Пять зверских капель. Лечебник для бесстрашных

Пять зверских капель. Лечебник для бесстрашных
Александр Дорофеев

Чудесно, если бабушка жалобно повоет в уголке. А мама погоняет папу веником по квартире. Всё это усилит действие лекарства. Немного личного участия, и девочка, уверены, пойдёт на поправку.На обложке и в тексте рисунки автора

Пять зверских капель

Лечебник для бесстрашных

Александр Дорофеев

Одна девочка ничего на этом свете не боялась. А ведь известно – большинство-то самых отважных детей, не говоря о взрослых, хоть самую малость, да побаиваются. К примеру, привидений. Медведей на липовой ноге. Вурдалаков, которые на могилах кость, ворча, грызут. Кое-кто, конечно, чихать хотел на всю эту чертовщину. Зато трепещет при виде мышей, пауков, грузовиков с бандитами или маленьких яблочных червячков.

Знавал я человека, отважного на девяносто, как говорится, девять процентов. Лишь один – совсем завалящий – процентик страшно боялся смотреть на себя в зеркало. Случайно глянет, и в обморок.

А нашей девочке решительно всё было нипочём. Родители её до поры, до времени радовались, любуясь на медали за доблесть и отвагу, на водах и в огне. Но когда девочка объявила, что в мужья возьмёт только Кощея Бессмертного с упряжкой Змеев Горынычей и дворцом из костей человечьих, – родители кинулись к докторам.

Им сразу посчастливилось. Целитель и магистр Песадийо, известный под именем Аж-мороз-по-коже, осмотрел девочку.

– Замечена нехватка чувств, – сказал целитель, пошептавшись с магистром. – Случай не из простых. Начнём по капле перед сном. Вот вам специальный лечебник – флакон на полный курс! Хорошо если в комнате будут поскрипывать двери и половицы, трепетать огоньки свечей на сквозняке, а ветви деревьев царапать окна. Чудесно, если бабушка жалобно повоет в уголке. А мама погоняет папу веником по квартире. Всё это усилит действие лекарства. Немного личного участия, и девочка, уверены, пойдёт на поправку.

Иллюстратор Александр Дмитриевич Дорофеев

© Александр Дорофеев, 2018

© Александр Дмитриевич Дорофеев, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4485-7259-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дон Оррор, или магистр открывает флакон

Зимней ночью я оперировал картошку-синеглазку.

Стенала вьюга на дворе. Казалось, ноет и канючит – «пу-у-у-с-с-с-ти-и-и!»

О, как тоскливо, одиноко в моём пристанище. Картошка всё не оживала. Я распахнул форточку.

Вздохнула вьюга и протянула руку. Чёрную, но бледную. Коснулась моего лица.

– Гуляй, гуляй, вьюга! Чего ты хочешь? – промолвил я, пытаясь затвориться. Не тут-то было. Лохматая тень выперла из беспокойной ночи. Сверкнули круглые глаза.

– Пу-ссс-ти!

Я отшатнулся и упал, едва не растоптав картошку.

– У-у-у-х-х-х, – пронеслось по комнате.

Нет, то не вьюга, гулявшая, как прежде, за окном. Некто – маленький и безобразный – ввалился в дом. Свет померк, но я чувствовал – он рядом.

– Кто здесь?

И даже вьюга стихла, затаившись. Пока на ощупь, страшась прикосновений, я лампу разжигал, всё слышал за спиной – возню, сопение да костяное щёлканье. Наверное, зубное.

И озарилась комната – вот жуткое виденье! Зловещий карлик-горбунок! Кривой, как ятаган, носище. Оливковые грязные лохмотья. А пальцы-когти цепко ухватили синеглазку.

– Патата? А нет ли фиников, сеньор? – он хрипло буркнул, глядя исподлобья. – Немного фиников для бедного скитальца.

Заворожённый, поднёс я горсть румяных фиников, уже пошедших было на поправку. Они и охнуть не успели. А карлик встряхнулся, приосанился, перебирая носом лохмотья на груди. Затем он повертел картошку – так да эдак. Склонился к ней, прощупывая пульс.

– Залечили, сеньор, залечили. Прививки бесполезны, – и живо уколол картошку когтем где-то между глаз. – Хотя надежда есть…

– Да кто вы такой?! Не сдержался я. – Сожрать мои финики! Поучать магистра!

– Дон Оррор, к вашим услугам.

И вдруг он растопырил крылья, как майский жук, будто приглашал к дружескому объятию.

Я остолбенел. Безрукий, но крылатый карлик!

– Ужас! – пискнула земельно-корнеплодным голоском моя картошка-синеглазка. – Так звучит его имя на языке американских пататас, моих дальних предков, – она подмигивала мне всем, чем только могла. – Вглядитесь, это попугай!

Действительно, большая птица, клюв крюком, и оперенье. Нормальный говорящий попугай.

– Увы, увы, – вздохнул дон Оррор. – Не так уж я нормален. Я стар, рассеян и забывчив. Всё путаю! Кто я такой, на самом деле, – то ли карлик, то ли птица, то ли пустоголовая картошка-синеглазка, неблагодарная патата, которую вернул я к жизни. Пожалуй, триста лет скитаюсь в этом мире.

Бесспорно, попугай был речист, галантен, муй гентиль, как говорят на родине картошки. Но и самый отсталый осёл, протяни он три века, наберётся ума-разума. Дело в среде обитания.

– Откуда же вы родом, дон Оррор?

– О, там не ступала нога человека. А раз ступившая, не возвращалась, – он призадумался. – О чём я? Ах да, ещё горсть фиников, и я поведаю о бестиях, невиданном зверье – отродье редком и зловредном…

Картошка-патата позеленела, прикрыв синие глазки. А я устроился, как мог, оплакивая финики и сомневаясь в каждом слове дона Оррора – то ли говорливого попугая, то ли косноязычного карлика.

Василиск – царь змей, или первая капля

Василиск живёт в пустыне. Где появится – там пустыня. Всё гибнет!

Поглядит Василиск направо. Поглядит налево, назад, вперёд – всюду одно и то ж – пустыня. Покуда хватает глаз Василисковых. Только тихо-тихо течёт, пересыпается песок под петушиными его лапами.

Тёмной ночью бледно мерцают его глаза, как звёзды Скорпиона. А на голове – царственный огонь красного гребня. Издали видать. Кто знает, обойдёт дальней стороной. Но всегда есть безрассудные, что летят, как мотыльки, на Василисков костёр, который испепеляет. И в прах рассыпаются, шуршат песчинками под петушиными лапами.

Давным-давно появился Василиск из яйца, снесённого на заре каким-то шальным петухом. Так и зовут Василиска – петушиное отродье.

А крылья-то у него лебединые! Хочет Василиск улететь из пустыни, оглядеть цветущие земли, да мешает драконий хвост – длинный, в чешуе, волочится по песку, как корабельный якорь. Разбежится Василиск, взмахивая лебедиными крыльями, оттолкнётся петушиной лапой – вот-вот, кажется! И рухнет на песок.

О, как разгораются глаза Василиска! Далеко пронизывают ночь. Горе, горе тому, кого настигнет этот яростный свет. Вскрикнуть не поспеет, а уж нет его. Так, горсточка лёгкого праха…

Бежит Василиск из края в край пустыни, и шпоры его высекают искры. За хвостом – широкая полоса, будто множество змей проползло. Василиск – царь змеиный. Искры, им высекаемые, порождают ядовитых гадов. Кобры, эфы, мамбы, щитомордники – все прислуживают Василиску.