– Да, матушка.
– Намерены вы слепо слушаться меня во всем, что будет относиться к Генриху, которого вы не любите, что бы вы там ни говорили?
Герцог Алансонский усмехнулся.
– А я не выношу, – добавила Екатерина.
– Да, буду слушаться, – ответил герцог.
– Послезавтра приходите ко мне, я дам вам книгу, а вы отнесете ее к Генриху… и…
– И?..
– И предоставьте богу, провидению или случаю довершить все остальное.
Франсуа, достаточно хорошо зная свою мать, знал также и то, что не в ее обычаях было возлагать на бога, провидение или случай осуществление своих дружественных или враждебных замыслов; но он воздержался от дальнейших разговоров на эту тему, поклонился, как бы соглашаясь исполнить поручение, и вышел.
«Что она затеяла? – думал молодой человек, поднимаясь по лестнице. – Не могу понять. Но во всем этом ясно для меня одно: она действует против нашего общего врага. Ну и пусть действует!»
В это время Маргарита получила через Ла Моля письмо от де Муи. Ввиду того что между двумя просвещенными супругами не существовало тайн в области политики, Маргарита распечатала и прочла это письмо. Видимо, письмо оказалось очень интересным, так как она сейчас же, пользуясь наступившей темнотой в коридорах Лувра, быстро пробралась потайным ходом, поднялась по витой лестнице, внимательно осмотрела все кругом и легкой тенью проскользнула в переднюю короля Наваррского.
Со времени исчезновения Ортона переднюю никто не охранял. Это исчезновение, о котором мы ничего не говорили с того момента, когда читатель наблюдал трагический конец Ортона, очень встревожило Генриха Наваррского. Он поделился своей тревогой с мадам де Сов и с Маргаритой, но и та и другая знали не более его. Только мадам де Сов дала кое-какие сведения, на основании которых в его уме сложилось совершенно ясное представление о том, что бедный мальчик стал жертвою каких-то махинаций королевы-матери, и вследствие тех же махинаций он сам чуть-чуть не был захвачен совместно с де Муи в трактире «Путеводная звезда».
Всякий другой стал бы молчать, боясь проговориться, но Генрих все продумал: он понял, что молчание его погубит – ведь люди обычно не теряют своих слуг или доверенных людей так просто, а наводят справки и производят розыски. Генрих тоже наводил справки и расспрашивал в присутствии короля и самой Екатерины; спрашивал про Ортона у всех в Лувре, начиная с часового, ходившего у пропускных ворот, до командира охраны, дежурившего у короля в передней, но все было напрасно. Очевидно, Генрих был так глубоко огорчен этим событием, был так привязан к бедному слуге, что заявил о своем решении никем его не замещать, пока не убедится окончательно в бесследном исчезновении Ортона.
Как мы уже сказали, в передней было пусто, когда туда входила Маргарита. Как ни легко ступала королева, Генрих услышал ее шаги и обернулся.
– Вы, мадам?! – воскликнул он.
– Да. Читайте скорее, – сказала Маргарита и подала ему раскрытое письмо, содержавшее такие строки:
«Сир, настало время осуществить наш план. Послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены от Сен-Жермена до „Домиков“, то есть на протяжении всего леса.
Хотя это охота соколиная, но примите в ней участие; наденьте под платье хорошую кольчугу, прихватите лучшую вашу шпагу и выберите самую резвую лошадь из вашей конюшни.
Около полудня, то есть в разгар охоты, как только король поскачет вслед за соколом, ускользните один – если поедете на охоту один, или с королевой Наваррской – если королева едет с вами.
Пятьдесят человек наших будут спрятаны в павильоне Франциска I; ключ от павильона у нас; никто не будет знать, что они там, – они приедут только ночью, и ставни будут закрыты. Вы проедете дорогою Фиалок, в конце которой я буду ждать вас, а на поляне будут Коконнас и Ла Моль с двумя свежими лошадьми: эти лошади предназначаются для смены, на случай если ваша лошадь и лошадь ее величества королевы Наваррской устанут.
Прощайте, сир, будьте готовы вы, – мы-то будем».
– Жребий брошен! – сказала Маргарита, повторяя через тысячу шестьсот лет слова, произнесенные Цезарем на берегах Рубикона.
– Хорошо, мадам, – ответил Генрих, – я не обману ваших ожиданий.
– Станьте героем, сир. Это не так трудно: вам только надо идти своей дорогой; а для меня создайте красивый трон, – сказала дочь Генриха II.
Неуловимая улыбка скользнула по тонким губам Беарнца. Поцеловав руку Маргарите, он вышел первым посмотреть, можно ли ей пройти, и, выходя, стал напевать припев старинной песни:
Тот, кто строил крепко замок,
В нем не будет жить.
Принятая им предосторожность оказалась не напрасной: в ту минуту, когда он отворял дверь своей опочивальни, герцог Алансонский отворил дверь из своей передней; Генрих подал рукою знак Маргарите, а затем громко сказал:
– А-а! Это вы, брат мой! Добро пожаловать!
По знаку мужа Маргарита поняла, что надо делать, и убежала в туалетную комнату, вход в которую завешен был огромною ковровою завесой.
Герцог Алансонский вошел робкой походкой, все время озираясь.
– Мы одни, брат мой? – вполголоса спросил он.
– Совершенно одни. Что случилось? У вас такой расстроенный вид.
– Генрих, мы разоблачены!
– Каким образом?
– Захватили де Муи.
– Я знаю.
– И де Муи все рассказал королю.
– Что же он сказал?
– Что я желал занять наваррский престол и что для этого входил в заговор.
– Экое горе! – сказал Генрих. – Вы оказались в опасном положении, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?
– Я сам не знаю. Король, издеваясь надо мной, предлагал мне наваррскую корону. Он, разумеется, рассчитывал вырвать у меня какие-нибудь признания; но я не выдал ничего.
– И хорошо сделали. Святая пятница! Будем держаться крепко, от этого зависит наша с вами жизнь.
– Да, дело щекотливое, – ответил Франсуа, – поэтому, брат мой, я и пришел спросить вашего совета: как вы думаете – бежать мне или оставаться?
– Ведь вы же видели короля, если он с вами говорил?
– Конечно.
– Так вы должны были прочесть ответ в его мыслях. Действуйте на основании вашего чутья.
– Я бы предпочел остаться здесь.
Как ни владел собою Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение, и, несмотря на всю его мгновенность, Франсуа подметил это выражение на лету.
– Тогда оставайтесь, – сказал Генрих.
– А вы?