– Где он жил?
– В улице ла-Гарп, № 75.
– Где это?
– Возле Люксембурга.
– И вы уверены, что он не видался с королевой?
– Я полагаю, что королева слишком уважает свои обязанности, государь.
– Но у них была переписка: это к нему королева писала целый день. Герцог, я хочу иметь эти письма.
– Но, государь…
– Герцог, я хочу их иметь, чего бы это ни стоило.
– Позвольте заметить вашему величеству…
– Разве вы тоже изменяете мне, г. кардинал, что вы всегда противитесь моей воле? Разве вы тоже в союзе с Испанцами и Англичанами, с г-жей де-Шеврёз и с королевой?
– Государь, отвечал со вздохом кардинал. – Кажется, я не подал повода к подобному подозрению.
– Вы слышали, кардинал, я хочу иметь эти письма?
– Есть одно только средство.
– Какое?
– Поручить это канцлеру Сегие. Это совершенно относится к обязанностям его звания.
– Послать за ним сейчас же!
– Он должен быть у меня, государь; я посылал за ним, и уходя в Лувр приказал просить его подождать, если он придет.
– Пошлите за ним сейчас же!
– Приказание вашего величества будет исполнено, но…
– Но что?
– Но королева, может быть, не захочет повиноваться.
– Моему приказанию?
– Да, если она не будет знать, что это приказание короля.
– Хорошо! Чтоб она не сомневалась, я сам предупрежу ее.
– Ваше величество не забудете, что я сделал все что мог, чтобы предупредить разрыв.
– Да, герцог, я знаю, что вы очень снисходительны к королеве, может быть даже слишком снисходительны, и мы об этом поговорим после.
– Когда угодно будет вашему величеству; но я всегда буду счастлив тем, государь, что приношу себя в жертву доброму согласию, которое всегда желаю видеть между вами и королевой Франции.
– Хорошо, кардинал, хорошо, пошлите же за канцлером, а я пойду к королеве.
И Людовик XIII пошел в коридор, соединявший его кабинет с комнатами Анны Австрийской.
У королевы были в это время придворные дамы ее: г-жа де-Гито, г-жа де-Сабле, г-жа де-Мопбазои и г жа де-Гемене. В одном углу сидела испанская горничная ее, донна Естефана, последовавшая за ней из Мадрида. Г-жа де-Гемене читала; все слушали ее со вниманием, кроме королевы, которая нарочно устроила это чтение, чтобы, притворяясь слушающею, можно было мечтать на свободе.
Мысли ее, украшенные последним отблеском любви, все-таки были печальны. Анна Австрийская, лишившаяся доверенности своего мужа, преследуемая ненавистью кардинала, не могшего простить ей, что она отвергла нежные чувства его, имея перед глазами пример королевы матери, которую ненависть эта мучила во всю жизнь ее, хотя Мария Медичи, если верить запискам того времени, сначала питала к кардиналу то чувство, в котором Анна Австрийская всегда ему отказывала. Анна Австрийская видела как падали один за другим самые преданные слуги ее, самые искренние советники, самые дорогие любимцы. Она как будто обладала пагубным свойством приносить несчастие всему, к чему прикасалась; Дружба ее была роковым знаком, вызывавшим преследование. Г-жи де-Шеврёз и де-Верне были изгнаны, наконец ла-Порт не скрывал от своей госпожи, что он с часу на час ожидал что его арестуют.
В то время когда королева была погружена в самые мрачные мысли, дверь отворилась и вошел король.
Чтение тотчас прекратилось, все дамы встали, и наступило глубокое молчание.
Король не сделал никакого приветствия и, становясь перед королевой, сказал ей нетвердым голосом:
– К вам придет канцлер и сообщит вам то, что я ему поручил.
Несчастная королева, которой беспрестанно угрожали разводом, изгнанием и даже судом, побледнела под румянами и не могла удержаться, чтобы не спросить:
– Зачем же он придет, государь? Что такое скажет мне канцлер, чего ваше величество не можете сказать мне сами.
Король, не отвечая, повернулся на пятках, и почти в ту же минуту капитан гвардии Гито объявил о приходе канцлера.
Когда канцлер вошел, король вышел уже чрез другую дверь.
Канцлер вошел, полу-улыбаясь, полу-краснея. Так как мы, вероятно, не раз еще встретим его в продолжении этой истории, то не худо познакомить с ним читателей.
Этот канцлер был большой забавник. Де-Рош ла-Масль игумен Нотр-Дамской церкви, бывший некогда камердинером кардинала, рекомендовал Сегие кардиналу, как человека вполне ему преданного. Кардинал поверил ему и не жалел об этом.
Сделавшись канцлером, он ревностно служил кардиналу в ненависти его к королеве матери и мщении против Анны Австрийской, поощрял судей в деле Шале; наконец, обладая полною доверенностью кардинала, так хорошо им заслуженной, он достиг того, что на него возложили странное поручение, для исполнения которого он явился теперь к королеве.
Королева стояла еще, когда он вышел, но как только она его заметила, села опять на кресло, сделав знак своим дамам, чтобы они садились на свои подушки и табуреты, и гордо спросила его:
– Что вам угодно, зачем вы явились сюда?
– Чтобы сделать, по приказанию короля и совсем уважением, которым я обязан вашему величеству, подробный обыск в ваших бумагах.
– Как! обыск в моих бумагах? но это низко!
– Извините меня, я в этом случае только орудие короля. Разве его величество не был здесь сейчас и не просил вас приготовиться к этому обыску?
– Обыскивайте; кажется, меня считают преступницей; Естефана, дайте ключи от моих столов.
Канцлер для соблюдения Формы осмотрел столы, но он знал, что не в столе королева спрятала важное письмо, написанное ею в тот день.