, а отцу достал через ребят дефицитный японский магнитофон. А вечером Семён хотел улететь с молодой женой в Москву, а потом оттуда в Ленинград, показать жене сердце и душу большой страны, сходить в театры, на концерты, ВДНХ, музеи, осмотреть исторические памятники.

Рафик взял свой фотоаппарат «Зенит», чтобы на прощанье сфотографироваться с Семёном и Аманом у фонтанов Ташкента, а потом поехать в аэропорт за билетами. Отъехав несколько кварталов от школы, Рафик заметил за машиной хвост. Офицеры стали наблюдать и определили, что слежка за ними ведётся профессионально.

– Кто бы это мог быть, на наших ребят не похожи, – размышлял Рафик. – Надо попробовать оторваться.

– Давай поедем к базару, там поставим машину. Мы с тобой уйдём к киоскам, между ними есть узкий проход. Там спрячемся и будем наблюдать за Семёном. А он задержится, а потом пойдёт на базар, уводя за собой хвост. Глядишь, одного из них подловим и попытаем, кто они и есть ли санкция на слежку за нами, – предложил Аман.

– Отлично, если я задержусь в машине, они не пойдут мимо неё за вами, сразу подставятся. А больше идти негде, одна дорога на базар, или идти вокруг, а это далеко. Оттяну все силы на себя, предполагаю, что я им только и нужен. Абдурашид не может простить мне того, что Асмира выбрала меня, – предположил Семён.

– Ну, дела! С вами, товарищи офицеры, не удастся соскучиться. Невесту мы уже украли, скоро ЗАГС и свадьба. А теперь слежка родителей или кого-то ещё. Аман, открой бардачок, – попросил, улыбаясь, Рафик.

Аман открыл крышку бардачка. Там лежали блестящие американские наручники из нержавеющего металла. Таких наручников ребята ещё не видели.

– Бери их, Аман, а я возьму фотоаппарат, мы им покажем, что такое контрразведка, – южные чёрные глаза Рафика горели молодым задором и отвагой.

Всё сделали строго по плану. Рафик накинул на шею ремень фотоаппарата, Аман спрятал в карман наручники. Вышли из машины, толкая друг друга и смеясь, дурачась, побегали по траве у арыка. Беззаботные молодые ребята, да и только. Потом они, не торопясь, пошли по дорожке к рынку. И, как только вошли в ворота, пропали из глаз.

Семён вышел из машины и, жуя на ходу печенье, не торопясь, тоже пошёл к воротам рынка. Краем глаза заметил движение в припарковавшейся недалеко машине. Один за другим вышли двое ребят и тоже направились к воротам рынка. Один потом отстал, сел якобы переобуться на траву. А второй пошёл за Семёном вдоль рядов с фруктами. Семён останавливался перед прилавками, приценивался к товару, пробовал фрукты, беседовал с торговцами. Он продвигался дальше и дальше вдоль длинных рядов. Народа было мало. За ним неотступно шёл человек неопределённого возраста и без особых примет. Серый, невзрачный, такой, что и смотреть на него не было никакого желания. Но он часто поглядывал на часы. «Служака! Запоминает время для составления сводки», – ухмылялся Семён. Второго молодого парня не было видно. Улучшив момент, когда на какие-то секунды наблюдатель Семёна отвернулся, чекист согнулся и юркнул в проход между прилавками, повернул влево и спрятался под прилавок прямо у ног торговца. Он смотрел на торговца снизу – вверх, приложив палец к губам. Потом услышал крик.

– Где он?

Торговец поднял руку, показывая на ряды прилавков в другой от Семёна стороне. По дощатому тротуару застучали ботинки наблюдателя. А Семён, пригнувшись так, что его не было видно из-за прилавка, побежал между рядов в обратном направлении к воротам. Бежать в такой позе было трудно, но адреналин играл, и он добежал до самых ворот, не поднимаясь во весь рост. Только здесь он приподнялся и осторожно выглянул из-за столба, поддерживающего крышу над прилавками. Машина Рафика стояла на месте, а к ней почти бегом двигались Рафик и Аман. Семён тоже вышел из своего укрытия и быстрым шагом пошёл к машине. Прыгнул на заднее сиденье, и машина рванула вперёд.

