Страницы нашей жизни том-10

Однако каждый раз, бывая в гостях у родственников, ухитрялся вновь забраться к ним на чердак. Копчёное мясо из холодильника у Елизаветы Петровны совсем не пахнет окороком.

Выходит, что это вам не свинина, а какое-то другое животное, которое убили люди. Затем закоптили под свиной окорок.

Лучше бы они этого не делали. Окорок у них всё равно не получился. Зря убили животное. Так бы это животное паслось бы где-то на поле в природе.

Люди могли бы им любоваться. Этих убийц животных самих надо убивать. Делать из них окорока и окороками кормить хищников на природе. Фрукты и овощи у Елизаветы Петровны тоже были какие-то другие на вкус.

Большинства названия фруктов и овощей вообще не знал. Даже видел эти фрукты и овощи впервые. Единственное, что мог узнать сразу из всех продуктов на столе, так это коровье молоко, которое Елизавета Петровна наливала мне из какого-то странного пакета. Сильно похожего на стекло, но только очень мягкого и холодного от холодильника. Коровье молоко было единственным продуктом, который любил с детства. Мог сразу свободно выпить целую кружку коровьего молока одним духом.

– Вижу, ты с голоду не пропадёшь, – улыбаясь, сказал хозяйка, вытирая мой рот полотенцем.

– Так бабушка говорит, когда меня кормит, – вытирая нос, сказал. – Мне хочется быть взрослым.

– Станешь взрослым, когда будешь после сытной еды хорошо спать, – сказала Елизавета Петровна, уводя меня в белую спальню. – Сейчас уложу тебя спать, а сама поищу твоих родителей.

Спальня Елизаветы Петровны была белой-белой, как больничная палата, в которой мне делали операцию, когда у меня на правой ноге под коленом выросла огромная шишка и мне эту шишку отрезали острым скальпелем, а затем зашили нитками. Кровать в спальне Елизаветы Петровны была одна, но очень большая.

Пол в спальне такой, как во всей квартире каменный. На потолке какая-то странная лампа длинной трубкой с белым цветом, как молоко. Занавески не обычные, с какими-то рисунками и с кольцами на длинной полосе из алюминия.

– У нас дома, точно такие старинные часы кукушка на стене, – сказал хозяйке, показывая на часы кукушка, на стене. – Даже стихи про них сочинил. Мой стих так и называется -

Старинные часы.

Над моей детскою кроваткой,

Где все, как в жизни, в беспорядке.

Висят на стенке, как игрушка,

Часы старинные «кукушка».

«Тик так, тик так» – стучат часы.

Спешат секунды и минутки,

Они уже создали сутки.

Вот сутки собраны в недели,

Сам встаю из колыбели.

Недели мчатся без конца

И создаются месяца.

Свой у Времени каприз природы,

Все месяцы собрались в годы.

Что надо делать день за днём,

Мы оставляем на потом.

Ещё мы не достигли цели,

А годы жизни пролетели…

…Все также на стене игрушка,

Часы старинные «кукушка».

«Тик так, тик так» – в который раз,

Стучат часы, но, не для нас.

– Ты действительно настоящий поэт! Часы с кукушкой, это единственное, что осталось от Родины, – с грустью, сказала женщина, укладывая меня в постель. – Когда меня высадили из самолёта и привезли сюда, то у меня в руках были эти старинные часы с кукушкой. Больше ничего нет…

– Ни разу не летал на самолёте, – с грустью, сказал. – Ездил один раз на поезде и на автобусе.

– Как тогда ты попал к нам сюда? – удивлённо, спросила Елизавета Петровна. – Морем приплыл?

– Вам говорил, что полез на Чёртову гору и свалился с неё прямо к вам, – настырно, ответил.

– Хорошо! Фантазёр! Спи! Завтра с твоими родителями разберёмся. – сказала хозяйка квартиры.

Повинуясь требованиям старшей по возрасту, тут же лёг спать в шикарную кровать. Мне почти сразу стал сниться сон, в котором превратился в птицу и полетел к себе домой. Внизу подо мной простирались огромные поля и леса с диковинной растительностью.

После поднялся до белоснежных вершин Кавказских гор. Едва не отморозил свои крылья, пролетая над вершинами Северного Кавказа. Затем стал спускаться вниз и вскоре приземлился у своего дома, где меня ждала мама с заплаканными глазами.

Меня уложили спать в детскую кровать, над которой, как прежде, на стенке висели часы кукушка. Вокруг собрались многочисленные родственники, терские казаки. Открыл глаза и убедился в том, что мой сон был явью. Над моей кроватью весели все те же самые старинные часы кукушка.

Ко мне склонилась моя мама с заплаканными глазами. Наш дом был заполнен многочисленными родственниками, знакомыми и просто соседями. У всех присутствующих в квартире был такой вид, словно они все чуть не потеряли самоё дорогое в жизни. До сих пор никак не могут успокоиться и поверить в какое-то чудо.

У женщин глаза мокрые от слез. Мужчины тоже едва сдерживали слезы, подступившие к глазам. Сам был готов разреветься. Но мысль о том, что скоро стану взрослый, сдерживала мои слезы. Не мог позволить себе реветь.

– Горе ты моё луковое, – как всегда, сказала мама, целуя меня в щеку. – Когда ты, наконец-то успокоишься и перестанешь путешествовать? Тебе в школу идти учиться. Пора давно остепениться…

– Когда пойду в школу, сразу стану серьёзным, – по-взрослому, ответил. – Ты подожди мама. Мне надо повзрослеть. Всё будет хорошо. Буду учиться, учиться и учиться, как говорил Ленин – вождь пролетариата…

– Думаю, что таким неугомонным Шурка будет всю свою жизнь, – откровенно, заявила бабушка Нюся. – Тебе Мария придётся привыкать. Иначе, Шурка далеко навсегда улетит из своего гнезда.

Мне неизвестно откуда моя бабушка знала о моих полётах. Может быть, это она сказала просто так образно, как говорят в народе о своих детях, покинувших отчий дом? То, что бабушка знала много того, чего не знали другие люди, это знали не только наши родственники, а также многие другие знакомые и соседи.

Поэтому к бабушке Нюси часто приходили люди за советом или узнать, что будет с ними в скором будущем. Бабушка никогда не брала с людей денег за свои советы и предсказания по жизни.

Хотя мы жили бедно и бабушке Нюсе, парализованной на обе ноги, нужен был постоянный, хороший уход со стороны медиков и родных. Бабушку никак не могли вылечить.

В то время не было специальных больниц, а также инвалидных колясок. Но если бы даже были такие больницы, то всё равно никто из наших родственников не отдал бы бабушку в дом престарелых или в больницу для инвалидов. Так не было принято среди терских казаков отдавать своих немощных стариков и инвалидом в казённые дома престарелых. Это был позор для всех нас.