Пустотa

Даша развернулась в направлении кормы корабля и слегка тронула джойстик. Четыре тонкие газовые струи синхронно вырвались из крошечных дюз на спине реактивного ранца, отправляя её вперёд. Вильямсон последовал за ней, я же слегка подзадержался, отпустил их, снял с карабинов закреплённую на груди фотокамеру. Подняв аппарат на уровень лица, прицелился и сделал пару снимков: двое крошечных человечков, удаляющихся вдоль корпуса огромного МТКК. Удовлетворившись качеством полученных фото, я направился вслед за ними.

Мы пролетели мимо массивного пристыкованного к одному из боковых докпортов «Дедала», мимо сияющего на солнце своей белоснежной обшивкой гибернационного отсека и закреплённых рядом с ним внешних грузовых отсеков в сторону кормы. Обогнув баки с топливом для двигателей ориентации, мы наконец добрались до модуля связи. Он располагался прямо внутри решётчатой фермы, представлявшей собой, по сути, хребет корабля. Модуль являл собой небольшой, примерно пяти метров в диаметре негерметичный отсек, заполненный различной радиоаппаратурой. Сбоку этого отсека располагалась длинная мачта, на конце которой находилась пятиметровая параболическая тарелка дальней связи, а также несколько антенн поменьше.

– Окей, это здесь, внутри этого короба. – Вильямсон указал на массивный алюминиевый ящик в основании радиомачты, из которого в разные стороны торчали многочисленные связки кабелей.

– Уверен? – спросил я.

– Слушай, я несколько месяцев убил на изучение радиооборудования этого корабля! Уж наверное я знаю, что и где тут находится? – возмутился он – К тому же я ведь не сомневаюсь в твоей компетенции, когда дело касается навигации и пилотирования.

– Да, извини, Мейс. Тупой вопрос, – я смутился.

– Хватит болтовни, господа. Давайте лучше начнём работать, – прервала нас Даша.

Мы достали инструменты и принялись за дело. Орудуя шуруповёртом, Вильямсон споро открутил фиксирующие крышку короба болты, передал её мне. Я закрепил её при помощи карабинов на корпусе корабля. Дальше он аккуратно вынул нужные нам блоки и отсоединил кабели идущие к ним.

– Вот и всё, теперь мы официально без связи, – выдергивая последний шлейф, сказал он.

– Теперь осталось самое главное: собрать на коленке новую систему, причём так, чтобы она работала, – принимая из рук Мейса один из блоков, сказала Даша.

– В крайнем случае, если у нас ничего не выйдет, мы всегда можем вернуть всё как было, – заметил я.

Новую систему было решено смонтировать неподалёку внутри центральной фермы, между баками с гелием, которые по нашей задумке должны были защитить хрупкую электронику от космической радиации и солнечных лучей. Конечно, Сатурн – это далеко не Юпитер, и «фонит» он гораздо слабее, но всё же бережёного бог бережёт. Радиация всегда была проблемой в космосе, влияя не только на здоровье людей, но порой выводя из строя оборудование, она стала причиной проблем в ходе множества миссий. И мы совершенно не хотели взаправду угробить наши почти драгоценные блоки.

Пока Вильямсон устанавливал радиооборудование, я протянул к месту монтажа проводку: электрический кабель, чтобы запитать всё это дело, и волновод, чтоб соединить новую аппаратуру с главной антенной. Даша тем временем занималась системой охлаждения. В космосе температура представляла собой проблему не меньшую, нежели радиация. Вакуум – отличный теплоизолятор, в нем попросту нет молекул, которые переносили бы тепло. Поэтому мы не могли оставить наше оборудование без охлаждения – оно бы в этом случае просто перегрелось бы и вышло из строя. Чтобы этого избежать, Даше пришлось подключить собранную нами радиоэлектронную конструкцию к системе терморегуляции корабля, благо один из её модулей оказался расположен совсем рядом и даже имел свободные разъёмы, так что всё, что нужно было сделать, – лишь протянуть от него к нашей новой системе связи трубки, по которым циркулировал бы хладагент, да открыть нужные клапаны.

Работа по монтажу новой системы связи заняла у нас практически шесть часов. Запасы топлива и воздуха уже подходили к концу – до заветной отметки в тридцать процентов, после которой начинался аварийный резерв, оставалось совсем немного. Тем не менее дело было практически сделано.