– Семён, знаешь, здесь всё гораздо серьёзнее, чем мы думали. Молодец, что оторвался, мы тебе такое расскажем, не поверишь. Настоящий Афган, – говорил Рафик, крутя баранку машины. Они летели на скорости под сто километров, проезжая на красный свет светофоров. И оторвались от своих преследователей.

– Мы действовали, как спланировали, а всё получилось, даже лучше, – продолжил рассказ Аман. – Этого парня схватили, когда он проходил около киосков, где щель между ними. Ты, Семён, с хвостом был уже далеко. Рядом никого не было. Зажали ему рот, затащили за киоск, надели наручники. Рафик его сфотографировал в наручниках и показал удостоверение. Сказали ему, что, если не расколется, отвезём в отдел КГБ, спросили, зачем ведут слежку за сотрудниками госбезопасности. И поставили условие: скажешь правду – отпустим. Нет, ждёт камера, а там смерть.

Парень молодой испугался. Рассказал, что он из милицейской наружки. Мы сфотографировали его документ прикрытия. Его бригаде дали ориентировку, что ты, Семён, опасный преступник, убийца и похитил девушку. В машине наружки есть пистолеты и автомат. Им приказано применять против тебя оружие на поражение, если возникнет такая необходимость. Взяли они нас под наблюдение у КПП школы. Короче, мы его предупредили, чтобы он молчал, а вечером назначили встречу в районе школы. Сказали, что разговор с ним записан на магнитофон. Он поверил, потому что и они это делают.

Семён, мы в аэропорт сегодня не поедем, это опасно. Я думаю, тебя хотят убрать из-за Асмиры. Спровоцировать на конфликт и убрать. Здесь, наверное, большие шишки замешаны. Может, тот милицейский генерал, отец Абдурашида, который сватался к Асмире. Нужно доложить об этом начальнику школы.

После прибытия в школу лейтенанты сообщили начальнику о происшествии. Полковник доложил по инстанции, вскоре в школу прибыли Комиссаров, следователь, сотрудники по собственной безопасности и сотрудники спецподразделения. Офицеров допросил следователь в присутствии командиров. Фотоплёнку проявили и сделали фотографии для доклада руководству комитета республики с другими материалами. Семёнову и его друзьям запретили выходить за пределы территории школы. Комиссаров распорядился, чтобы билеты на самолёт Семёну и Асмире приобрели его сотрудники. Потом они остались вдвоём.

– Вот так, Семён Николаевич, воровать восточных девушек! Можно и жизни лишиться. Свадьбу придётся отменить, а ЗАГС – это обязательно. Я подготовлю рапорт на имя генерала, и вас с Асмирой вплоть до трапа самолёта будут охранять наши спецназовцы. В диспетчерской аэропорта тоже будут наши люди, чтобы не повернули самолёт обратно или на ближайший аэродром после взлёта, – неспешно бросал слова Комиссаров, расхаживая по кабинету.

– Неужели и такое может быть? – удивился Семён.

– Может-может, ещё как. Местные баи очень мстительные и своенравные. А хитрости им не занимать, они и там, в Дальнеморске, могут попытаться тебя достать. Как же, девушка отказала сыну генерала, нанесла оскорбление семье! Им отказа не должно быть, понимаешь? Это средневековье в худшем смысле, его не выкорчевать здесь и через сто лет.

– А как же советская власть? – удивился Семён.

– Советская власть всем хороша. Живём почти по Евангелию, человек человеку друг, товарищ и брат. Но если истинные верующие действительно братья, то в нашем обществе всё ещё далеко не так. Кое кто не видит врагов и вредителей в своих рядах, высоких бонз, работающих на противника. Как говорится, вольно или невольно, либо по недомыслию или неумению. Эти враги страшнее иностранных спецслужб, работающих против нашей страны. – Комиссаров опёрся двумя руками на стол и в упор смотрел на Семёна. – Вот так, лейтенант, помни всегда об этом и выявляй врагов! Я обеспечу вашу охрану в ЗАГСе и аэропорту. Предупреди Асмиру, чтобы она никуда не выходила из квартиры и никому не звонила.

