– Помнится, я поручил тебе… то есть, тебе было поручено Советом Обороны… всеми нами… проработать детали и механизм чрезвычайного положения. Ты также должен был подготовить свои предложения. Ну, и как: проработал?
– Проработал, Михаил Сергеевич.
– Подготовил?
– Подготовил, Михаил Сергеевич.
– Докладывай!
Дрожащими руками Янаев расстегнул кожаную папку, вынул из неё одинокий листок – и тот завибрировал в пальцах вице-президента. Вослед листку завибрировал и голос «докладчика».
– Я предусмотрел… мы предусмотрели… предусматривается четыре варианта введения чрезвычайного положения. Вариант первый: ЧП в Москве и некоторых других регионах.
– Перечень регионов?
Дрожащие пальцы Янаева вновь завибрировали в направлении папки, но Горбачёв великодушным жестом «дал отбой». Вице-президент не слишком элегантно проглотил комок в горле – и задышал ровнее.
– В перечень входят наиболее проблематичные… в настоящем времени… регионы. Он, конечно, может… и будет пополняться за счёт новых очагов напряжённости… Это – что касается первого варианта…
Глаза вице-президента вернулись к листку.
– Теперь – вариант номер два: чрезвычайное положение – по всей стране… Ну, чтобы всем – так всем…
– Убедительный довод, – покривил щекой Горбачёв. – Коротко и ясно!.. Дальше!
От президентской иронии вкупе с командирским голосом Янаев вздрогнул, как от удара хлыстом: «устав» товарищ знал назубок.
– Третий вариант, Михаил Сергеевич – это прямое президентское правление в столице и отдельных территориях.
– «Прямое президентское правление»?
Лицо Горбачёва изобразило неподдельную заинтересованность: идея «показалась» Генсеку.
– Да… пожалуй… И звучит как-то… более мирно, что ли… Не так угрожающе…
Тут же на контрасте с мажорным заявлением лёгкое облачко накрыло президентское чело – и заинтересованность кончилась.
– Да, но правление-то – президентское… Да ещё – прямое… Значит, все останутся в стороне – а шишки на меня повалятся?.. Нет, тут надо ещё крепко подумать…
Вряд ли кто из присутствующих сомневался в этот момент в том, что Михаил Сергеевич уже «крепко подумал». Всё, что касалось «личной безопасности» – в отличие от всего остального – не откладывалось Горбачёвым «в долгий ящик».
– Четвёртый вариант, насколько я разбираюсь в логике – то же самое, но уже по всей стране?
– Совершенно верно, Михаил Сергеевич.
Янаев отклеил взгляд от шпаргалки – и преданными глазами уставился в президента. Несколько мгновений тот «отсутствовал в себе»: примерял варианты. Тоже – к себе. Наконец, Горбачёв вернулся на лицо заждавшегося «вице».
– Ну, хорошо… В смысле: пусть пока полежит… У тебя…
Михаил Сергеевич, конечно, не мог не заметить, как от этих слов иронически покосились лица Павлова, Крючкова и Бакланова, всё активнее проявлявшихся в качестве «лидеров оппозиции». Доставлять им удовольствие «нашим ответом Чемберлену» Михаил Сергеевич не захотел: и так всё время – «на линии огня». Поэтому, хоть он и не мог не заметить, а «не заметил». Логика его рассуждений была простой: авось, заметив, что президент «не заметил», «бузотёры» утихомирятся и свернут наступление. Но он ошибся. Отцепив ухмылку, Павлов не отцепился от вождя.
– А как – насчёт Союзного договора, Михал Сергеич?
– Ну, как Вы не понимаете! – не удержавшись линии, взорвался Горбачёв. Взорвался «по совокупности преступлений оппозиции». Потому что накопилось. Потому что «достали».
– Чего мы не понимаем? – дерзко не испугался Павлов.
