– Что же вы ему сделали?
– Мы ему напомнили о деньгах.
– А, я понимаю, Портос не любит, чтоб ему напоминали об этом, в особенности когда у него нет денег, но я знаю, что теперь они у него должны быть.
– И мы также думали; а как здесь дела ведутся в порядке, и мы сводим счет каждую неделю, то по прошествии недели мы и представили ему счет, но кажется, попали не в добрую минуту: лишь только успели заикнуться о деньгах, как он вытолкал нас за двери; правда, что он накануне проигрался.
– Как, он играл? с кем же?
– Кто его знает; какой-то проезжий, которому он предложил сыграть партию в ландскнехт.
– Так, так! и несчастный верно все проиграл.
– Даже лошадь свою. Когда незнакомец собирался в дорогу, мы видели, что лакей его седлает лошадь г. Портоса. Мы это ему заметили, но он отвечал, чтобы мы не мешались не в свое дело, что лошадь принадлежит ему. Мы тотчас дали знать о том г. Портосу, но он велел нам сказать, что мы мошенники, что если дворянин сказал, что это лошадь его, то мы и должны верить слову дворянина.
– Я узнаю Портоса, сказал про себя д’Артаньян.
– Тогда, продолжал хозяин, – я велел ему сказать, что так как мы не можем сойтись насчет платежа, то не удостоит ли он чести соседа моего, содержателя гостиницы Золотого орла; г. Портос отвечал, что моя гостиница ему лучше нравится, и что он тут остается. Этот ответ льстил моему заведению, и потому я не мог более настаивать, чтоб он от меня выехал. Я ограничился тем, что предложил ему уступить занимаемую им комнату и перейти в третий этаж, где был свободен маленький хорошенький кабинет. На это г. Портос ответил мне, что как он ожидает с минуты на минуту свою любовницу, какую-то знатную даму при дворе, то я должен понять, что даже та комната, которую он теперь занимает, слишком недостаточна для такой важной особы.
При всем том, сознавая истину его слов, я все-таки настаивал на своем; но, не говоря дурного слова, он схватил пистолет, положил его на стол пред собой и объявил нам, что при первом слове о каком бы то ни было перемещении, внутреннем или внешнем, он размозжит голову тому, кто станет соваться в дело лично до него касающееся. С тех пор уж никто и не входит в его комнату кроме одного слуги его.
– Так Мускетон также здесь?
– Да, пять дней спустя после отъезда, он воротился сюда в самом дурном расположении духа; должно быть и с ним случилось какое-нибудь несчастие по дороге. К сожалению, он еще нецеремоннее своего барина; он все здесь поставил вверх дном, и опасаясь, что ему иногда могут отказать в том, что ему нужно, он сам берет все без просу.
– В самом деле, отвечал д’Артаньян, – надобно отдать справедливость Мускетону, что он преданный и ловкий слуга.
– Может быть, но представьте себе, что если бы случилось три или четыре раза в году встретить такую преданность и ловкость в людях, останавливающихся здесь, то я разорился бы совершенно.
– Но Портос вам заплатит.
– Гм… сказал хозяин с видом сомнения.
– Он фаворит знатной дамы, которая не оставит его в затруднительном положении из-за такой безделицы, какую он вам должен.
– Осмелюсь я сказать то, что думаю…
– А что вы думаете?
– Или лучше сказать, то что я знаю.
– Что вы знаете?
– И знаю наверное.
– Посмотрим, что вы знаете наверное.
– Я говорю, что я знаю кто эта дама.
– Вы?
– Да, я.
– Как же вы ее знаете?
– О, если б я мог вам довериться…
– Говорите, даю вам слово дворянина, что вы не будете раскаиваться в вашем доверии.
– Согласитесь, что нужда заставляет иногда прибегать к крайним средствам.
– Что же вы сделали?
– Только то, что в праве был сделать кредитор.
– А именно?
– Г. Портос дал нам записку к этой герцогине, чтоб отнести ее на почту, так как человек его еще тогда не возвратился. Сам он не мог выходить из комнаты, а потому и должен был по неволе обратиться к нам.
– Потом?
– Вместо того чтобы послать письмо по почте, что не всегда бывает верно, я воспользовался случаем, что один из моих людей отправлялся в Париж, и приказал ему отдать письмо самой герцогине в руки. Отчасти я исполнил этим желание г. Портоса, который очень беспокоился о письме, не правда ли?
– Почти так.
– Так знаете ли, что это за знатная дама?
– Нет, я только слышал о ней от Портоса.
– Так вы не знаете, кто эта мнимая герцогиня?
– Говорю вам, что нет.
– Старуха-прокурорша, г-жа Кокнар, лет 50, и которая прикидывается еще ревнивою. Мне и то показалось странно, что герцогиня живет в Медвежьей улице.
– А как вы все это узнали?
– Потому что она ужасно рассердилась, прочитав письмо г. Портоса, назвала его ветреником и сказала, что он ранен, верно, опять из-за какой-нибудь женщины.
– А разве он ранен?
– Ах, что я сказал!
– Вы сказали, что Портос ранен.
– Да, но он строго запретил говорить об этом.
– Почему?