Семён поблагодарил Бориса Ивановича, а потом вдруг вырвалось:

– Товарищ, полковник, сейчас мы изучаем варианты легенд прикрытия для сотрудников, направляемых работать за границу. Конкретно как защитить легенду прикрытия оперработника ещё на территории Советского Союза. Агенты спецслужб противника могут установить, что есть такой-то работник, живёт по такому адресу, у него семья дети и так далее. Оперработника направляют работать за границу нелегалом, а вражеский агент сообщает об его исчезновении с места жительства. Конечно, спецслужбы противника начинают искать оперработника на своей территории. Может быть легендой смерть оперработника, могут наши специалисты перед родными и близкими людьми сымитировать её, как настоящую? Чтобы никто даже не догадывался, что оперработник жив? – Борис Иванович молчал, потом вздохнул,

– Могут, наши всё могут, но так делать вообще не принято. Есть много других вариантов защиты легенды. Хотя..– он сделал паузу и окинул Семёна холодным взглядом. – Я знаю случай, когда завистники так свели с человеком счёты. Но..– он снова сделал паузу. – Разумнее о таких случаях вообще ничего не знать! – это Семён хорошо понимал, но не смог сдержаться и задал вопрос, чтобы прояснить мучивший его вопрос. Теперь надо было просто об этом забыть.

Лейтенант позвонил Асмире и снова напомнил, чтобы она никуда не звонила и на улицу не выходила. Пообещал, что завтра приедет к ней.

Ночью снился и снился сон, страшная, чёрная женщина приходила к нему, грозила пальцем и шипела: «Ты не закопал коробочку на кладбище, так закопаешь самое дорогое». Он проснулся рано и больше не мог уснуть. Что за сны его одолевают, как их понять? Утром было построение, а потом он мог быть свободен. После пробежки ему вдруг стало не по себе, перед глазами стояла Асмира, грустная и поникшая, слёзы катились из глаз. Он позвонил Любови Ивановне, та сказала, что Асмира сейчас в ванной. А перед этим кому-то звонила. Семён попросил Любовь Ивановну никуда Асмиру не отпускать и двери не открывать никому.

Он не мог завтракать, долго искал начальника курса. Наконец нашёл его и поставил в известность, что уходит в город. Аман, как всегда был рядом и тоже собрался с ним. Рафика не нашли и вызвали такси. Стояли и ждали на КПП, время тянулось мучительно долго. Тучи обложили небосвод, где-то отдалённо громыхнул гром. Аман чувствовал состояние Семёна и ни о чём его не расспрашивал. А тот мерил шагами проходную. На улицу решили не выходить, чтобы не привлекать внимание возможных наблюдателей. Хотя сейчас вокруг школы должна была работать наша наружка. Оба лейтенанта были одеты в форму. Такси прибыло неожиданно, раздался сигнал автомашины у ворот школы. Ехали быстро, Семён был как на иголках, подгоняя таксиста. А перед глазами Асмира, протягивает к нему руки, просит, зовёт, быстрее, быстрее. Сердце вырывалось из груди Семёна, он не находил себе места. Медленно, как медленно тянется дорога, дома, деревья, люди. Рука дрожит, дрожит, сжимается грудь. Аман успокаивал, чтобы не переживал, ведь ничего не случилось, а предчувствие может быть от волнения.

Но всё не так просто, есть дух, неосязаемый, невидимый. Это он открывает наши чувства всё знает и всем управляет. На любом расстоянии для него нет преград и границ. Семён тогда не мог знать, что через много лет он не пропустит сообщение своего закордонного источника о том, что спецслужбы противника проводят опыты по способам связи с помощью мысли. Не посчитает его абсурдным или лишённым перспективы.

А сейчас он мысленно видит свою невесту и чувствует, что ей очень плохо! Медленно, как медленно движется машина, кажется, она стоит на месте, как тучи, что повисли над городом.