– Того, что у нас нет выбора! Если мы не подпишем этот договор в августе, в сентябре республики, всё до одной, разбегутся, кто куда! И не будет даже такого Союза… не совсем Союза… но – всё-таки!
Полагая, что сокрушил противником текстом, Михаил Сергеевич ринулся добивать его глазами. Но Павлов «выжил» – а «огнедышащий взгляд» президента лишь закалил его оппозицию, как ту сталь – булатом.
– Михал Сергеич, Вы переставили местами причину и следствие. Республики действительно разбегутся, но не без этого договора, а вследствие него! Потому что Союз развалит не отсутствие нового договора – а такой договор. «Проект Союзного договора» – это не проект союзного договора. Это даже не проект договора о конфедерации на швейцарский манер. Это – лишь форма упорядоченного развода. Никакого союзного государства этот проект не создаёт и не закрепляет. Он лишь узаконивает ликвидацию федеративного государства.
– Я подпишу договор, чего бы это мне не стоило!
Прекращая дискуссию, Горбачёв начальственно окаменел лицом – и доработал «момент личного руководства» кремлёвским статусом и «римским статуем».
– И вся демократия! – хмыкнул Павлов, явно не собираясь уступать последнего слова президенту. – Только уважаемый Михаил Сергеевич забывает, что есть ещё Верховный Совет, его сессия и Съезд народных депутатов. А они вряд ли будут в восторге от келейного приговора стране…
Это уже было слишком – и под кожей на лице Горбачёва ходуном заходили желваки. Он вскочил с места – и не для большего эффекта: не смог усидеть от такой наглости. Глаза его заскользили по лицам «соратников», но приоткрывшийся для резкой отповеди рот вдруг закрылся, чтобы тут же открыться уже для другого текста.
– Товарищи, у меня сегодня ещё много дел…
Это было неправдой, но иного способа прекратить дискуссию, уже вовсю принимавшую опасный характер, Горбачёв попросту не нашёл.
– … А завтра я всех жду в Шереметьево.
Под общий минорный выдох народ загремел стульями.
– Владимир Александрович!
Оклик – больше окрик – Президента «застал» Крючкова уже у двери. Председатель КГБ обернулся.
– Задержись!
Горбачёв многозначительно постучал пальцем по крючковской папке.
– Есть вопросы…
Глава третья
…Насчёт сегодняшнего «обилия дел» Горбачёв соврал: дела были вчера. Вернее: одно дело. Зато – какое: Михаил Сергеевич конфиденциально встречался с Ельциным. Встреча, конфиденциальная и даже нелегальная, состоялась в «легальном» Кремле. Ничего предосудительного в этом не было: встречались два президента. Для обсуждения «актуальных проблем современности». Формально – никаких претензий.
Но – лишь формально. Настоящим поводом для встречи, инициатором которой выступил Горбачёв, явилась записка Крючкова, переданная Михаила Сергеевичу главой КГБ из рук в руки, без свидетелей и «сдал-принял». Лейтмотивом записки, грамотно составленной и «железно» обоснованной, был убойный: «Заговор демократов готов. Выступление запланировано на сентябрь текущего года».
Записка была вручена Горбачёву третьего дня – но реагировать сразу он не стал. Прежде всего, Михаилу Сергеевичу нужно было посоветоваться с Раисой Максимовной: последнее слово всегда оставалось за ней. Впрочем, как и первое. Как она решила бы – так бы он и поступил.
Ознакомившись с запиской, Раиса Максимовна приняла решение сразу же: Мише нужно безотлагательно встретиться с Ельциным. Встретиться – и объяснить ему, что эта демократическая затея – чистой воды авантюра. И не только потому, что «самостийным вождём» и «народным трибуном» Ельцин может быть лишь при ненавистном Горбачёве. Не менее важным обстоятельством было и то, что Горбачёв сам «балансировал на грани»: консервативный элемент в руководстве страны уже не считал нужным таить свои коварные планы. Поэтому Ельцину следовало не умышлять против Горбачёва, а действовать сообща. Против общего врага.