– А буква М?
– Она обозначает вовсе не «смерть», как утверждает королева-мать.
– Что же она обозначает? – спросил Карл.
– Она обозначает… обозначает имя женщины, которую любил Ла Моль.
– А как зовут ее?
– Братец, ее зовут Маргарита, – сказала королева Наваррская, падая на колени перед ложем короля; она охватила своими руками его руку и прижала к ней залитое слезами лицо.
– Тише, сестра! – говорил Карл, бросая вокруг сверкающие взоры из-под сдвинутых бровей. – Ведь если слышали вы, то и вас могут услыхать!
– Все равно! – ответила Маргарита, подняв голову. – Пусть меня слышит хоть весь свет! Я перед всем светом заявлю, что подло, воспользовавшись любовью дворянина, марать его честное имя подозрением в убийстве.
– Марго, а если я тебе скажу: я знаю так же хорошо, как ты, что правда и что неправда?
– Брат?!
– Если я тебе скажу, что Ла Моль невинен?
– Вы это знаете?
– Если я тебе скажу, кто истинный виновник?
– Истинный виновник?! – воскликнула Маргарита. – Так, значит, преступление все же было?
– Да. Вольно или невольно, но преступление совершено.
– Против вас?
– Против меня.
– Не может быть!
– Не может быть?… Посмотри на меня, Марго.
Маргарита вгляделась в брата и даже вздрогнула, увидев, до какой степени он бледен.
– Марго, мне не прожить и трех месяцев, – сказал Карл.
– Вам, брат мой?! Тебе, мой Шарль?! – воскликнула сестра.
– Меня отравили, Марго.
Маргарита вскрикнула.
– Молчи, – сказал Карл, – необходимо, чтобы все думали, будто я умираю от колдовства.
– А вы знаете виновника?
– Знаю.
– Вы сказали, что это не Ла Моль?
– Нет, не он.
– Конечно, и не Генрих!.. Великий боже! Неужели это…
– Кто?
– Мой брат… Франсуа?.. – прошептала Маргарита.
– Возможно.
– Или же, или же… – Маргарита понизила голос, точно сама испугавшись того, что сейчас скажет, – или же… наша мать?..
Карл промолчал.
Маргарита посмотрела на него, прочла в его взгляде утвердительный ответ и, упав снова на колени, бессильно прислонилась к сиденью кресла.
– Боже мой! Боже мой! – шептала она. – Это немыслимо!
– Немыслимо! – сказал Карл с визгливым смехом. – Жаль, что здесь нет Рене, а то бы он рассказал тебе целую историю.
– Рене?
– Да. Он рассказал бы, например, как одна женщина, которой он ни в чем не смеет отказать, попросила у него охотничью книгу из его библиотеки; как каждую страницу этой книги пропитала сильным ядом; как этот яд, предназначенный не знаю для кого, проник, игрою случая или божьим попущением, в другого, а не в того, кому предназначался… Но Рене здесь нет, а если хочешь взглянуть на эту книгу, то она там, в моей Оружейной; на ее страницах осталось столько яду, что хватит уморить еще двадцать человек, а надпись, сделанная рукою флорентийца, тебе скажет, что книга дана им лично соотечественнице.
– Тише, Шарль, тише! – сказала Маргарита.
– Теперь ты сама видишь, как важно, чтобы все думали, будто я умираю от колдовства.
– Но это же несправедливо, это ужасно! Пощадите! Пощадите! Вы же знаете, что он невинен!
– Да, знаю, но надо, чтобы он был виновен. Переживи смерть своего возлюбленного: это ничто в сравнении с честью французского королевского дома. Ведь я переживаю свой конец безмолвно, чтобы со мной умерла и тайна.
Маргарита поникла головой, поняв, что от короля нельзя ждать спасения Ла Моля, и вышла вся в слезах, не возлагая больше надежды ни на кого, кроме самой себя.
Как и предвидел Карл, Екатерина не потеряла ни минуты; она сейчас же написала главному королевскому прокурору Лягелю письмо, которое, сохранившись в летописях истории дословно, бросает кровавый свет на все это дело:
«Господин прокурор, сегодня вечером мне сказали, что Ла Моль совершил святотатство. В его городской квартире найдено много предосудительных бумаг и книг. Прошу вас вызвать председателя суда и как можно скорее приступить к следствию по делу о восковой фигурке, пронзенной в сердце, – деяние, направленное им против короля.
Екатерина».
VI. Незримые щиты
На другой же день после письма Екатерины комендант Венсенского замка вошел к Коконнасу в самом внушительном окружении, состоявшем из двух алебардщиков и четырех личностей в черном одеянии.