Но вот показалась знакомая улица и дом-девятиэтажка, построенная после землетрясения в Ташкенте. У подъезда дома стояла женщина, запрокинув голову, смотрела вверх. Она что-то отчаянно кричала на узбекском языке. На кого так похожа эта женщина? Да это же мать его Асмиры. Такси остановилось. Семён выскочил из машины и бросился бежать так быстро, как он никогда не бегал. Бежал и смотрел вверх, рискуя споткнуться и разбиться. А там наверху, на крыше девятиэтажного дома, на её самом краю, на парапете стояла его Асмира. Что-то кричала и отчаянно отбивалась от парня, это был отвергнутый жених Абдурашид. Из подъездов бежали люди и тоже кричали. Семён на ходу крикнул:

– Уйди с края крыши.

Но Асмира не слышала, она вырвалась из рук своего преследователя, он снова кинулся к ней. Она увернулась, сильно оттолкнула его, а он, делая шаг назад, чтобы не упасть, вскинул руки вверх и задел её. Асмира покачнулась, пытаясь сохранить равновесие, наклонилась в сторону крыши, но не смогла удержаться.

Семён бежал и на миг увидел её удивлённые глаза, которые в эту секунду падения заметили его. Она улыбнулось радостной и счастливой улыбкой. Он совсем был рядом с местом, куда она должна была упасть. И Семён прыгнул, чтобы подхватить это лёгкое тело, которое он назвал при их встрече ветерком. Но не достал, только коснулся пальцами ускользнувшего из рук счастья. Он упал на колени, приподнял её голову и увидел прекрасные глаза, которые светились радостью и счастьем.

– Я люблю тебя, прощай, мы ещё встретимся, – прошептала она и закрыла глаза. Семён крикнул чтобы вызвали скорую помощь. Дрожащими руками гладил её волосы, лицо, плечи, говорил, что всё будет хорошо, называл её Асенькой и Асмирой, просил, чтобы она держалась, не уходила, но всё было напрасно, Асмира лежала неподвижно. И её нельзя было поднять и понести, из-за тяжёлых травм. Он неожиданно почувствовал, что это конец, слёзы хлынули из его глаз, голова упала на сухую землю рядом с головой любимой, пальцы вонзились в землю, чтобы удержать ту, что уходила.

Спина Семёна сотрясалась от беззвучных рыданий. Подбежала какая-то женщина-узбечка, стала на колени перед Асмирой, почти легла на землю и стала что-то быстро повторять на узбекском языке «ла илаха илла-ллаху»… Асмира, не открывая глаз, беззвучно двигала губами, а потом прошептала:

– Я люблю Аллаха! – и сделала свой последний в этой жизни вздох. Струйка крови показалась в уголке её прекрасного рта.

– Она помолилась, – радостно закричала женщина, – Слава Аллаху, Аллах примет её. Гул одобрения пронёсся над толпой людей, которые выбежали из дома и окружили Асмиру. Подбежал узбек в белом костюме, пощупал пульс.

– О Аллах! Она умерла, я врач, – крикнул он. Раздался сдавленный крик, и женщина, очень похожая на Асмиру, упала, как подкошенная, на землю.

– Нет! Нет! Если ты есть, Бог, не забирай у меня Асмиру! – закричал Семён, подняв содранные до крови пальцы на ладонях к небу. – Забери и меня с ней! Забери! – надрывно гремел его голос.

Из нависших туч сверкнула молния, и ударил в набат раскатистый гром. Протяжно с дикой болью завыл порывистый ветер. Несколько женщин подбежали к Асмире, легко подняли её тело и понесли к машине. Хлынул ливень. Рыдающая Любовь Ивановна подбежала к стоящему на коленях, с запрокинутой в небо головой, Семёну. Струи дождя хлестали по его лицу, открытым невидящим глазам. Казалось, что дождь хочет смыть с него то страшное горе, которое порвало его душу на две части. Одна половина была с ней, любимой, и летела бестелесная с этим лёгким ветерком, который он уже никогда не поднимет на руки. А вторая, маленькая часть, чуть теплилась где-то под его раненым сердцем.

– Она должна быть похоронена до заката солнца, мы едем на кладбище. – проговорила рыдающая Любовь Ивановна и обняла Семёна за плечи. – Я за тобой пришлю, у меня в квартире тебя ждёт Амангельды. Он задержал Абдурашида.

Две промокшие женщины пытались привести в чувство мать Асмиры, она потеряла сознание и лежала на земле под дождём.