– Это модуль передачи данных, – сказал Вильямсон, подключая небольшую серебристую коробочку с антенной к остальному оборудованию. – Работает на частоте пятнадцать и пять мегагерц, вне диапазона основной внутрикорабельной информационной сети, плюс ещё и использует совсем другой протокол, а значит, подключиться к нему с помощью наших планшетов невозможно. У нас на борту таких установлено много, они обеспечивают обмен данными по радиоканалу между некоторыми вспомогательными системами. Ну это… чтобы не тянуть лишних проводов. – Вильямсон принял у меня из рук пару металлических хомутов и с их помощью притянул устройство к стойке.

– В общем, таких штук у нас много, – повторил он, – поэтому даже если вдруг кто-то засечёт радиосигнал, то это не вызовет подозрений. Будем управлять новой системой связи через него.

– Постой, но если он работает на другой частоте, да ещё и использует другой протокол, то как мы подключим к нему наши планшеты? – поинтересовалась Даша.

– За это не волнуйся, – ответил Вильямсон. – Сделаем всё в лучшем виде. Просто принесёшь завтра мне свой гаджет, я поколдую с ним немного и научу его общаться с этим парнем. – Он хлопнул ладонью по только что установленному радиомодулю.

– Как мы вообще поймём, что вся эта хрень работает? – спросил я, глядя на смонтированное нами оборудование. – Что, если Земля заговорит, а мы этого не услышим, потому что где-то напортачили?

– Проверить работоспособность новой системы несложно, – ответил мне Вильямсон. – Мы можем послать сообщение сами себе. Наведём антенну на одну из лун Сатурна, включим передатчик, а затем попробуем принять отражённый сигнал. Если получится, значит, всё работает как надо.

– А если нет? – вновь спросил я.

– А если нет, то будем разбираться, где и что мы сделали не так, – ответила за Вильямсона Даша.

***

Прошло две недели с момента потери контакта с Землёй. Реакция среди экипажа на это была разная, впрочем большинство восприняли сложившуюся ситуацию стоически. Как бы то ни было, Дашин план сработал, люди поверили нам, и это помогло избежать серьёзных психологических проблем. Со временем все более-менее успокоились, свыкнувшись с мыслью, что на какой-то период мы будем сами по себе.

Нет, конечно, мы не прекращали попыток наладить связь, неустанно вызывая Землю на всех доступных нам частотах, однако ответа по-прежнему не было – родная планета продолжала молчать. Более того, несколько раз мы даже попытались установить контакт с марсианской научной станцией «Маринер», чья система связи обладала достаточной мощностью, чтобы «дотянуться» до нас, однако и это не принесло никаких плодов. Вероятно, их антенны были попросту развёрнуты в другую сторону, туда, куда они были направлены постоянно – к Земле, так что услышать нас они не могли. В принципе, мы не очень-то и рассчитывали на этот вариант, однако попробовать всё же стоило.

В общем и целом жизнь на борту шла своим чередом: мы, группа управления кораблём, усердно работали, готовя «Армстронг» к предстоящему выходу на орбиту Сатурна: проверяли оборудование, проводили различные расчёты, устраняли выявленные неисправности. Ребята из научной группы в меру возможностей помогали нам, не забывая при этом заниматься своими собственными заботами. Газовый гигант стремительно приближался, увеличиваясь с каждым днём, он постепенно превратился из яркой звезды прямо по курсу корабля в знакомую всем нам ещё по школьным учебникам окольцованную планету. «Армстронг» уже давно вошёл в сферу его гравитационного влияния и нёсся теперь к газовому гиганту по гиперболической траектории, покрывая тысячи и тысячи километров космического вакуума за неприлично малое по меркам земных скоростей время.

Наконец настал ключевой день всей нашей миссии, когда нам предстояло выйти на орбиту вокруг Сатурна. Мы должны были проскочить между внутренним краем его колец и атмосферой, одновременно с этим запустить двигатель, затормозить и тем самым замкнуть нашу орбиту вокруг него. Если по каким-то причинам у нас это не выйдет, «Армстронг» просвистит мимо планеты с бешеной скоростью, после чего устремится дальше, пока не вылетит за пределы нашей Солнечной системы.

Группа управления кораблем в полном составе находилась на мостике. Атмосфера в отсеке была наэлектризована настолько, что, казалось, воздух можно было резать ножом. Каждый из нас чувствовал небывалую важность приближающегося этапа полёта – от того, удастся ли нам выполнить манёвр торможения и выйти на орбиту, зависел не только успех всей миссии, но и наши жизни. Касаемо самого газового гиганта, болтавшегося впереди и чуть левее курса, то он стал уже просто до неприличия огромным и продолжал увеличиваться с каждой минутой по мере нашего приближения.

– Начинаю вывод реакторов на полную мощность, – объявила Жаклин Кусто.

– Федь, нам нужна коррекция? – Даша повернулась ко мне.

Я мельком посмотрел на монитор навигационной системы, убедившись, что за прошедшее время корабль не сбился с траектории.

– Отклонений по курсу нет, так что, думаю, смело можем работать по рассчитанной вчера программе. В крайнем случае, если заметим, что нас будет сносить, можем сделать корректировки по ходу торможения.

– Хорошо, тогда начинай разворачивать нас, – сказала Даша.

Я натянул на голову гарнитуру, подключился к системе громкой внутрикорабельной связи и произнес:

– Внимание экипажу, внимание экипажу! Всем занять места согласно купленным билетам, приготовиться к включению маневровых, мы начинаем разворот в ретроградное положение.

Корабль, летевший доселе носом вперёд, надлежало развернуть на сто восемьдесят градусов, так, чтобы двигатель работал на торможение. Щёлкнув одним из десятков переключателей у себя над головой, я включил реактивную систему управления, ввёл программу в автопилот и уже собирался было активировать его, но в последний момент передумал и переключился на ручной режим. Не знаю, почему я поступил именно так, наверное, это был просто порыв эмоций – в какой-то момент мне вдруг захотелось ощутить-таки себя настоящим пилотом и сделать хоть что-то самостоятельно без посредства автоматики. Дарья с удивлением посмотрела на меня, впрочем, так ничего и не сказав. В конце концов, ни одна инструкция не запрещала мне управлять вручную, лишь отводя этому способу вспомогательную роль. Я мягко тронул рукоять джойстика, задавая кораблю направление вращения. Включились двигатели ориентации, по корпусу прокатилась волна легкой вибрации, плавно, словно в замедленной съёмке, «Армстронг» стал поворачиваться кормой вперёд. Разворот такой огромной туши не мог быть быстрым и занял без малого пять минут. Окончательно выровняв курс, я включил автопилот. Сверившись с данными навигационной системы, сообщил:

– Разворот закончен, к маневру торможения готовы.

– Принято, Жаклин, что у тебя? – поинтересовалась Даша.

– Температура первого ядра тысяча градусов, растёт, второе… девятьсот пятьдесят и тоже ползёт вверх, – отрапортовала инженер.

– Принято.

«Армстронг» стремительно нёсся в сторону Сатурна, выставив вперед решётчатое сопло. Реакторы корабля постепенно набирали мощность, чтобы в нужный момент отдать её всю маршевому двигателю. Мы быстро пробежались по чек-листу, проверив наши системы и убедившись в их полной исправности и готовности к работе. Теперь нам оставалось лишь ждать.

Сатурна видно больше не было – обзорное окно мостика смотрело теперь в противоположную от него сторону, поэтому я подключил один из своих мониторов к камере внешнего вида. Скорость сближения с планетой была столь высока, что, понаблюдав за её изображением на экране несколько минут, можно было увидеть, как она постепенно увеличивается в размерах. Я посмотрел на таймер обратного отсчёта, до включения зажигания оставалось двадцать минут. Вспомнил вдруг, как полтора года назад, сидя в этом самом кресле, точно так же ожидая запуска двигателя, глядел на вечерние огни распростёртых подо мной земных городов. Интересно, горят ли они сейчас? Или всё, что нас ждёт дома, – лишь выжженная, покрытая радиоактивным пеплом пустыня? Мысль о том, что нам больше некуда возвращаться, пугала до дрожи, так что я попытался прогнать её. Нужно было сконцентрироваться на предстоящей работе.

– Тепловая мощность реакторов сто процентов, температура обоих ядер полторы тысячи, держится стабильно, – вырвал меня из потока тяжёлых мыслей голос Жаклин.

– Хорошо. Уилл, как там у вас дела? – спросила Дарья, обращаясь к Андерсону, находящемуся вместе с другими учёными в корабельной обсерватории.

– Нормально, работаем по установленному плану.

– Принято, будьте готовы к началу ускорения в течение пяти минут.

– Понял вас.

– Жаклин, готовь двигатель, – скомандовала Дарья.

Девушка перещёлкнула предохранительные тумблеры и подключила силовые цепи питания, открыла клапаны, активировала насосы, прокачав топливо и хладагент для термоядерного реактора по системе. Панель контроля двигателя вспыхнула зелёным, сообщая о готовности к запуску.

– Сделано.